Константин Калбанов - Вепрь - 2 [СИ] Страница 26

Найти постоялый двор, владелец которого был вовсе не против того, чтобы слегка подзаработать на контрабандистах оказалось не так трудно, просто искать нужно не на наезженных дорогах, а где-нибудь в глуши, там где путники явление не такое чтобы и частое, а стало быть и дела у трактирщика не больно хороши. Дальше все сделает жадная натура.

Кстати заметить, серебро взятое из церкви переплавили еще в лесу, на первой же стоянке, был у Виктора под это дело походный такой комплект, чай всю зиму планировал, что да как станет делать. Так что серебряные слитки и монеты были аккуратно припрятаны в месте известном только Виктору и Горазду. Часть денег была выдана на руки и в другом придорожном трактире парни оттянулись на славу, и напившись, и наевшись, и отоспавшись, и вкусив греха. Кстати именно тогда и проявилась ненасытная натура Звана в отношении противоположного пола. С девками он буквально сатанел, был ненасытен, груб и самодоволен. Ну и Бог с ним, зато в деле не рассуждал и действовал мгновенно.

Сейчас все сводилось к тому, что у них на руках скопилась приличная сумма, очень приличная, даже если считать одно только серебро. Но были еще и лошади и товар, один только рулон сукна или ткани стоил не меньше сорока рублей и это если отдавать оптом, причем товар не больно высокого качества. Отдавать за бесценок не придется, дай только в Брячиславию переправить, там-то все шито крыто, товар как товар, вполне себе честный, а через границу он пройдет с пошлиной и всеми остальными почестями. Так что приличную цену они возьмут.

Вот и выходит, зачем им походная жизнь, полная лишений и опасностей, коли эвон они могут себе позволить гулять сколько душе угодно. Закончатся деньги, дак не беда, выскочили на большую дорогу и снова вольная жизнь. Эти настроения пока удавалось сбить заверив, что вольготная жизнь начнется с приходом холодов, когда они обложившись запасами залягут в свою берлогу и никак не раньше, ну и личный авторитет тоже имел не малое значение. Вот только слова Звана говорили о том, что настроения среди парней гуляют не очень хорошие. Они ныне не те увальни, что были при первой встрече, опять же и самомнение стало куда как выше, а после нескольких налетов, да пары трактирных потасовок с фряжцами появилась уверенность в себе и своих силах. Сложно становилось удержать их в узде, но пока вроде все нормально.

С лошадьми и рухлядью оставили двоих, не дело скакать десятки верст имея на руках добычу, она только лишний раз будет сковывать отряд, а им сейчас нужна мобильность. Вообще-то Виктор не стал бы брать иной добычи, кроме денег и драгоценностей, то есть того, что имеет компактные размеры, но лишний раз нервировать людей все же не стоило.

Следующую карету взяли с той же легкостью, возвращались кружным путем, так что сумели на рассвете посетить одинокий постоялый двор, который обчистили подчистую, как и находившихся там на постое двух дворян, сопровождавших знатную девушку и пассажиров почтовой кареты, остановившихся там на ночевку. Вообще-то коней становилось уж слишком изрядное количество, поэтому атаман повел людей уже прямиком к их товарищам, которые встретили их радостным гомоном. Это же понимать надо, четырнадцать каретных лошадей, деньжищи огромные, а еще и иная добыча.

Как всегда определили трофеи на хранение, вот только лошадей пристроили в деревне, подальше от постоялого двора, договорившись со старостой. Незачем привлекать излишнее любопытство. После этого отправились в уже знакомую таверну, с такими милыми и податливыми девахами, из соседнего селения, которые обрадовались появлению столь щедрых клиентов. И то верно, парни не скупились и оставили по себе хорошую память, не то что прижимистые и расчетливые местные, про заезжих иностранцев говорить не приходилось, а тут гулянка, при случае с мордобитием и всеми остальными прелестями.

Хозяин заведения упорно считал, что это наемники, а кто еще, вооружены до зубов, по повадкам бойцы знатные. В прошлый раз с ними попытались было зацепиться наемники из охраны проходящего какравана, так получили на орехи с просто таки поразительной легкостью, хорошо хоть только синяками и ссадинами обошлось. Неизвестно кто решил нанимать славен, то не его дело, но парни вроде пользовались спросом, во всяком случае, монета у них водилась. А откуда ей взяться, о разбоях в окрестностях ничего не слышно.

Когда пришла пора собираться, народ несколько заволновался. Вообще-то Виктор если и ожидал нечто подобное, то от Звана, но тут прорезался голос у Ноздри, прозванного так, за рваную ноздрю, что говорило о бурном прошлом и чего уж там, неудаче постигшей его в свое время, когда он свел знакомство с палачом.

