Купец из будущего 2 (СИ) - Чайка Дмитрий Страница 28

Новгород разрастался все больше. Еще год назад все жители знали друг друга в лицо и по именам, а теперь появился посад, разбитый на правильные квадраты. Он постепенно застраивался деревянными избами, где селились люди, которые далеко не всегда понимали словенскую речь. Помимо людей честных и работящих приезжали и какие-то проходимцы с быстрыми глазами, которые толком не могли объяснить, чего им тут вообще понадобилось. Этих забирал для душевного разговора боярин Горан, с которым тоже не очень здорово всё получилось... Надо его службу куда-нибудь от жилья подальше перенести, а то непривычные люди до обморока пугаются, когда почтенный глава Тайного Приказа начинает в процессе задушевного разговора догадываться, что тот бродяга не просто так сюда приперся, а злой умысел имеет. Истошные крики и запах паленого мяса княгиня очень не одобряет, и свое прекрасное лицо морщит, когда все это до нее доносится. Не вмешивается, правда, терпит...

А еще кузнецы, которые колотят молотами от зари до зари. А еще воины, что орут на вытоптанном до голой земли поле. Как его там князь назвал? Чудное такое слово на ромейском языке... Полигон, вот! А еще Сиротская сотня, которая давно и не сотня уже. Хотислав все самоубиться хочет, да только руки никак не доходят. На кого он тогда своих мальчишек бросит? Князь ему помощников еще добавил из старых воинов. Но толпа сорванцов, которые целый день бегают эти... как их... кроссы, дерутся и стреляют из слабых луков, той еще головной болью оказалась. Туда зерно просто возами уходит. Слава богам, рыбу они сами ловят, и в наряды на огород ходят. Иначе Збых... тьфу ты! Иначе почтенный глава Денежного Приказа тоже самоубьётся. Его личный счетовод Любава всех старост до слез доводит. Подати до последней белки из них вытрясает. А у кого белки не хватает, велит зерно везти, или монетами из соли недоимки сдавать. Убили бы ее уже давно, да мужа, Деметрия, очень опасаются.

Дел оказалось столько, что глава Земского Приказа спал вполглаза, а ел на ходу. И слава Богам, что князь это все предвидел. Новые улицы приказал кольями разметить, и строить дома строго по ниточке. Горожане поначалу этим новшеством не слишком прониклись. Но когда к твоему строящемуся дому стража приходит, а потом затрещинами объясняет, что ты неправ, то уже не до шуток становится. Два раза своими руками собственную избу сломаешь, и начинаешь догадываться, что шутки местные власти очень плохо понимают. Город ушел за стены детинца, который смотрелся по теперешним временам каким-то куцым и даже крошечным. И Лют уже задумывался, а не построить ли второй ряд стен. Хотя, не время, пожалуй. А еще христиане попросили выделить место под церковь, а на это Лют без разрешения князя пойти никак не мог. Он нутром чуял грядущие неприятности.

А еще Лют князю подарок приготовил. Сам все придумал, когда поручения князя обмыслил, и в его правоте убедился. Надо бы проверить, как там дела у пришлых римлян из Лугдунума идут, к которым он два десятка девок прислал на работу. И Лют пошел на другой конец города, где была новая слобода заложена, Ткацкая. Там, правда, пока всего два дома стоят, но то дело наживное. И не воняет там, что характерно. Как же он с кожевниками обмишурился, просто до слез обидно ...

Княжеский терем, что еще совсем недавно был огромным и помпезным сооружением, теперь казался слишком маленьким и тесным. Все-таки жить и работать в четырехкомнатном доме, где и семидесяти квадратов не было, оказалось просто невозможно. Каково это, когда во время заседаний Княжеского Совета из спальни то и дело выходит княгиня, которая шла на кухню, гонять служанок и готовить мужу ужин. Она так и не бросила эту привычку. А княжич Святослав, который уже начал ходить, и лез на колени к бородатым дядькам, которые обсуждали вопросы государственной важности? Тут серьезные дела решаются, а на коленях мальчишка сидит и за усы дергает. Надо расширяться, и эта задача стала первой на заседании Совета.

