Бесенок (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич Страница 24

— Мне сказали, что ты опять тут, — вместо приветствия произнес Ромодановский, достаточно тихо подойдя со спины. — Я смотрю пушки тебе покоя не дают.

— Добрый день Федор Юрьевич. Да, так и есть. Не дают. — ответил Алексей, не вздрогнув даже от неожиданности.

— Отчего же? — удивился его собеседник, подразумевая этой фразу сразу два вопроса. И парень сие отчетливо почувствовал. Что-то было такое в интонации что ли.

Алексей улыбнулся и указал рукой на корыто с водой, где пусть и в искаженной перспективе был видно, как в зеркале часть пространства, что находилось у него за спиной. Ромодановский туда скосился. И издал какой-то странный звук, чем-то напоминающий уханье филина. Но с улыбкой. Он явно одобрял уловку собеседника, хоть и был в какой-то степени возмущен или скорее раздосадован. Устно же царевич произнес:

— Отец как-то сказывал, что выделка малых пушек в полки, что солдатские, что стрелецкие недостаточна. Их не хватает. И заменять изношенные вовремя не получается. Я ведь правильно понял? Не перепутал ничего?

— Все так. Но ты то тут причем? Это не твоя забота.

— Интересно же разобраться, отчего так. Хотя они вот, — жестом указал царевич на мастеровых, — морочат мне голову. Пытаются скрыть что к чему. Но это им не поможет. Я обязательно разберусь.

— Если разберешься — обязательно дай мне знать.

— Конечно. А как иначе? Кстати, хотел спросить. Это только твои люди постоянно за мной следят или еще кто-то?

— Следят? — напрягся Ромодановский.

Ну Леша и рассказал где и кого видел. Подробно. Детально.

— По лицу вижу — не только твои там люди.

— Видимо. — ответил Федор Юрьевич, который, конечно, знал в лицо не всех своих сотрудников. Но отчетливо понимал — он их отправил следить за парнем в заметно меньшем количестве.

— Тогда у меня для тебя плохая новость. Мне нужна охрана.

— Не посмеют.

— Отец уехал. Да, если захотят меня убить — охрана не поможет. А если похитить? Много они смогут сделать, получив меня? Что молчишь и побледнел? Значит я не в пустую переживаю? Да. Видимо. Так что я бы не стал испытывать судьбу. У тебя найдется дюжина лично преданных тебе крепких и жестких ребят? — произнес Алексей, сделав особый акцент на преданности их Ромодановскому.

— Найдется, — после небольшой паузы ответил тот. — А зачем так много?

— Шесть отдыхает, шесть сопровождают. Чтобы всегда были свежи и готовы к бою. Так-то три смены лучше, но полторы дюжины лично верных тебе бойцов не уверен, что ты мне сможешь выделить. Такие ребята на улице не валяются.

— Это какая-то игра?

— Что именно?

— Отчего ты особо выделяешь личную преданность мне?

— Никакой игры. Отец тебе доверяет всецело, как никому. И мне тоже нет смысла в тебе сомневаться. А значит твои люди будут вести себя правильно. Если же они еще и лично преданы тебе, то вероятность их перекупа или сманивания невысока.

— Хм…

Федор Юрьевич задумчиво уставился на Алексея.

Опять глаза в глаза.

И опять тот не отводил взгляда, да еще и почти не моргая смотрел куда-то за спину Ромодановского. Выглядело это жутковато. Но глава Преображенского приказа собрался и постарался устоять. И через некоторое время справился. А минуты через три, понимая, что переглядеть Алексея явно не получится, усмехнулся и произнес:

— Вечером пришлю тебе полторы дюжины верных мне людей. А пока, раз такое дело, сам до Натальи Алексеевны провожу.

— Это будет славно.

— Ответь. — впервые спросил Федор Юрьевич. — Отчего ты не моргаешь почти?

— Сам не знаю, — максимально искренне пожал плечами Алексей. — После того обморока в храме такое со мной началось.

— Неприятно выглядит. Жутко.

— Знаю, но ничего поделать не могу. И рад бы от напасти этой избавиться, да не получается. Я уже заметил, что людей это пугает. Если знаешь, как от этой хвори излечиться — подскажи.

— Если узнаю — скажу. У тебя тут все на сегодня?

— Да.

