Калгари 88. Том 2 (СИ) - Arladaar Страница 23

Недокрут в четверть оборота, «чирик», на фигурнокатательном сленге, по правилам считался небольшой ошибкой. Наказанием было лишь снижение GOE. Но прыжком признавался сделанным согласно заявке. Казалось бы, «чирик» — ошибка небольшая и легкоустранимая…

Но что происходит, если лезвие конька приземляется на лёд не ровно по ходу движения, а под углом в 90 градусов поперёк траектории прыжка? Тело-то летит прямо по траектории, как и положено при заходе. Нога в голеностопе скручивается на угол в 90 градусов, да ещё при сильнейшем ударе. Только выворотность голеностопного сустава спасает спортсмена от тяжелейших травм — разрывов связок, суставов, переломов головок костей. Для обычного человека подобное приземление было бы именно таким. Для фигуриста — лишь небольшое понижение стоимости в протоколе. Даже падение не всегда происходило, чаще спортсмен коряво качался при выезде, теряя равновесие, или опирался рукой о лёд.

А многие читерши, особенно из числа японских фигуристок, та же Ханука Миядзара, так вообще недокруты положили в технику прыжка, делая сначала так называемый преротейшен, то есть оборот на льду перед прыжком, потом собственно сам прыжок в полтора оборота. И после приземления докручивали половину оборота на льду. По факту прыжок получался полуторный, но в протоколе значился тройной прыжок. Изрядная экономия сил. Однако не все судьи признавали хитроумность японок. В Северной Америке, США и Канаде, традиционно бдящих за чистоту техники фигурного катания, оценку японок сильно резали из-за этого, и она часто выходила со значительным снижением базовой стоимости.

Но Арина Стольникова никогда не читила! Выращенная русской школой классического фигурного катания, все обороты она делала в воздухе! И диковинная электроника японцев, показывающая траекторию, высоту прыжка, время полета в воздухе и расстояние, которое пролетела фигуристка, выводила удивительные данные, по которым можно было воочию увидеть богиню, летящую надо льдом.

В этот раз богиня тоже пролетела над льдом неплохо. Но недостаточно. Левковцев едва удержал Арину после приземления, иначе она бы свалилась на бок. На льду остался явный знак недокрута — жирная запятая, хотя при хорошем прыжке, уверенном приземлении и чистом выезде, на льду оставалось длинное тире.

— Ой! — виновато вскрикнула Арина, гася выезд торможением. — Я больше так не буду!

— Ещё две попытки! — непреклонно и сурово сказал Левковцев. — Поехали на стартовую позицию.

— В этот раз также сделаем? Разгон такой же?

— Внесём изменения! — заявил Левковцев. — Продлим дорожку разбега ещё на один шаг. Но… Люда… У тебя совсем не останется расстояния на выезд. После приземления бери сразу вправо, и проедешь в миллиметрах от борта. Если не приземлишься чисто, мы снесем борт. Понимаешь? Это огромный риск.

— Всё будет нормально! — усмехнулась Арина.

Ей ли, привыкшей к тесным североамериканским аренам, не знать, что такое миллиметраж, когда приземляешься и проезжаешь после каскада на расстоянии ширины ладони от бортика.

Встав на то же место, откуда стартовала и первый раз, Арина опять начала разгон. Кросс-роллы, перебежки, разворот в моухок, снова кросс-ролы, становящиеся всё быстрее. Лишний четвертый шаг, чоктау назад-наружу, трехметровая постановка на ребро, удар, толчок, крутка, и приземление на правую ногу. Проехали в нескольких сантиметрах от борта. Получилось! Получилось, черт возьми!

— Урааа! — закричала Арина. — Надо ещё! Последний раз!

Последний раз получился смазанным, как и первый прыжок. Опять недокрут и едва ли не падение. И тут она поняла. Вот и вылезло превышение массы тела относительно кондиций мышечной силы. Тело Люськи ещё было полноватым для тройных прыжков. Но всё равно! Во времена Арины девчонки-юниорки как-то же прыгали в таком теле и прыгали очень уверенно. Это называлось «наработка». Упорная тренировка, ничего больше.

— Всё. Закончили, — непреклонно сказал Левковцев. — Больше тут смотреть не на что. Пятьдесят процентов это неважный результат. Я тебе запрещаю прыгать тройной. Люда, ты просто убьешь себя о лёд, и на этом твоя карьера будет закончена. Очевидно, что ты не готова.

