Катарсис (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич Страница 29

За городом обнаружилось несколько вытянутых глинобитных бараков. Старые, но в приличном состоянии. Улан ловко соскочил с лошади: «Прошу».

В прохладе барака я попал в комнату. Навстречу мне поднялся и развел руки в стороны Гурский.

— Ну, здравствуй, — щекотал он щеки усами, — дай я тебя расцелую, пропащий.

— Да уж где пропащий? — улыбаюсь я, — все по заданиям. Все лето в трудах.

— Да что уж. И сейчас труды будут. Но сначала день на отдых. Неизвестно, как оно придется.

— Что это за бараки?

— Давненько стоят без дела. Но властям и полиции приказано содержать их в надлежащем порядке. Греческие повстанцы, думаешь, откуда взялись?

— Здесь центр подготовки?

— Ну уж, центр. Лагерь. Про генерал-майора Ипсиланти слыхал?

— Не очень.

— Ну как же? Герой повстанцев. Для греков. Для нас провал операции. Но не совсем. Все же каша заварилась, да еще какая.

Оказалось, генерал-майор, командир первой гусарской бригады, знакомец А.С. Пушкина по кишиневской ссылке, подготовил отряд боевиков под руководством русских спецслужб. Перешел Прут и взял Яссы. Потом все закончилось печально. Турки повстанцев разбили. А когда при бегстве остатки команды попали на территорию Австрии, австрийцы их арестовали. Держали в крепости в очень плохих условиях. Только по личному настоянию Николая Павловича освободили год назад. Сам генерал скончался вскоре на руках у прекрасной княжны Разумовской, его возлюбленной. Через неделю, другую померли и оба брата. А сама княжна сошла с ума.

— Очень похоже на ликвидацию провала, — вспомнил я «Аквариум» Суворова, но смягчил мысль, — или на устранение свидетелей. Но почему провал, если каша заварилась?

— Потому что не получилось ожидаемое. Да, это дало толчок восстанию, но не более.

— Странно, что он не развил успех, когда взял Яссы. Глупо сидеть на месте, собирать двор и раздавать чины, будто уже корона готова.

— Глупо. Если не знать подоплеки.

— Так чего же он ждал?

— Того, что не свершилось. Его обманули. В этом и был провал операции. Естественно, Государь, тогда еще Александр Павлович, отрекся от всего. По другому тут нельзя. В таких делах при провале нет ни родины, ни начальства.

— Дмитрий Семенович, довольно загадок. Не за этим же я приехал? В чем обманули?

— Ваша мысль о том, что различные чудодейственные предметы могут даровать власть и могущество, не нова. История знает такие примеры, но они держатся в тайне. В очень охраняемой тайне. Поэтому я вам их не приведу. Да вы и сами больше моего повидали в своей Америке.

— Генерал должен был получить какой-то артефакт могущества?

— Ишь, слово какое, артефакт. Пусть будет так. Должен был захватить и получить власть. И захватил. Но, очевидно, не то.

— Поэтому сидел и ждал, когда сработает? А ничего не произошло. Впрочем, волнения пошли.

— Бунт? Не сильно нужен. Что греки, что болгары одинаковы. Сегодня с одних рук едят, завтра с других.

— Но где же тогда -то? Есть сведения?

— Есть! Для того вас в спешном порядке и вызвали. Да и вся эта заваруха поэтому. И все наши тут. И Шильдер, и Засядко. И потому Николай Павлович лично возглавляет войска.

— Сведения верные?

— Без сомнений. Другое, что они неизвестны ни туркам, ни австриякам, ни англичанам.

— Не раскололся ваш генерал?

— Это уже не имеет значения, — опустил глаза Гурский, — сейчас есть ученые, что прочитали древние шифры и установили точные места.

— То есть, не одно место, значит, не один артефакт?

— Один. И к нему нужен ключ. И он уже у нас в руках. Открою тайну. Он был в крепости Исакчи, которую помогли взять задунайские казаки. Другой в Браилове, но он известен туркам, потому и сопротивление отчаянное. Но для дела хватит и одного.

— А что, турки не знают от чего ключ?

— Они даже не знают, что это ключ. Для них он просто предмет веры.

— Хорошо, а я зачем?

— Может потребоваться твоя помощь. Ты уже с этим дело имел, а там всякое может быть.

