Сергей Шкенёв - Николай Негодник Страница 28

– Погоди, – Шмелёв налил себе водки и выпил, не закусывая, отмахнувшись от заботливо поднесенного русалкой огурчика. – Теперь то же самое, но по буквам. Можно на пальцах, как самому тупому.

– Хм, – ангел стряхнул с сигары длинный столбик пепла. – Ты создал параллельный мир, понятно? Не беспокойся, он отнюдь не первый и не последний, так что основы мироздания, так сказать, не потрясены. Хотя начальство и было несколько недовольно. Вулканы не взрывались? А какие-нибыдь астероиды не падали?

– Вроде нет.

– Тогда все в порядке – учтено, взвешено и далее по тексту… Работай, Николай Васильевич, в твои дела никто не будет вмешиваться. Но и ответственность, сам понимаешь… Кто заварил кашу, тому и расхлебывать. Могу только обрадовать – основной противник тоже лишен возможности воздействовать на ситуацию непосредственно.

– Какой еще противник? – удивился Шмелёв.

– Говорю же – основной.

– Черти?

– Ай, не смеши. И не смешивай порядочного росского черта, который и к нечисти-то не относится, с врагом главным. А враг силен, коварен и опасен. Сам еще увидишь. И не радуйся – он найдет много способов навредить косвенно, чужими руками. Доказательства нужны? – Ангел вытащил из-за пазухи сложенную в несколько раз карту и расстелил на столе. – Вот, смотри.

Синие стрелки, нацеленные на Татинец и Славель, смотрелись зловеще и неотвратимо. Даже ничего не понимающая в географии с топографией русалка охнула и крепко сжала руку князя – зловещие символы подействовали и на нее. У кота, к которому во время процедуры инициации речи перешло большинство знаний Змея Горыныча, шерсть встала дыбом и округлились глаза.

– Это пипец, – пробормотал Базека и машинально схватился за бутылку. – И все на наш редут.

– А кто говорил, что будет легко? – Израил Родионович достал откуда-то из бездонных карманов красный карандаш и ткнул в карту немного южнее города. – Летом Орда будет здесь.

– Когда точно, неизвестно? – Голос Шмелёва был сух и деловит.

– Тебе по полочкам разложить? Дебил, что ли? – удивился ангел. – Самому головой подумать не судьба?

– Не груби князю! – Русалка подскочила, красивая и рассерженная одновременно. – Ой, извини, Израил Родионович.

– Да чего там, – усмехнулся Изя, – дело житейское. Вот смотри, Василич, кочевники будут наступать двумя малыми ордами. Одна прямо на тебя через Булгарское ханство, а вторая пройдет южнее, отрезая Татинец и Славель от низовских княжеств. После твоего падения, да не зыркай так, я теоретически, да… После твоего падения планируют встретиться у Владиславля, чтобы потом опять разойтись. Глорхи-багатур, командующий северной ордынкой, вернется назад, на зачистку местности, а сам Пету-хан возглавит поход на запад, к последнему морю.

– Я и говорю – пипец, – повторил Базека.

– Как бы не хрен, – возразил князь, к которому, воспользовавшись трагичностью момента, забралась на колени русалка. Николай неосознанно поглаживал Яну по спине, но мысль не потерял. – У нас есть чем встретить незваных гостей.

– Мало, – упорствовал кот. – Огнестрельное оружие против Орды? Не смеши – тысяч пять завалишь в первые полчаса, а остальные из тебя бефстроганов сделают.

– Я бессмертен, не забывай.

– Не стал бы на это сильно рассчитывать, – хмыкнул ангел. – Убить не убьют, но разве мало других способов избавиться от бессмертного? Могут в бетон целиком закатать или стаю вампиров приставить на веки вечные, служил бы им бесплатной столовой.

У русалки недобро блеснули зеленые глаза, а зрачки в них вдруг стали вертикальными:

– Я сама любого кровососа живьем сожру вместе с потрохами.

– Яна, не груби гостю, – Шмелёв приобнял боевую подругу за плечи и пересадил на лавку. – Я верю в твои чувства. Но не стоит проявлять их слишком бурно. Не здесь и не сейчас.

– Ночью?

– Тьфу ты…

– Не беспокойтесь, Яночка, – заверил Израил Родионович. – У вас еще будет с кем повоевать. Ведь после разделения наших миров большая часть всякой гадости досталась вам. Нечисти, я имею в виду. И сдаваться без боя она не собирается.

– Я заметил, – согласился Шмелёв. – А наступающие на нас кочевники, кто они?

– Пока еще люди, но направляет их именно нечисть. Да так бывает везде и всегда.

– Понятно… А вот скажи мне, Израил Родионович, смогу ли я теперь в свой мир вернуться?

Ангел ненадолго задумался, а русалка затаила дыхание, со страхом ожидая ответ.

– Домой? Да, пожалуй… Пошли!

