Вадим - Рус. Заговор Богов Страница 27

Молодой Следящий Апилет лишь досадно, с тоскливым воем простонал, на насколько ударов сердца закрыв глаза ладонями.

Борис просидел в участке еще целую четверть и уходя услышал давно ожидаемое:

— Не обижайся, уважаемый Борис, но в твоем доме произведен обыск. Большими силами, — это подразумевалось полный бардак с полу разрушением стен. Пожилой человек недовольно покачал головой:

— Глупо обижаться после моей поездки в Тир и поэмы о Русе, — сказал он, стараясь улыбаться не вымучено. Это столько ремонту! Хвала богам, он не вкладывал в «толстяков», так что деньги имелись.

— Да, Борис, ты все правильно понял. Иди. И запомни, сам царь ждет от тебя… хоть что-то ждет.

В Эледриаполе, столице Сильвалифирии, Рус появился через день после сворачивания операции — высчитывал самый оптимальный маршрут. Груз тяжелый, расстояние длинное, а значит и Силы придется потратить много. Пришел «ямой» к входу в лабиринт, куда заранее вызвал сопровождающего — Аригелия.

Царь все-таки не выдержал и активировал ловушки и Рус, разумеется, не был введен в «доверенные лица». Сам побратим Эледриаса только посмеялся этой ожидаемой паранойе.

По лабиринту прошли молча. Не говорил государь и в пещере, когда Рус честно, с помощью Духа слияния с камнем, отделил и оттащил ровно треть мешков с золотом. Эта часть оказалась примерно равной «сокровищнице али-Бабы» на вилле Апила — солидная казна появилась у молодого государства. Тем более, что Рус закрыл глаза на уже отпечатанные Аригелием гекты, не подсчитал их.

— Аригелий, — Рус, наконец, нарушил молчание. — Невесело у тебя как-то. Ну да ладно, деньги — дело серьезное. Скажи, а те семеро склонных к Силе, которые работали в конторах, уже восстановились?

— Думаю, да, — пожал плечами царь, старающийся не смотреть на собеседника.

— Ты в принципе доволен? Все честно, согласно договору или есть претензии? Ты говори, полководец, не стесняйся. Полководец — это уважение с моей стороны, в те времена ты показал себя хорошим командиром.

— Я венчан на царство самим Богом! По твоему мнению я стал от этого хуже? — зло спросил Аригелий. — И да, претензий не имею, — сказал, как выплюнул.

— Венчание не делает человека ни лучше, ни хуже. Оно дает власть. А уж эта дама выжимает из человека все соки. Вроде бы, по моему мнению, которого я придерживался ранее, эта женщина самая сильная, сильнее разных золотых борков. Был не прав. Каюсь пред богами. — Произнося этот монолог максимально нейтральным тоном, Рус так же, как и его визави, смотрел в сторону, не на собеседника, и тщательно давил в себе чувство презрения. — Некоторым людям, причем не важно венчаны они или нет, видимое богатство застилает взор. Мне искренне жаль таких человеков и еще жальче их подданных. Если такой алчный тип имеет несчастье быть государем.

Рус не видел, но по красивому лицу Аригелия как судорога прошла, на мгновенье исказившая правильные черты до неописуемого уродства.

— Аригелий, маги восстановились? Мне, понимаешь, такой груз, — говорил, показывая на свою часть золота, — далеко не унести. Я предоставлю им координаты, а дальше уж сам как-нибудь.

— Да, Рус. Я. Сейчас. Схожу, позову, — отрывисто и хрипло, будто разрывая душу, произнес лесной царь и на прямых непослушных ногах, словно только и ожидающих окрика Руса, неуверенной шатающейся походкой поплелся к выходу, ни разу не обернувшись.

Побратим Эледриаса смотрел вслед ему еле заметно улыбаясь. И эта улыбка была горькой и сочувственной. Едва только царь покинул пещеру, как включились ловушки. Мгновенно росшие лианы пытались оплести Руса, но бессильно скатывались с невидимой преграды; невидимые «плоскости» с четырех сторон пытались сжать и скрутить, наподобие того, как поступил Озгул со своим воином; сверкали вспышки ярких «стрел», рикошетящих от защиты Руса; наконец, налетел деревянный четверорукий голем и стал носиться вокруг неподвижного тела, всевозможным оружием рубя упругую пленку. Чувствуя, что амулет, несмотря на проводимую дважды подзарядку Силой Земли, начал сдавать, пасынок Френома ударил тупого голема «близнецами», даже не задумавшись, какими Духами они наполнились. Творение древних альганов развалилось на четыре части. Следом от Руса отделились универсальные узоры деактивации древних амулетов, которые сработали, удивив и самого их создателя — на подступах к башням Кальвариона они были далеко не такими эффективными. В пещере повисла тишина.