— То есть, сейчас все в ожидании мирового господства?

— Мировое тут не выйдет, но на всей территории Византийской империи власть получить можно.

— СильнО. И какие наши действия?

— Завтра выдвигаемся на соединение с Императором. Он направляется к Варне в войска.

— Один?

— С ним семь сотен кавалергардов и шесть сотен пехоты.

— Меня по дороге просветили, что партизаны крайне досаждают при поддержке болгар. Думаете, этого хватит для защиты Государя?

— Он нас не спрашивает.

Нас разместили на ночь. Неважные удобства, но все лучше, чем в открытом поле. Гурский вечером пришел к нам, а за ним занесли пять глиняных кувшинов. Молдавское выдержанное вино оказалось неплохим. А в сравнении с тем пойлом, что подают в московских кабаках под названием «Бургунскаё», так и вовсе превосходно. Стол соорудили наскоро из досок и облагородили скатертью. В походные тарелки положили холодную вареную телятину, брынзу, мамалыгу со шкварками, кукурузные лепешки.

— Говорят, раньше они кашу из проса заваривали, — завязал я разговор.

— И теперь, но реже, — отломил Дмитрий Семенович кусок лепешки и посмотрел на свет, — все больше из кукурузы.

— С чего такая любовь?

— Так ее турки налогом не облагают. Да и урожайность хорошая. На Кавказе тоже любят.

Початки меньше, чем я привык видеть. В будущем кукуруза будет из американских сортов. Для мамалыги не подходит. Не вкусно. Только на корм свинкам. Но это в будущем. А сейчас прекрасно идет, хоть и считается пищей бедноты.

— Герб местный мне не понравился, — подвожу я к теме, — и название города непонятное.

— Это надо валахов спрашивать.

— Молдован?

— Так язык один у них. Отличается, как московский говор и рязанский, к примеру. Называй хоть молдаванским, — усмехнулся Гурский, — мне кроме герба много чего не нравится. Такое уж место. Варной и раньше интересовались. По понятной причине обсуждать далее не будем, кроме исторических фактов.

— И каковы же они?

— Были битвы, да еще какие. Рубили и королей и сеньоров, — он задумался, видно, что взвешивает слова и думает, как уйти от скользкой темы, — Цепеш только невредимым ушел.

— Это какой? Влад? — Оживился я.

— Знаешь эту историю?

— Про Дракулу? Очень слабо, — протянул я в надежде на продолжение разговора.

— Да какой он дракула? Так, второстепенный член Ордена. Но гордыни хоть отбавляй. Там они все или сами дракулы или потомки.

— Что за Орден? — Подсаживаюсь я ближе.

— Дракула в переводе означает дракон. Еще в тысяча четыреста восьмом году король Венгрии Сигизмунд IЛюксембург основал Орден дракона. Все монархи Европы вступали в него. И все они являются потомками Сигизмунда через его дочерей. Когда Орден расширился, после двадцати двух рыцарей первой линии взяли других, наиболее влиятельных и талантливых людей. Среди них был и Влад Второй, командующий пограничными войсками, которого после вступления в Орден прозвали Дракул. Отец Влада Цепеша. Так что какой Цепеш Дракула?

— Мне всегда казалось, что дракон имеет к христианству очень специфическое отношение.

— Но мы же понимаем, что часто и сама церковь иногда имеет к христианству специфическое отношение. Это я про католиков, — улыбнулся Гурский, — политика, мой друг, не терпит сантиментов. Что до Ордена, то на гербе дракон покрыт зеленой мантией с крестом. Или золотой, как позже стали делать. Название имеет свои пикантные нотки для местного населения и созвучно имени дьявола. «Драку», черти на их наречии.

— Так и дракон в христианской традиции дьявол, без всяких созвучий.

— Ты умный. Зачем пояснять очевидные вещи?

— Влад Цепеш, насколько я слыхал, прослыл очень жестоким человеком. На колья сажал.

— Ты же услышал меня. Он вторичен. Только исполнитель. Конечно, укрепил мнение о себе, когда в тюрьме отрекся от православия и принял католичество. Ведь по местным верованиям, православный, принявший католичество, становится вампиром. А настоящие вершители судеб всегда в тени. Да, жесток. Как может быть жестокой гильотина.