— Княже, — продолжил Лют, — за это лето в город пришла без малого сотня семей. Есть ткачи, есть кузнецы, бондари, один медник с семьей пришел, есть хорошие горшечники, не чета нашим. И даже один монах забрел, чтобы нам тут свет истинной веры принести. Ну, это он сам так сказал. Не знаю, князь, что с ним делать. Прогнать?

— Гнать нельзя, — сказал, подумав, Самослав. — Он сюда целую свору попов приведет. Тут же для них просто поле непаханое. В Соляной Городок его отошли, его Горазд быстро к делу приставит. Там христиан много, и сбежать оттуда не получится. Собаки вмиг сыщут.

— Я кого-то в посаде разместил, — продолжил Лют, — а остальных в слободы выселил...

— Да, я уже в Кожевенной слободе побывал, — поморщился князь. — Как же ты так обмишурился, Лют? Ведь передохнем от этой вони.

— Виноват, княже, — смутился боярин. — Но зато кузнецы работают, как ты велел. На отдельные куски всю работу разделили, и теперь куда больше успевают. У Максима шестеро парней трудятся. Уже по четыре панциря в месяц выдают.

— Мы с ним не расплатимся, — хмуро ответил глава Денежного Приказа. — У нас, княже, если бы не будущий приход золота от продажи рабов с севера, дело совсем плохо было бы. Мы были бы эти... Как ты это называл?... Слово еще такое затейное... Банкруты, вот! Голодранцы, чтоб понятнее было! Восемь сотен мужиков кормим, да еще сирот почти двести, да еще эти римляне блаженные, которых кроме них самих и не понимает никто. Тысяча ртов, владыка, камнем на шее висит. Лес под новую пашню валим так, что скоро его совсем не останется. Мы тут, пока тебя не было, решили прямые дороги бить через чащу, и новые деревни вдоль них ставить. Иначе в город зерно только по воде везти можно. Опять же, берега приказали очистить, чтобы волочить ладьи можно было. И если войско перебросить понадобится, это же целая мука. И вот еще что. Зверя в округе и не осталось почти, разбежался весь.

— До лета продержимся? — хмуро спросил Само.

— Должны, — кивнули все. — Соль есть, капусту квасим, как ты научил. Рыбу ловим и солим. Если озимые всходы снегом укроет, то голода не должно быть.

— Мельник не жалуется? Всем доволен? — спросил Само и успокоился, дождавшись утвердительного кивка. Халло с сыновьями ладил водяную мельницу, выкупив по честной цене материал для стройки. Почтенный Збых вернул в казну почти все, что заплатил мельнику князь. Ничего, тот еще заработает...

— А пойдем-ка на полигон сходим! — сказал вдруг князь.

— Сотня! Упор лежа принять! — сотник Добран, чью могучую шею украшала серебряная гривна, полученная за храбрость, орал на пополнение, что пришло из верных хорутанских родов. Парни были крепкие, к работе привычные, и воинами стать хотели до зубовного скрежета. Такими, как сотник! Чтобы белый плащ с красной полосой, и чтобы у дома почетный столб со звездой стоял... И чтобы все девки при одном только виде вчерашнего Лавриты или Будимира коленки себе кипятком шпарили.

— Тридцать отжиманий!

Парни тупо сгибали руки, не понимая, какое отношение имеет белый плащ и ошпаренные девичьи коленки к каждодневному изматывающему бегу, тасканию камней и подтягиванию на перекладине. И ведь даже оружие еще не давали! А они-то думали!

— Чего разлегся? — орал сотник, который каждое утро бежал вместе с ними, дыша при этом ровно, словно просто гулял по лесу.

— А ты чего мне указываешь? — взвился здоровенный бугай, которому все эти порядки не понравились с первого дня. — Мы в войско пришли! Мой отец и дед в походы ходили, и прадед тоже! И никто из них о таком и не слышал даже! Оружие когда нам дашь, сотник? Чего старые обычаи рушишь? Мы — вольные мужи, а не холопы твои.

Сотня замерла в ожидании, а сотник поднял глаза к небу! Опять! Сейчас начнется действо, обязательное для всех армий мира, и для любого времени.

— Оружие тебе дать, воин? — ласково поинтересовался сотник. — А что ты с ним делать будешь, если тебе его дам? Может, задницу мне надерешь, слабак?