— Атаман, а чего нам дразнить гульдов. Пусть лучше успокоятся, тогда добыча будет пожирнее, а то разворошили муравейник. Ладно бы только в одном краю пошумели. Теперь туда лучше не соваться. Деньги в достатке, нам здесь рады, бабы, выпивка, еда, никто нас здесь искать не будет, чего будить лихо, а братцы?

— Ноздря, ты стал атаманом? — Сказано вроде и спокойным тоном, со слегка вздернутой бровей, но отчего-то не по себе от того голоса и вперившегося в упор взгляда.

Настолько не по себе, что народ подался назад, словно желая сказать — мы не с ним. Растерявшийся Ноздря бросил взгляд по сторонам, словно ожидая поддержки. Все верно, первый взгляд на Звана, без него тут никак не могло обойтись. Вот только он выставил вперед этого оболтуса, явно подольстившись и припомнив как заслугу тот факт, что Ноздря прошел через руки палача, что ставит его на голову выше чем остальные. Выходит, решил прощупать почву, как поведет себя ватага, но сам высовываться не стал, подставил другого. Ну и что теперь делать. Людей терять ой как не хотелось, в них было вложено слишком много труда и возлагалось не меньше надежд.

— Н-нет, — сумел промямлить провинившийся сразу же растеряв свой апломб после того как понял, что его никто не поддержит.

— Что нет, Ноздря?

— Не атаман я.

— А мне показалось, что ты решил занять мое место, а ведь у меня с вами уговор на пять лет. Я тебя паскуду такую, кормил, учил, снарядил, сделал из мяса бойца, чтобы ты сейчас выказывал мне свое неповиновение и людей на бузу подбивал. Вы все ходили в рванье, баб не видели месяцами, ходили грязные, ободранные, полуголодные. Вас было две дюжины, но могли ли вы себе позволить напасть на караван охраняемый хотя бы десятком наемников? А теперь вы хотите указывать мне, как быть?

— Атаман да ты чего?

— Мы-то тут при каких?

— Да это он сам.

А Зван молодец, отмалчивается, боится, что если откроет рот, то Ноздря попросту укажет на него, ну и не нужно до того доводить и без того одного уж потеряли. Но внушение не помешает. Вот же зараза.

— Уговор был ясный, за нарушение наказание только одно.

Ноздря понял, что его уж ничто не спасет, а потому попытался выхватить пистоль. Хм. А хорошо все же он натренировал парней, ей-ей никто из местных не сравнится с ними по ловкости обращения с оружием. Для шлифовки навыков нужен еще боевой опыт, что позволит действовать более хладнокровно, но и сейчас очень даже ничего. Для Ноздри ничего хорошего. Виктору не нужно извлекать кольты, нож скользнул в ладонь и был прикрыт кистью с самого начала разговора, осталось только взмахнуть рукой и бузотер уже валится на сено, которым засыпан пол в конюшне постоялого двора, где собственно все и произошло.

— Кот, позови хозяина, остальным выводить лошадей.

Все подчинились молча, без тени неповиновения. А что такого, уговор и впрямь был и все сказанное правда, так что остается только следовать ему. И этот молча повинуется, ну уж нет.

— Зван, задержись.

Во как. А атаману палец в рот не клади. То что Зван науськивал Ноздрю в той или иной степени знали все, потому как постоянно хорониться, коли они все время вместе не так просто, а покойный имел несколько робкую натуру, так что готовить его нужно было долго. Ну и как все это сделать, чтобы никто не видел? Поэтому всем было ясно, что атаман догадывается кто вложил в уста бузатера те слова, но догадываться и знать это разное, поэтому оставшийся и жив. Вот только это уж во второй раз получается, у него непонятки с атаманом, третий станет последним, в этом никто не сомневался.

— Молчи и слушай, — когда они остались одни заговорил Виктор, и его собеседник покорно склонил голову, — Кто вложил те слова в уста Ноздри, я ведаю, не знаю точно, но догадываюсь и мне этого достаточно. Решил пощупать почву? Запомни, если я хотя бы заподозрю, что ты что-то еще умыслил, тебе не жить, если умыслит кто другой, даже если ты неповинен, тебе не жить, попробуешь сбежать и потеряться, я все брошу, отправлюсь на твои поиски со всей ватагой, непременно найду и тебе не жить.

— Но если я и впрямь не причем буду, — севшим голосом проговорил Зван.

— Сам пресекай, учи парней уму разуму, вертись как хочешь, я тебя упреждаю во второй раз и он последний, — умыслит чего Зван или нет, уже не имеет значения, все видели чем кончил тот, кто повелся на его слова, теперь пусть ищет дураков, готовых поддержать его.