Здравствуй, 1984-й - Иванов Дмитрий Страница 29

– Знаешь, что я с такими на зоне делал? – ощерился главарь по кличке Слон, полученной из-за врожденной лопоухости.

Он и вправду посидел на малолетке, потом на взрослой зоне немного – пару лет. Вышел, кстати, по УДО, и почему-то к блатной жизни и корешам, оставшимся там, не стремился. Но рассказов про блатную романтику было много, и Толик слушал его взахлеб.

– Чё делал? – сбрасываю его руку я и иду дальше, размышляя, что теперь предпринять.

– Хочешь, покажу, что делал? – кричит вслед Слон. – Очко болеть будет потом.

– Вон шохам своих покажи, им интересно будет, – плюю на землю и захожу в магазин при пекарне.

Эти трое дернулись было ко мне, но в помещение не зашли – народу уже много там. Все равно отморозки стоят, ждут, значит, беседа не окончена.

Выхожу с хлебом – в руках сетка, набитая буханками. Поросят мы иногда и хлебом кормим. Что? Так устроено все тут, я сам лично против, но все относятся к этому спокойно.

– Короче, срок тебе до конца дня, потом ходи, оглядывайся, – угрожает уголовник.

Иду домой в полном раздрае. Что делать? Денег взять неоткуда, винтовку и ордена тоже мимо. Положим, бабка и не сдаст, что «пролюбила» винтовку, но как мне ей в глаза смотреть потом? Да и не смогу я взрослый такую пургу спороть. Полезли в башку вообще детские варианты, вроде написать на них анонимку, сделать пугач и застрелить вражин, убежать на Крайний Север и прочее. А что я бы посоветовал сам себе, будучи взрослым? Думаю. А ведь есть простой выход, о котором Толик думать не хочет – рассказать все бабуле, она плохого не посоветует, да и сама будет остерегаться. Тут меня осеняет – да на кой хрен бабуле, я лучше бате расскажу! Здоровенный двухметровый злобный бугай девяностого левела, в деревне все его побаиваются, начиная от последнего алкаша и заканчивая участковым ментом. Как он не сел, до сих пор не ясно, хотя ясно – не лезут к нему в конфликт. Бабка, очевидно, следила за мной из ограды. Разведчица, мля.

– Толя, что от тебя эти недоросли хотели?

– Да ничё, ба! – отмахиваюсь от ее расспросов.

Сижу дома, размышляю. Сам на измене, а уж гормоны Толика вообще с ног сшибают. Батя придет домой вечером и, скорее всего, пьяный, а может, сильно вечером и сильно пьяный. Надо ехать к нему на работу, там пообщаться. Благо мопед под задницей.

– Ба, я скоро! Поеду, прокачусь, – крикнул я старушке, что-то варганившей на кухне.

Убойный цех в колхозе был недалеко от нашего дома, я в нем бывал несколько раз и даже как-то доблестно забил барана, так что меня там мало-мальски знали. Вот и сейчас, поздоровавшись с некоторыми, я нахожу отца. Он стоит на металлическом поддоне и обрабатывает тушу, висящую на крюке. Работа у него спорится.

– Толя, что случилось? – увидев меня, спрашивает он и слезает с высокого поддона.

– Нам бы поговорить без ушей, – без прелюдий говорю я.

Мы заходим в какую-то каморку, где, кроме пары лавок и деревянного истыканного ножом стола, стоят пара шкафов и маленький телевизор. Я рассказываю отцу про свой косяк, ничего не скрывая. Отец слушает и багровеет.

– Ну ты козлина, конечно! – отец дает мне подзатыльника, отчего моя башка мотнулась.

Я не протестую, понимая, что реально козли-на. Не я, конечно, а Толян, но сейчас я за него, так что все по делу, и это еще мягко для отца.

– Что за парни, ты говоришь? – зло спросил батя.

Я как могу описываю их и говорю, где их найти можно днем, а также предупреждаю об уголовном прошлом одного из них.

– Он, говорят, в авторитете, – заканчиваю описание я.

– Знаю я этого Слона, не лично, конечно, а через его мамашу, та еще шлюха, – задумчиво говорит отец и тут же спохватывается: – Она в ЛТП сейчас сидит, да и не было ничего с ней у меня.

– Это ты меня сейчас успокаиваешь, что Слон мне не брат? – подколол батю я, что довольно рискованно – морда у него по-прежнему красная от злости.