Аригелий лежал за первым поворотом коридора в позе эмбриона: колени и локти прижаты к животу, конечности согнуты, голова прижата подбородком к груди и сверху закрыта ладонями. Лежал на левом боку, спиной к сокровищнице. Дышал ли царь или нет — сходу определить было невозможно. Плотный земляной пол вокруг него был процарапан, все ногти и костяшки пальцев были содраны, губы разбиты до крови, а изо рта торчали крошки грунта. Создавалось полное впечатление, что царь занимался самоистязанием и, наверное с голода, пытался кушать песок. А теперь почему-то не хотел ни на что смотреть, ничего не слышать, ничего не нюхать. Как будто побывать мертвым захотел. Таким же, каким сейчас был истинный побратим его бога, Эледриаса.

Рус сел рядом с царем.

— Да жив я, жив, — прошептал настоящий побратим настоящего бога. — Перестань казнить себя. Если так уж не можешь смотреть на богатство — назначь казначея. Ну, молчи, молчи. Только не долго. Мне на самом деле нужна помощь тех магов. — «Да какого черта?!», — вдруг подумал Рус и вскочил.

— Десятник Аригелий — встать! — заорал он. Тело на полу медленно пошевелилось и вдруг резко вскочило, встав «во фрунт»:

— Десятник Аригелий готов выслушать приказание! — отплевывая куски каменной крошки и пыли ответил царь Сильвалифирии. В его округлившихся глазах угадывалось чувство близкое к безумию.

— Привести себя в порядок! Ты маг или кто?! И бегом за семью склонными к Силе, кто имел отношение к «Трем Толстякам!». Приказ ясен?

— Приказ ясен господин…

— Рус — побратим Эледриаса! Настоящий! Кругом! Выполнять!!!

Аригелий убежал с самой счастливым выражением на лице, которое Рус и представить не мог, и не знал, что у взрослых такое бывает. Впрочем, ведя с собой семерых магов, царь снова выглядел царем. Однако, в сокровищницу предпочел не входить.

Первым этапом, используя Силу семерых склонных к Силе, Рус передвинул золото как можно дальше от Кафарии, как можно ближе к Каринским горам, за белоснежными хребтами которых раскинулась Этрусия. Вторым шагом проделал то же самое, только использовав Силу Геи. Теперь пасынок Френома находился на удобном островке среди болот, который разглядел из слияния с Силой, сидел рядом с набитыми золотом мешками, наваленными бесформенной кучей.

Горел костерок. Рус напарывал на деревянные шампуры две тушки зайцев, которые, как он надеялся, достаточно вымочил в чистой болотной воде. Непуганых зверьков подстрелил тут же на острове и нисколько не мучился совестью. Надо вкусно поесть, тепло поспать, а за это время должны остыть каналы (как Силы Геи, так и Эледриаса) и наполниться их астральные колодцы. По крайней мере в «земляном» он был полностью уверен, а вот в эледриасовский поток шел гораздо слабее — слишком далеко от ближайших пятен. В очередной раз пожалел о недоступности Силы Гидроса с одноименного астрального колодца (зачем делал?) и бросил рассуждать о божественных Силах.

Рус расслаблялся, как мог. Долго жарил заячьи шашлыки, добиваясь (и добившись!) определенной нежности. Урча от удовольствия жевал, стараясь откусывать сочные кусочки; жадно глотал полюбившееся каганское плодово-ягодное. Ни о чем не думая, лег спать, забравшись в кожано-меховой мешок, ночью, разумеется, от жары раскрывшись. В итоге, неплохо выспавшись, надышавшись болотно-лесным воздухом с примесью дыма, умылся, позавтракал и продолжил путь.

Через две ночевки в снежных горах, наконец, очутился в сугробах этрусской тайги, в местах неподалеку от владений Карланта, которого воочию не видел уже несколько лет.

«Точно! Как и сейчас — конец осени, начало зимы. Интересно, теремок у него изменился? А в нем я… и вспоминать не хочется сколько не был», — координаты Карланта — наставника настоящего, к сожаленью, погибшего принца Этрусии, он помнил прекрасно.

Глава 9

Карлант, ярый груссит, один из лидеров победившей партии, при новой политике государя Эрлана Первого остался не у дел. Нет, обиды, конечно, не затаил — пойти против Самого Френома и тени мысли не возникало. Причем не только у него, склонного к Силе, но и у последнего крестьянина, которому разъяснили политику партии, неприятия не наблюдалось. А Эрлан разъяснял. Активно разъяснял. До хрипоты глоток приходских жрецов разъяснял.

Князю Карланту Горивидику не понравились новые порядки. Не таясь, не противясь им, он открыто разругался с бывшими товарищами (в особенности со старым другом, вдруг ставшим царем Этрусии Эрланом Первым), и жил в своем имении, появляясь в столице, где имел некие торговые представительства и большой особняк, лишь по самым неотложным делам наподобие приезда пасынка Френома, приглашения в орден Призывающих либо по чисто семейным причинам.