— Владислав Сергеевич, но получается же! — заныла Арина. — Давайте я попробую без удочки! Она меня сдерживает! Получится! Вот увидите!

Левковцев, иронически качая головой, отвязал Арину от лонжи и показал на лёд.

— Давай! Милости прошу!

Левковцев, конечно, никогда не дал бы согласия на тройной прыжок, да ещё не накатанный, но сейчас он видел, что до удачного исполнения осталось немного, всего чуть-чуть. Пусть прыгает, если хочет. В его карьере это был бы огромный плюс.

Без лонжи свободы было больше. И пришла уверенность, что все получится. Арина начала разбег, прошла все этапы набора скорости, прыжок… Хорошее приземление. И выезд в крутую дугу, иначе влетела бы в борт. Получилось!

— Урааа! — закричала Арина. — Ещё раз!

Получился второй раз и третий и четвертый. Арина вошла во вкус. Поймала кураж, что называется. Но Левковцев прервал победную серию, захлопав в ладоши.

— Люда! Всё! На сегодня действительно, тренировка закончена. Ты большая молодец!

Тренер приобнял Арину и ободряюще похлопал по спине.

— Всё! Сейчас действительно всё! Иди домой, отдыхай и не нагружайся мыслями.

Легко сказать «не нагружайся». Как? Если всю дорогу домой только и думала с радостью, что смогла и преодолела своё тело в очередной раз. Но, как у бывалой спортсменки, глубоко внутри сидела и тревога. Потому что по опыту знала: подобные мысли вредны и крайне опасны. Ведь на пути к победе ничего ещё не сделано, а радость присутствует. Присутствует чувство, что всё уже в кармане, всё получилось. Конечно, негативные мысли были бы ещё хуже. Но идеальным вариантом было бы вообще не думать о предстоящем старте и не нагружаться — прав Левковцев.

…А в это время, когда Арина Стольникова перебарывала себя, стараясь не думать ни о тройном лутце, ни о предстоящем старте, в просторной квартире огромного сталинского дома на проспекте Якова Свердлова царило уныние. Марина Соколовская, приехав домой на служебной «Волге» отца, медленно поднялась на второй этаж, волоча рюкзак с буржуйским Микки Маусом по ступенькам лестницы, открыла дверь большим ключом и, зайдя в просторную прихожую, опустилась на пуфик, бросив рюкзак в угол. Горькие безутешные рыдания наполнили всю квартиру и вызвали тревогу у родителей, чуть ли не бегом появившихся у сидящей дочери, плачущей, закрыв лицо руками.

— Маришка! Ну что случилось? Милая, что стряслось? — растерянно спросил Владимир Степанович, директор Уралвагонзавода, отец Соколовской.

— Малышка, кто-то обидел? Что произошло? — рядом на пуфик присела мама, Елизавета Константиновна, директор монтажного техникума.

— Ничего! Ничего не случилось! — Соколовская, сбросив на пол дублёнку, шапку, рванув с шеи дорогой мохеровый шарф, и стянув сапоги, побежала к себе в комнату, и со всей силы бухнулась на кровать, зашедшись безудержным ревом.

Отец и мать растерянные, остались стоять в прихожей, в недоумении глядя друг на друга.

— Это связано с её увлечением фигурным катанием! — предположила Елизавета Константиновна. — Когда-нибудь это может плохо кончиться. Сделай хоть что-нибудь!

— Сейчас позвоню Владимиру Ивановичу! — решительно заявил Соколовский. — Это просто возмутительно!

Скандал начинал набирать обороты…

Глава 13

Наезд от товарища Соколовского

Отец Марины Соколовской не знал, куда себя девать от возмущения. Расхаживал из стороны в сторону, размахивая руками, как будто разговаривая с воображаемым собеседником. Ярость постепенно накрывала его. Нет, ну вы только посмотрите! Сколько раз говорил с директором спортивной школы, чтоб к его дочери было ОСОБОЕ внимание. Что девочка очень чувствительна и принимает всё близко к сердцу! И нате вам! Приходит вся в слезах, впервые бог знает за какое время! Нет, им это с рук не сойдёт, нужно срочно что-то делать!