Позывной «Хоттабыч» - lanpirot Страница 28

— Товарищи, знакомьтесь! — произнес оснаб. — На ближайшее время ваш подопечный — товарищ Старик…

Ага, только я бы поточнее выразился — подследственный! И не важно, даже, как ко мне относится командир. И что он там такое в моей голове высмотрел. С этими товарищами, а судя по тому, как на меня зыркнул своими снулыми, как у дохлой рыбы глазами, майор — нужную информацию они из меня, разве что клещами тащить не будут. И то, только потому, что в этом мире есть другие, более действенные методы.

— Майор Мордовцев! — слегка наклонил голову тощий.

Хех, а эта фамилия более бы подошла мордатому полковнику…

— Подошла бы, — неожиданно по-доброму усмехнулся щекастый полкан, — но папа, «к несчастью», у меня был Капитоновым! Полковник Капитонов! Вячеслав Романович! — И он сунул мне плотную руку для рукопожатия.

«Мля, как же неудобно-то!» — мелькнула в моей голове мысль, когда я пожал протянутую руку.

— Да вы не тушуйтесь, товарищ Старый! — продолжая улыбаться, произнес полковник Капитонов. — По сравнению с некоторыми деятелями, с коими мне довелось… «сотрудничать» в последнее время, вы просто душка! — И он весело мне подмигнул.

Молодец, полковник! Уважаю! Настоящий профи! Раз, и мгновенно создал о себе совсем иное мнение, чем я себе навыдумывал. А я ведь и даже и не почувствовал того момента, когда он проскользнул мне под черепушку! Действительно, экстра-класс! Ничуть не хуже командира, «работу» которого я тоже в первый момент не почувствовал. С таким человеком мы точно сработаемся!

— Обязательно сработаемся, товарищ Старый! — А вот и черед майора настал.

Мои мысли, выходит, и для него, словно на блюдечке с золотой каемочкой. И захочешь, хрен спрячешь от таких «мысленных волкодавов» в хорошем смысле этого слова.

— Майор Мордовцев, Евгений Кузьмич! — коротко представился он, протянув мне руку в свою очередь.

Пожав узкую, холодную и худую ладонь майора, рукопожатие которого оказалось на редкость жестким и крепким, несмотря на всю его субтильность, я произнес:

— Буду только рад, товарищи! Но на всякий, так сказать, пожарный, предупредить хочу — не обижайтесь на старого дурака, если что! И не спешите обвинять во всех смертных грехах! Ведь я — по сути, старое дитя, взращенное иной реальностью… Вам ведь раскрыли, с кем придется работать? — Я бросил вопросительный взгляд на оснаба.

— Не волнуйтесь, товарищ Старый! — Незамедлительно отреагировал на мой вопрос полковник. — Всю имеющуюся в наличие информацию мы получили.

— Ну, тогда с Богом! — скорее по привычке, произнес я.

— Если вам это важно, товарищ Старый, то с Богом! — и, не подумав надсмехаться, либо проявлять какую-нибудь левую революционную бдительность, серьезно отозвался Вячеслав Романович. — Мы можем приступать, Владимир Никитич? — Полковник вопросительно взглянул на Виноградова.

— Да, можете, — утвердительно качнул головой профессор. — Пациент в хорошей форме… если можно так выразиться, — со вздохом добавил он.

— В каком смысле, Владимир Никитич? — насторожился полковник Капитонов. — Есть противопоказания?

— Еще какие! — фыркнул Медик. — Дедушке сто два года! Не забыли, товарищи офицеры?

— Так точно, Владимир Никитич, не забыли! — словно на плацу отрапортовал Вячеслав Романович.

Что-что, а почтение к профессору в голосе полковника было, хоть отбавляй. Уважают здесь Медика, причем, по-настоящему уважают, даже мне видно невооруженным глазом, пусть и одним.

— Все будет в лучшем виде, товарищ Виноградов! — Поддержал коллегу по цеху майор Мордовцев.

— Ох, братцы, отчего-то неспокойно у меня на сердце, — признался особистам Владимир Никитич. — Не всякий молодой такое воздействие выдержит, а тут…

— А вот для этого вы и здесь, товарищ Виноградов! — подключился оснаб. — Таких Медиков на всю страну — единицы! И, если уж вы, лучший из лучших, не сумеете ничего сделать… Тогда нам остается лишь одно — развести руками, — произнес напоследок Петров.

— Ребятки, кончай базар! — гаркнул я громко. — Мы тут Родину спасаем, или где? Ну, даже если и помру… Вы, главное, башку мою распотрошить, как следует, успейте! Авось, и пособят чем мои знания… Я-то, ребятки, как мы фрицев гребаных на острый кукан насадили, один раз уже видел! И флаг наш на Рейхстаге и штандарты их поганые под ногами наших парней на Красной площади… Хоть и не был я там лично, но кадры эти намертво в меня впечатаны и Вечным Огнем на веки-вечные выжжены… Это же… — Голос мой прервался от нахлынувших воспоминаний, а по морщинистым щекам побежали слезы. — Это же — День Победы! И на меня настоящим образом нахлынули образы тех далеких дней. — Смотрите ребятки, — сдавленным голосом произнес я. — Ведь вы же можете? Можете, да?

— А можно и мне? — Сильно волнуясь, произнес профессор.

Переглянувшийся с майором полковник утвердительно кивнул:

— Подойдите поближе, Владимир Никитич… Нужен тактильный контакт.

Профессор живо, словно молоденький парнишка, подбежал к группе особистов и застыл рядом. Майор Мордовцев наложил ладонь на его глаза, и закрыл свои.

— День Победы, — прокаркал я своим скрипучим голосом, — как он был от нас далек…

День Победы, как он был от нас далек,

Как в костре потухшем таял уголек.

Были версты, обгорелые, в пыли, —

Этот день мы приближали, как могли.

Этот День Победы

Порохом пропах.

Это праздник

С сединою на висках.

Это радость

Со слезами на глазах.

День Победы!

День Победы!

День Победы!

Дни и ночи у мартеновских печей

Не смыкала наша Родина очей.

Дни и ночи битву трудную вели —

Этот день мы приближали, как могли.

Этот День Победы

Порохом пропах.

Это праздник

С сединою на висках.

Это радость

Со слезами на глазах.

День Победы!

День Победы!

День Победы!

Здравствуй, мама, возвратились мы не все…

Босиком бы пробежаться по росе!

Пол-Европы прошагали, пол-Земли, —

Этот день мы приближали, как могли.

Этот День Победы

Порохом пропах.

Это праздник

С сединою на висках.

Это радость

Со слезами на глазах.

День Победы!

День Победы!

День Победы![25]

Я постарался выплеснуть в этом своем коротеньком «порыве души» абсолютно добровольно отданного в «надежные руки» под музыку композитора Давида Тухманова и слова Владимира Харитонова, одновременно всю ту радость и боль этого дня — Дня Победы, что сумел пронести через всю свою долгую жизнь. Отдал всего себя, без остатка! Как на фронте! Как и в тяжелые