С этим они вышли и сели в сани.

— Мне бы еще верховой ездой заняться. В случае попытки похищения сани или какую повозку легко можно зажать где. И все — не уйти. А у верхового шансов больше.

— Добре, — кивнул Ромодановский. Довод был резонным, а потому даже спорить не пытался. Скорее подивился тому, что упустили этот момент. — Ты чего интересного углядел у этих пушкарей?

— Пока сложно сказать, — задумчиво произнес Алексей. И поведал главе Преображенского приказа свою методику.

— Ты сумел уже выудить с этих болтунов что-то ценное?

— Пока только две вещи. Во-первых, это много всяких пустых дел. Этаких не ритуалов, не то обрядов. Они немало времени съедают. Во-вторых, это форма для отливки. Они ведь ее изготавливают каждый раз заново. Что невероятно долго. Я видел, что всякие пряжки и прочее отливают в многоразовые разъемные формы. Мню — если и тут так делать, то на каждую пушку станет уходить времени вдвое, а то и втрое меньше. Но это пока преждевременные выводы. Нужно подумать и посмотреть. Может опыты какие поставить. Кстати, видишь вон того сзади с лотком пирожков?

Федор Юрьевич обернулся. Глянул. И тихо ответил:

— Да.

— Он ждал нас у выезда с пушкарской избы и идет за нами. Лошади то шагом шагают. А вон тот, видишь…

И дальше началась игра.

Царевич указывал Ромодановскому на кого-то следящего за ними, а тот пытался припомнить — на него он работает или нет.

— Стой! — крикнул Алексей, внезапно потеряв интерес к этой довольно занятной игре.

— Что случилось? — Федор Юрьевич невольно положил руку на эфес сабли.

Царевич же молча показал рукой на открытые ворота какого-то подворья, где били кнутом здорового детину, привязав того к лавке.

— И чего?

— Тебя ничего не смущает?

С этим царевич кивнул извозчику и тот свернул на подворье.

Порку тут же прекратили, а хозяин — купчишка, при котором ее вели, тут же с подобострастным ликом предстал перед гостями. Царевича он может и не знал в лицо. А вот Ромодановского… Ромодановского в Москве каждая собака знала. Опасно было его не знать, с какой стороны не посмотри.

— Кто сие? — спросил Алексей.

— Холоп мой. Бежать хотел. Уже который раз. Изловили. Зашиб двоих. Вот — порю.

— Смотрю я порешь ты его насмерть. Верно?

— Так и есть, — покивал хозяин. — Терпеть эти побеги больше не можно совсем. Какой он пример другим показывает?

— А как он стал холопом твои?

— Да, пустое. Крестьянишко беглый. У татар выкупил. А он мне благодетелю призлым заплатил за предобрейшее.

— Крестьянин говоришь? Это где такие крестьяне растут?

— Как где? — растерялся этот мужчина.

— Крестьянин ведь недоедает, а иной год и голодает. Оттого крупным и не вырастает. Мяса особо не ест. Оттого мяса на нем и не прирастает. Вот и любопытствую — где такие славные крестьяне растут. Это же какие там благодатные места.

— Я… я не ведаю. Языка то у него нет. Обрезали.

Алексей подошел к привязанному и внимательно посмотрел тому в глаза. Спина его была разбита уже кнутом в кровь. Но тот молчал. И смотрел пусть и слегка затуманенным взглядом, однако, осознанным.

— Из казаков? — спросил царевич.

Тот мотнул головой.

— Воинского дела человек?

Кивнул.

— Врет он все!

— Цыц! — шикнул на него Ромодановский.

Парень же продолжил опрос.

— Нашего царя Петра Алексеевича подданный?

Мотнул головой.

— Из Речи Посполитой?

Кивок.

— Шляхтич?

Снова кивок.

— Руки покажи. Ладони.

Тот ими подергал, показывая, что привязаны крепко.

— Развяжите его, — приказал Алексей.

— Опасно. Буйный он.

— Тебе приказал наследник престола. Развязать! — холодно процедил парень.

Ромодановский кивнул.

И слуги споро сняли веревки с «холопа». Тот медленно, с трудом сел, с трудом сдерживая стоны. И протянул царевичу руки ладонями вверх.

— На галерах был?

Кивок.

— Язык там подрезали?

Снова кивок.