– Да и не в авторитете он, если вышел по УДО. Активист, скорее всего, – не обращает внимания он.

– А что такое ЛТП? – задаю вопрос я, так как реально не помню расшифровку.

– Лечебно-трудовой профилакторий, от алкоголя там отдыхают, – отмахнулся отец.

– Профилакторий? Так, может, тебя… – предложил я и осекся, увидев материализовавшийся телепортом кулак перед своей мордой.

– Не вздумай, тюрьма это та же, – сказал он и добавил: – Молодец, что ко мне пришел, а не сам решал дела, раньше только надо было. Решу я эту проблему сегодня, сейчас только предупрежу кое-кого.

– Батя, не убей Слона этого только, – реально струхнул я, увидев, как решительно тот отправился переодеваться.

– Пальцем не трону, – улыбнулся своей улыбкой акулы-людоеда отец, не иначе что-то задумав.

Через несколько минут отец отобрал у меня мопед и, крикнув какому-то Сане, что телка завтра забивать будет и пусть потерпят, уехал. Делать нечего, иду пешком назад, срывая от нечего делать цветы. Пока дошел до дома, набрался целый букет. Кое-какие я по даче знаю из прошлой жизни, бархатцы или вот эти – катарантус. Цветут все лето.

Дошел до дома и, зайдя в калитку, сразу подвергся допросу бабули.

– А мопед где?

– Дал покататься, – вру я, не желая рассказывать про наши с отцом мужские дела, и тут же, чтобы сменить тему, вручаю букет бабушке и шучу: – Это тебе! Подарок на день рождения.

– Большой ты какой стал! Спасибо! Надо же, в первый раз не забыл про мой день рождения. Взрослеешь, что ли, а, Толя? – бормочет старушка, разглядывая цветы.

Я офигеваю. Это чего, у бабушки сегодня именины? Шутит? Но видя, как налились слезы на ее морщинистых глазах, как она села на скамейку во дворе и замолчала, я понял, что так оно и есть. Толян, мало того, что козлина был, так еще и свинтус приличный – дни рождения родных не помнил! Я вот, роясь в своей памяти, и не знал, когда у отца днюха. Но поперло же! А я еще думал, чего она на кухне с утра возится?

– Сколько тебе? – спросил я и неловко осекся.

Еще и лет сколько не знаю – как есть скотина!

– Семьдесят четыре, – не обратила внимания на мой неуместный вопрос бабуля и тут же добавила: – Я же десятого? Да, все верно.

Она ушла к себе на кухню готовить праздничный стол для семейного вечера. Сколько помню, гостей мы никогда не звали.

Чуть позже приехал довольный и трезвый отец.

– Все путем! Нет у тебя проблем. Есть чего сожрать? Не обедал с твоими делами, – проворчал он.

– Есть, конечно, у бабули же сегодня день рождения. А ты никого не пришиб? – внимательно разглядываю его одежду – нет ли где пятен крови там или вышибленных мозгов.

– Точно! У меня же и подарок давно приготовлен. Хорошо, что напомнил! Да не убил я никого, очень надо – детей бить.

Сели за стол. Отец действительно купил бабушке самодельную подушку, а может, с ним за калым ею рассчитались? Бабуля подушке рада, но глаза у нее смотрели на букет цветов, который внук, подозреваю, ей подарил в первый раз в жизни. Отец, выпивая, шутил, и вообще, был в хорошем настроении, так что я поверил, что проблема решена.

– Представляешь, сын сегодня говорит, а давай, батя, тебя в профилакторий, в ЛТП, отправим отдохнуть, – басовито ржет он.

Вечером ко мне приехал Кондрат.

– Ты слышал, что со Слоном случилось? – загадочно начал он, а у меня все похолодело внутри – наврал батя!

– И что? – ровно спросил я, вспоминая, что Кондрат в курсе этой проблемы.

– Ноги ему сломали и руки! Причем его же шестерки! Что там у них за конфликт был – непонятно, оба в ментовке и не колются. Слон тоже в несознанке, но в больнице. На полгода выбыл, говорят, – вываливает новости друг.

Ну батя! Ну затейник! Понимаю я, что случилось. Никого он не бил, тупо запугал спутников Слона, а те переломали все кости своему корешу. Гениально. Не удивлюсь, если батя рядом со Слоном стоял, и тот не мешал себя калечить, а может, и помогал даже.

– И главное, бухой был Слон донельзя, стонал, слюни пускал, но не сдал своих шестерок, – закончил рассказ Кондрат.