Шведский стол (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич Страница 27

Ромодановский подобрался и как-то напрягся.

Помолчал.

Хмыкнул. И сменил тему разговора. Дальше обострять он не видел смысла. И так лед по которому он топтался выглядел излишне тонким…

— Я видел твое письмо с просьбой выделить землю в Москве под создание публичных кунсткамер. Думаешь подходящее время?

— Мы сейчас заменяем вооружение монастырей и у меня во дворце накопилось довольно много необычного и редкого оружия. Переплавлять их грешно. Это историческое наследие. По ним можно изучать, как развивалось огнестрельное оружие. Да и доспехов редких у меня скопилось изрядно. Сие где-то нужно хранить. И я думаю создание публичной кунсткамеры с входом за символическую плату — хорошее решение.

— А почему за символическую?

— Бесплатное люди не ценят. Если ощутимую положить — ходить не будут. Тут разве что ученым делать совсем бесплатным, что исследования какие проводят.

— Ты писал про кунсткамеры…

— Да. Кроме этой, назовем ее, военно-исторической, я думаю, нужно создать еще две. Первую совсем маленькую, в которой собирать разные монеты мира, ордена, медали и прочее подобное. Во второй — выставлять картины, скульптуры и прочие подобные вещи. Опять-таки — публичные. Пускай все желающие ходят и смотрят.

— А у тебя есть монет разных и картин в достатке для кунсткамер? — удивился Ромодановский.

— Нет. Но что мешает их туда потихоньку закупать? Большая государева коллекция.

— Если честно — мне все это не очень нравится, — чуть подумав, произнес Ромодановский. — Я, конечно, напишу Петру Алексеевичу. И если он даст «добро», то все сделаю. Но… у нас сейчас и других забот хватает.

— И напиши еще про зверинец. Тот, что на острове в Измайлово. Там собрано некоторое количество редких зверей. Это можно и нужно развивать, превратив ее в особый род кунсткамеры. Чтобы люди могли и на верблюда посмотреть, и на слона, и на енота, и на рыб в больших стеклянных аквариумах. И большой зал с чучелами и костями при нем.

— Леша, не тем ты занимаешься. Война.

— Это не разорит Россию. А дело стоящее и быстро все это не провернуть. Я бы еще большой зимний сад построил со стеклянными отапливаемыми паром теплицами…

— Зачем⁈ — с нотками отчаяния спросил Ромодановский.

— А чем по-твоему Академия наук будет заниматься? Штаны просиживать для вида? Изучение биологии, ботаники и прочих вещей требует не умозрительных фантазий, а прикладного материала. Как ты лошадей, к примеру, станешь изучать, не касаясь их?

— Ладно, — скривившись произнес Федор Юрьевич. — Я напишу твоему отцу, но сразу говорю, поясню, что считаю это неуместными глупостями.

— И про учебно-тренировочные лагеря напиши, и про отбор да подготовку командиров.

— И про них напишу. В конце концов он далеко и пока вернется — уже остынет. — усмехнулся Ромодановский.

— В тот же день растрындели?

— На утро вся Москва обсуждала, как отец тебя приложил, а потом извинялся.

— Эх… надо было ради шутки попросить в качестве извинения право казнить пятерых князей на свое усмотрение.

— Ты этого не говорил, а я не слышал, — очень серьезно произнес Ромодановский и оглянулся по сторонам. — Сам понимаешь — такими вещами не шутят.

— Подавлюсь молочком? Когда прямо с крынкой мне в глотку его будут забивать?

— Не исключено.

— Ладно. Я пошутил. Ты посмеялся.

— Я повторяю — такими вещами не шутят.

— Не слышал, как дела у Никиты Демидова? — сменил тему Алексей.

— А что у него?

— Так должен приехать с несколькими образцами крепостных мушкетов.

— Ничего про то не знаю. Но… ты знаешь, он слишком много берет на себя, — хмуро произнес Ромодановский.

