1910-я параллель: Охотники на попаданцев (СИ) - Осипов Игорь Валерьевич Страница 29

— Так уж он и бессмертен? — хмыкнула Ольга, повернувшись на спину. Я слегка улыбнулся, положил ладонь на ее правую грудь, и стал водить большим пальцем по розовому соску, который быстро набух и стал твёрдым.

— Не надо, — прошептала она, но руку не убрала, — хорошего понемногу. Оставь на вечер.

Я поцеловал ее в шею и продолжил рассказ.

— Есть легенда, что мойры, богини, плетущие нити судьбы, в своём странствии по мирам обронили ножницы. И ножницы нашли смертные. Умелые чародеи сделали из них клинки, несущие смерть бессмертным. Из одних ножниц ведь можно сделать сразу два клинка.

— Дай угадаю. Императорская задница заполыхала огнём в желании найти это оружие.

— Да. И были созданы отряды, ведущие поиски. Во главе каждого отряда стоял патриций. Я был одним из них. И я много где побывал. Кстати, в нашем мире здесь огромное мелководное Сиберийское море, граничащее с Северным океаном. Оно мелкое настолько, что в отлив вода отходит на сотню метров. Летом оно тёплое, как парное молоко, а зимой промерзает на несколько локтей. А ещё там тысячи островов, поросших берёзами, клёнами и соснами, и на месте Новообска стоит портовый городок.

Ольга открыла рот, но лишь после небольшой паузы задала очередной вопрос.

— Что случилось с Евгением? Ведь не может быть так, что вы похожи как два брата-близнеца.

Я убрал руку и пристально вгляделся в ее глаза.

— Мы вообще не похожи. Я был на дюйм ниже, темноволосый, нос с горбинкой и карие глаза. Мы наткнулись на старый храм на берегах Ладожского моря. Там нашли артефакты. И как полагается, влипли в засаду из фанатичной секты нордов. Все в шкурах и обожравшиеся какого-то дурмана. У меня была целая центурия. Сотня отборных легионеров-триариев. И не тех, что в старой античности, а со стальными доспехами и мечами. Десяток арбалетчиков, два десятка лучников. Но силы были неравны. А на руках у меня куча древних побрякушек. Когда меня насадили на копья, они сработали. Уж, какие именно, не знаю, может все разом. В итоге мир дал трещину, и я увидел, что мы все находимся в совсем другом месте. Вместо ранней осени под ногами лежал снег, быстро оросившийся кровью. А потом я осознал себя стоящим с револьвером в руках и со стрелой в печени. Я стал Евгением, и в тот миг прежний Евгений Тимофеевич Тернский умер. Как и весь его отряд и прибывшая на помощь полиция. Две сотни фанатиков смог уничтожить только поднятый по тревоге пехотный батальон.

— Он умер, а Марк Люций остался жить в его теле, — печально подвела итог Ольга.

— Не совсем. Марк Люций тоже умер. Ты правильно сначала сказала, что я Марк Люций Евгений. Они оба перемешались в одно целое, ушедшее странным сном в туман, как полагается памяти попаданца. В результате этого сбитня получился нынешний Тернский. Я помню отца своего Клавдия, и я помню отца своего Тимофея Валерьевича. Я чуть с ума не сошёл. Но это потом. Прежнее тело Люция умерло с пробитым сердцем, а новое выжило, переняв вместе с душой Люция ее дар живучести. Правда, с тех пор я не чувствую боли и временами мучаюсь бессонницей. А ещё бывают приступы, когда тело совсем перестаёт слушаться.

— Внутри, — улыбнулась Ольга. — И ты помнил меня, но решил, что я не твоя. А ты был женат?

Вопрос был столь неожиданным, что я опешил.

— Я был помолвлен. Родители настояли на политическом браке, но невесте было всего двенадцать. Нужно было ждать, когда подрастёт. Правда, у меня было две наложницы.

— Кобель! — буркнула Ольга, легонько стукнув меня кулаком в бок, и потом сама ткнулась лицом в плечо.

— Это было в другом мире, женщина! — повысил я голос, обняв ее.

— Кто ещё знает?

— О девках?

— О твоём прошлом.

— Бодриков знает. Я не смог скрыть таких перемен, — ответил я, ещё раз улыбнувшись, — Но он хитрый лис. Ему хотели в подчинение дать неугодного человека, и барон решил задачу так, что я буду Евгением и буду слушаться беспрекословно. К тому времени я уже встал на ноги. И вот уже три года притворяюсь кем-то другим.