– Что, прямо сейчас?

– Ага.

– А как же… – Николай не договорил. – Но летом же…

– Вот именно! Так что неси свою ношу и не пищи. Ну что, выпьем на посошок? – Повинуясь взгляду ангела, со стола поднялись стаканы и застыли в воздухе. – За нас, за попаданцев! И пусть Спящие проснутся!

– Кто? – не понял Шмелёв.

– Да ты и сам знаешь, – туманно пояснил Израил. Потом чокнулся со всеми, включая ученого кота, выпил одним глотком и, превратившись в луч света, исчез в синем небе прямо сквозь оконное стекло.

Коля долго смотрел ему вслед. Но вот, наконец, повернулся к Яне и тихо прошептал:

– Странный тост. Но знакомый.

Глава 12

В начале лета в Татинец стали стягиваться войска. Он так и остался столицей объединенного княжества, хотя Юрий Всеволодович и приглашал Шмелёва переехать в Славель, располагавшийся совсем чуть-чуть, но подальше от границы. Николай отказался – в новом городе вольготнее дышится. А старому-то на тридцать лет больше.

Народ на стенах и у ворот, одетый нарядно по случаю внеурочного праздника, встречал прибывающих воинов цветами, хлебом-солью да едкими, порой переходящими всякие приличия комментариями. Время еще не сгладило не самые приятные воспоминания о житье-бытье до переселения в Татинец, и то, что сопредельные княжества присылали малые дружины в общее войско, не делало их правителей лучше или добрее. Пополнение принимали деловитые домовые и без лишней суеты определяли на постой. Город впитывал людей, как губка.

Все это столпотворение не могло не радовать главного хлебного поставщика армии – бывшего франконского купца, бывшего Бертрана Куртуазье. Два раза бывшего потому, что ушлый негоциант еще пару лет назад принес присягу Николаю Шмелёву, предварительно перевезя из провинциальной Лютеции семью и немалый капитал. И вот новый русс Борис Кутузов, сверкая толстой золотой цепью поверх малинового кафтана, поучал старого компаньона с тех еще, франконских времен:

– И в первую голову, Рене, никому не говори своего имени.

– Это почему же? Разве здесь настолько не любят иноземцев?

– А за что их любить, скажи мне на милость? Знаешь, в мире существует весьма ограниченное количество любви, впрочем, и добра тоже. И растрачивая их на подозрительных чужих, что же оставишь своим?

– Но мое имя, что в нем не так?

– Дурак ты, Рене, и имя у тебя дурацкое. Обязательно смени, иначе никогда не станешь… хе-хе… будешь торговать объедками с нашего стола. И ради этого стоило покидать Лютецию?

– Ты говоришь, как настоящий русс, Бертран.

– Я он и есть. И зовут меня – Борис Кутузов, запомни это, друг Рене.

– Хорошо, но если становиться русским, то почему стесняться франконской фамилии? Ведь она уже будет не моя…

– Как хочешь… Только как будет звучать по-новому Рене Савиньяк? Вот, то-то и оно! Кто со Свиняком связываться станет?

– А если… а если взять девичью фамилию матери, а?

– Каюзак? Вроде бы ничего… Даже что-то героическое чувствуется. – Купец задумался, и на румяной физиономии появилась мечтательная улыбка. – Вот представь – входят наши войска как-нибудь в Лютецию…

– И в Авиньон.

– Да, и туда обязательно.

– А почему как-нибудь, Боря? Очень даже хорошо и красиво войдут.

– Точно! И мы с победоносным войском входим.

– Въезжаем.

– Согласен. На белых конях… все из себя героические… Кутузов и Казак на улицах поверженных городов… и поплевываем на скаку на всех графов.

– Даже на графов?

– На них в первую очередь. Заметил, Рома, что в Татинце нет ни одного графа? Да их тут и за людей не считают.

– Как, совсем?

– Отож!

– А бояре?

– Сравнил, – рассмеялся купец. – Боярское звание потом и кровью дается… Или великой ученостью, как моему другу коту Базилевсу.

– А мы…

– Ну, чисто теоретически… Но сначала нужно в Авиньон на белых конях.

– Понятно. А ты меня своему другу представишь?

– И в качестве кого? Чем думаешь заняться?

Рома Казак задумчиво почесал переносицу:

– Может, рыбным товаром?

Случайно услышавшие кусочек разговора прохожие вдруг оглянулись с невыразимой грустью и жалостью в глазах. Пробегающая мимо старушка даже остановилась, чтобы перекрестить говоривших, трижды сплюнула через левое плечо и засеменила дальше, охая на каждом шагу и качая головой.

– Чего это они, Боря?

– Жалеют. Раков захотел покормить? Ну-ну, в путь-дорожку… Только у местных водяных на рыбу монополия, если знаешь такое слово. Утопят конкурента к чертям собачьим, и поминай как звали.