— Он прошлом году поставил в казну двадцать тысяч мушкетов, тысячу двести карабинов и три тысячи сто пистолетов. В годы перед тем еще двадцать семь тысяч мушкетов, не считая мелких партий. А в этом обещался, сохранив выпуск мушкетов, довести выпуск карабинов по десяти тысяч, а пистолетов до двадцати. Видишь? Производит много. И позволит себе может многое. Али нет?

— Никита заводчик, а ведет себя как иной князь. Помяни мое слово — доиграется.

— Это угроза?

— Это предупреждение. До меня дошли слухи, что он уважаемым людям дорогу перешел. Стали даже поговаривать даже, что негоже такое дело в руках простолюдина держать.

— Ах вот что…

— А тут еще и крепостные мушкеты. Купцы многие ропщут, а через них и бояре. В нем же ни капли уважения. Петр Алексеевич, понятно, отмахивается. Ему оружие делает, значит и хамить может. И слушать о том не слушает. А ты послушай. Он — твоих рук дело. С тебя могут и спросить.

— Понимаю, — покивал царевич, мрачнея лицом. — Делиться надо.

— Тоже вариант, — усмехнулся Федор Юрьевич.

— Может и имена назовешь, кого нужно поделить и закопать по частям?

— Думаешь совладаешь?

— Можешь шепнуть заинтересованным лицам, что если их проказы сорвут производство оружия, то я выжгу их роды подчистую. Никого не пощажу. Это производство — наша возможность зарабатывать огромные деньги на поставках иноземцам. Миллионы и миллионы талеров. Я понимаю, что к этому живительному ручейку много кто хочет прильнуть. Это понятно и ожидаемо. И в целом я не против, чтобы они вошли в дело. Вошли в дело, — повторил с нажимом Алексей. — Это особенно подчеркни. Как и то, что, если эти косолапые уроды все порушат, и этот родничок иссякнет — пощады не будет. Не посмотрю ни на что. И отец меня в этом деле поддержит.

— Ты уверен?

— Я с ним это много раз обсуждал. Нам тоже не нравится, что все производство оружия сосредоточено в одних руках. И было бы неплохо разнести его на несколько крупных мануфактур в разном владении. Никита действительно слишком много взял власти, местами забываясь. Мы думаем, что дальше будет хуже. Однако покамест других заводчиков, способных его заменить у нас нет. Понимаешь, к чему я клоню?

— Понимаю, — кивнул Ромодановский.

Часть 2

Глава 2

1703 год, март, 24. Северное море — Шверин — Новгород — Москва

Солнечный полдень.

Свежий ветер наполнял паруса и слегка гнал волну.

Английский флот шел ровной, красивой кильватерной линией, сближаясь на параллельных курсах с голландцами. Те тоже правильно построились и готовились к сражению…

Лондон стремился избежать обострения со своими вчерашними союзниками. Но их корабли дерзили самым отчаянным способом и время от времени ловили английских торговцев даже в устье Темзы. А такое терпеть было нельзя.

Попытались эти вылазки парировать.

Осторожно.

Отгоняя голландских каперов и патрули.

Те пошли на эскалацию и стали усиливать группы.

Англичанам пришлось выделять на парирование более крупные силы. Голландцы ответили.

И вот — после нескольких витков в море вышли оба флота. Один для затруднения судоходства в устье Темзы, а второй для противостояния этому. Заметив друг друга издали они перестроились из походных колон и теперь шли, сближаясь для боя. Ни одному из адмиралов с обоих сторон этой драки не хотелось, но и отступать просто так выглядело крайне неправильным…

Выстрел.

Несколько секунд.

И всплеск с недолетом.

Не так чтобы большим, но недолетом. В пределах накрытия.

Минуту спустя заработала артиллерия всех кораблей, начав обмен залпами.

Красиво так.

Как в фильме.

Большая линия крупных парусников окутывалась дымами от залпов. Эффектно вставали фонтаны воды от ядер. Шум. Гам. Суета.

И никакого эффекта.

Со стороны же могло показаться, что два флота сошлись не на жизнь, а на смерть…

Спустя час интенсивность стрельбы уже сильно снизилась. Люди устали. Но все равно — работали. Спокойно. Как на полигоне.