Мои руки скользнули на упругие женские ягодицы, а потом прижали тёплое и пьянящее тело к себе.

— Я снова тебя хочу, — сорвалось с моих губ.

Ольга улыбнулась, отчего на ее щёках появились красивые ямочки, а потом закусила нижнюю губу, глядя на меня с озорными искрами в глазах.

И в этот момент в дверь начали часто и сильно стучаться.

— Евгений Тимофеевич! Ваше высокоблагородие! — был слышен на грани истерики голос одной из горничных. — Евгений Тимофеевич!

— Что⁈ — зло и громко спросил я, проклиная эту дуру.

— В барона Бодрикова стреляли! Старый на телефоне сидит, ждёт когда сообщат куда повезут его превосходительство!

Я выругался, и вскочил на ноги, начав поднимать с пола свою одежду. Ольга подтянула к себе халат, накинув на себя, как одеяло. В то время мои пальцы уже застёгивали пуговицы на сорочке, все же армейская муштра, которой меня мучил в своё время барон, не прошла даром. Ноги по очереди нырнули в ботинки. Пару секунд на шнурки. Секунда на новомодную «молнию» на кафтане.

Кровь кипела от недавней несостоявшейся страсти и злости на мир. Это придавало сил и торопило время.

Я поглядел, чтоб Ольга не была обнажённой, и осторожно скользнул в приоткрытую дверь, сразу же захлопнув за собой. Пальца хотели повернуть язычок приспособления для опечатывания, но вовремя остановились. Теперь эту привычку придётся бросить.

Уже сбежав с лестницы, я закричал.

— Дневальный! Оповести всех! Полная готовность! Группе подготовить кирасы, надеть по дополнительной команде!

Коридор, подлестничная клеть и двор промелькнули перед взором одним разом.

— Где он? — только и спросил я, остановившись на пороге чёрного хода и быстро обернувшись.

— В городской больнице, — ответил Старый.

В тот момент, когда я прыгнул в автомобиль, дневальный, прибывший на смену Старому, но не успевший того сменить, уже открывал ворота. Утро выдалось прохладное, и уже выезжая со двора я пожалел, что не прихватил перчатки и пальто. Авто было крыто только тентовой крышей, и в бок задавал лёгкий ветер. Изо рта клубилось едва заметное облачко пара, а пальцы быстро онемели. И несмотря на то, что боли я не чувствовал, холод я хорошо ощущал.

Я выжимал педаль контроллера электродвигателя до упора. Руль бил по пальцам, играя вместе с ямками и кочками. Несколько раз узкие колеса с шумом поднимали комья густой грязи из почти высохших луж.

Первый раз я радовался тому, что это не столичный Петроград, а маленький уездный городишка, где можно до любого места при желании доехать за неполный час.

Больница встретила меня серыми стенами, вытоптанными скрипучими ступенями и половцами, от которых эхо разлеталось звонко и далеко. Казалось, ты уйдёшь из этого заведения, а шаги ещё долго будут скакать от стены к стене безумным призраком, пытающимся докричаться до всякого, чтоб не шумели.

Постовая сестра милосердия только успела открыть рот, когда я опередил ее.

— Где его превосходительство⁈

— Извольте сообщить, кто вы, — испуганная моим тоном, разродилась она требованием.

— Тайная канцелярия! Где господин барон⁈

Сестра быстро открыла книгу и стала водить пальцем по строкам, щурясь и шевеля губами. Но ответила не она.

— Не шумите-с, — раздался рядом знакомый голос, — его превосходительство ждёт вас.

Я повернул голову, увидев Бодриковского адъютанта, хмурого и серого, как с перепоя дешёвой водкой, хотя я знал, что этот голубчик лишь изредка позволяет себе шампанского.

— Идемте-с, — продолжил подпоручик, протерев лицо ладонью. Мне даже показалось, что в уголках глаз блеснули слезы, как у кисейной барышни.

Под растерянно-испуганный взгляд сестры мы прошли длинными узкими коридорами, с их высоченными казёнными потолками, рождая эхо уже вдвоём.

Пришлось проскрипеть по лестнице на второй этаж, и пройти ещё несколько поворотов и переходов между пристройками. При нашем появлении в конце коридора выпрямился по стойке смирно часовой, одетый в гимнастёрку, штаны-галифе и фуражку с козырьком. На ногах новые, хорошо начищенные сапоги. Серая, аккуратно свёрнутая солдатская шинель лежала на подоконнике.