Проект "Веспасий" (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич Страница 24

За неравноценный обмен, эти копытные были куда лучше гродненских, София ничего не взяла. Зато позволила прихватить часть гардероба пана Понятовского, разумеется, где не имелось герба — фамилия весьма известна в Речи Посполитой, даже с королевским родством, только её муж представлял захудалую ветку.

Кирилл, как самый интеллигентный и представительный из троицы, действительно взял на себя роль шляхтича, владельца двух холопов. Тщательно выбрился, оставив только усы, пусть — короткие, но хоть какие. Генрих с Глебом выстригли голову наголо и отпустили щетину. Им досталась одежда панская, но изрядно ношеная и без дорогой вышивки, что никого не удивило бы — холопам перепало б/у с барского плеча. Монашеское маскарадное отправилось на тряпки, Евангелие Генрих подарил щедрой хозяйке поместья.

— Ты вернёшься? — раз двадцать повторила она, прощаясь, её мужчина кивал, двое других отворачивались.

А скоро сюда придут русские войска… Пусть им дан наказ — относиться лояльно к мещанам и шляхте, не противящимся новой власти, всякое бывает. Просить Софию уехать на пару лет в польские коронные земли — вряд ли бы она послушалась.

В дороге неоднократно убеждались: Кирилл в роли пана Пшемыслинского великолепно изображал надменного и туповатого шляхтича. При общении с простым людом блистал высокомерием, с как бы равными по положению держался с достоинством, не нарываясь на конфликт, саблю обнажать не пришлось. В Городене сделали последнюю остановку, нимало не скрываясь. В двух холопах молодого дворянина никто бы не заподозрил двух стрёмных монахов.

В последних числах мая, выехав из Гродно рано по утру, к ночи добрались до нужного места. Глеб подумал, что без проблем нашёл бы хутор, обнаруженный ими на второй день пребывания в Литве, но вот сама яма в лесу… Без GPS или ГЛОНАСС… Тем более, пейзаж зимнего леса здорово отличается от летнего.

Выручил Кирилл, находивший место высадки в прошлое уже дважды, в XIX веке рельеф и общий рисунок местности не претерпел изменений, сейчас тоже сориентировался.

На дне ямы сиротливо лежала металлическая пластина с перфорацией STOP.

— Ни чьих-то костей, ни иных приветов из прошлого, — резюмировал Генрих, слезая с лошади. — Или раньше 1654 года никого не засылали…

— Или решение принято позже нашего возвращения, — поддержал лейтенант. — Надо расседлать лошадей. Потом, конечно, найдут дорогу к людям.

— Обожди, — остановил Глеб. — Надо проверить, работает ли шарманка. На ком-то одном из нас.

— Чо, самые опасные опыты производятся на наименее ценных членах экипажа? — Генрих обвёл глазами майский лес, прощаясь с XVII веком, хлопнул ладонью по ноге, в другой жизни заменённой протезом, и прыгнул в яму, упав на дне ничком.

— Работает…

— Ваш Генрих такой приколист, что мог притвориться, — Кирилл опустился на колени. — Нет, вроде не дышит.

Вокруг ямы висела тишина. Только одна из лошадей топнула, переступив копытами.

— Вот что, лейтенант. Бери кофр с добычей и давай следом. Я отпущу кобыл и спущусь последним.

Кирилл перекрестился. Если не считать фиглярства перед аборигенами — впервые за все эти недели. Схватив футляр с копиями древних свитков, аккуратно сполз вниз, стараясь не попасть ногами в тело Генриха. Поставил кофр на землю, лёг рядом.

Ничего не произошло.

— Товарищ майор! Я по-прежнему здесь. И это значит…

— То и значит. Вылезай.

Глеб протянул руку и помог выбраться. Потом обнял.

— Прости, что не получилось, парень.

— Я предполагал. Но надеялся… Что уж теперь?

— Твоим передать…

— Что я их люблю, но никогда не увижу. Иди. Я уложу вас аккуратнее. Всё же триста семьдесят лет ждать.

Он бодрился, но голос дрожал.

Глеб отдал ему остатки походной кассы — венгерский золотой червонец, десяток грошей и медную мелочь.

— Что будешь делать?

— Жить этой жизнью. У меня есть пистоль, сабля, три лошади и немного денег. Подамся в коронные земли, потом вернусь в Литву… Не знаю ещё. Всё же надеялся.

— Прощай.

* * *

Глеб почувствовал себя очень-очень больным, немощным, изношенным. Мало того, что тело было гораздо старше, чем то, в котором находился буквально секунду назад, что-то нарушились, руки были словно ватные, ноги тоже. Он с трудом сел на койке, опутанный проводами и датчиками.

На соседней зашевелился Генрих, выругался и ощупал себя.

— Вот же трам-тарамм… Опять скакать на протезе.

— И женилка не встаёт, — поддел Глеб.

— Вернулись, живы! — воскликнул Алесь.

— Хау ду ю ду, гайз! — радостно приветствовал их Бронштейн. — Лефтенант Кирилл Мазуров?

— Был жив и здоров, но остался в прошлом, — кисло сообщил майор. — Яма его не принимает. Можете проверить, тело наверняка без изменений.

Он встал, покачнулся, удержался на ногах.

— Я иду к яме, — приготовился Алесь. — Сможете со мной? Вам полезно двигаться. Только оденьтесь, зима. У вас там был…

— Конец мая. Теплынь и птички пели. Почти четыре месяца там. Генрих, идёшь?

— Неа. Чот мне подсказывает — на протезе заново придётся учиться ходить. А отправлюсь я сразу к полковнику Осокину. Может какое новое задание появилось, год эдак в две тысячи восемнадцатый, до КОВИДа, но уже современность, и у меня две ноги в порядке. А также то, что между ними.

— Сожалею. Но вы виделись с Осокиным десять минут назад. Это в прошлом вы провели больше трёх месяцев, здесь же ничего не успело произойти, и никаких новых миссий не намечено. Сначала разберёмся с итогом вашей.

К яме они направились втроём. Американец что-то бурно втолковывал ассистенту по-английски, из их научной тарабарщины Глеб понимал менее половины, общий смысл начисто ускользнул.

В яме, по-прежнему освещённой единственным светодиодным прожектором, оказалось пусто, если не считать едва заметного холмика, припорошенного снегом. Умудрённый некоторым опытом, Алесь установил видеокамеру на запись, а сам слез вниз, вооружённый лопаткой.

Под снегом и небольшим слоем грунта через какое-то время обнажились два скелета. Одежда истлела полностью, лишь на ногах — какие-то остатки обуви. Кости лежали в беспорядке и явно носили следы зубов диких зверей.

— А можно мои собрать и привести в божеский вид? Помру — завещаю тело питерской кунсткамере, повесят в витрине под табличкой «скелет Генриха Павловича Волковича» их сразу два — в юности и одноногий в старости.

Шутку не поддержали, Глеб вцепился в кофр, он оказался в полной исправности. Более того, с ним соседствовал кованный сундук, его точно не было с темпонавтами в день смерти.

С останками Алесь обещал разобраться чуть позже, добычу немедленно положил на край ямы.

— Неожиданно. Когда мы с Генрихом опустились, с нами был только этот кофр. В нём — список Полоцкой летописи и ещё с десяток исторических документов, в том числе — непонятным письмом, вроде рунного. Точно не кириллица. Про сундук ничего не знаю.

При сообщении о Полоцкой летописи у Алеся буквально задрожали руки.

— Тогда не буду вскрывать прямо сейчас! Лучше — на специальном оборудовании, возможно — в вакууме… Глеб Сергеевич! Наука перед вами — в неоплатном долгу!

— Лучше отдайте долг вдове Кирилла. Именно вдове. Хоть я с ним разговаривал буквально десять минут назад, он умер лет триста тому. Не удивлюсь, если сундук — его последний привет нам.

— Факинг щит… — Бронштейн стянул шапку с рыжей головы.

Похоже, потеря человека из его персонала огорчила исследователя гораздо больше, чем обрадовал научный успех. Он подхватил кофр, Глеб с Алесем — сундук, и троица отправилась к главному корпусу, сообщить Генриху, что плод их усилий пролежал до современности без проблем.

Вопреки его опасениям, что их пару будут кидать в прошлое непрерывно, ничего подобного не произошло. До конца февраля писали отчёты и подвергались самым детальным расспросам: что видели, что слышали, как всё это происходило. Счастье ещё, что к «Веспасию» был допущен чрезвычайно узкий круг белорусских и российских учёных, на экспериментах по-прежнему стоял гриф наивысшей секретности. Страшно представить, если бы правда вышла наружу, сюда бы нахлынула бы такая толпа журналистов! Портал в прошлое затмил бы в новостных лентах и события в Украине, и в Секторе Газа, и… даже сложно себе это вообразить… следующие президентские выборы в США.