Туманная река 3 (СИ) - Порошин Влад Страница 3

Хрущёв расхаживал вдоль длинного стола и потрясывал своим небольшим кулачком, в другой руке он крепко сжимал распечатку последней передачи вражеской станции «Радио Свобода». За столом пытаясь не перечить первому лицу государства, застыли Брежнев, Суслов, Косыгин, Шелепин, Микоян и Фурцева.

— Вы полюбуйтесь, что эти негодяи передают на весь мир! — Никита Сергеевич по третьему разу стал зачитывать передачу «Радио Свободы», — для предотвращения массового бегства советских спортсменов на запад, которую они запланировали на Олимпиаде в Риме, была проведена акция устрашения всех членов сборной СССР. Гостиница, где размещались спортсмены была обстреляна из автоматов, один человек погиб, остальные заключены под домашний арест. Как вам это нравится?

— Никита Сергеевич, может, откажемся от поездки в Рим? — робко предложил Михаил Суслов.

— Дурак! — резко выкрикнул Никита Сергеевич на члена Политбюро и по совместительству секретаря ЦК КПСС.

Слюни изо рта главного человека в стране вылетели, как первый искусственный спутник Земли и попали точнёхонько в круглые очки Михаила Андреевича Суслова. Секретарь ЦК не растерялся, он посмотрел укоризненно вверх, как будто это нечаянно залетевшая птичка стрельнула в него своим внезапным «подарком», после чего достал чистый носовой платок и аккуратно протёр заплеванные стеклышки.

— Шелепин! — переключился Хрущёв на председателя комитета КГБ, — я, что тебя попросил сделать? Пригласить для беседы этого, как его, — Никита Сергеевич нервно затряс кистью правой руки.

— Богдана Крутова, — подсказала ему министр культуры СССР Екатерина Фурцева.

— Его! — Хрущёв, как лев в клетке прошёлся взад и вперёд, — а вы что сделали?

— Нижестоящие офицеры не правильно поняли мой приказ, — пробубнил Шелепин, — они решили, что Крутова нужно задержать и провести беседу.

— Педерасты! — процедил Никита Сергеевич и обречённо махнул рукой.

— Никита, ты зря волнуешься, — раскатистым мало внятным голосом, из-за проблем с челюстью, заступился за своих коллег Брежнев, — этого баскетболиста мы сразу же после недоразумения поместили в Бурденко к лучшим врачам.

— Его быстро подлечат, приведут в порядок, и он даст, через газету «Правда» опровержение, — поддержал Леонида Ильича другой член Политбюро, Анастас Микоян.

Хрущёв ещё раз тихо выругался, поминая свою ненависть к дрозофилам, и, как будто из него выпустили пар, плюхнулся в свое рабочее кресло.

— Молитесь, чтобы этот баскетболист выжил, — сказал он, погрозив пальцем, — иначе я вам покажу Кузькину мать.

Глава 3

Как я не пытался заснуть, наверное, от того что помирать отчаянно не хотелось, сон упорно не шёл. Я вновь открыл левый глаз. В самом деле, если уж кто и мог мне помочь, то это точно были не врачи. На поляне в зоне моей видимости горело уже два костра. Странным было то, что эти костры совершенно не дымили, и горели так, словно их нещадно треплет сильный и порывистый ветер.

— Сколько мне осталось? — прохрипел мой голос.

Мара склонилась надо мной, потрогала мой лоб, который я продолжал не чувствовать.

— Двадцать минут по земному времени, — она грустно улыбнулась, — многие пришли, сейчас будем тебя вытаскивать. Но будь готов, что…

— Всегда готов, — просипел я, — и вообще спасибо, что дали еще пожить, и еще раз влюбиться так, как это может только мальчишка.

— Молчи, — вмешался в разговор Велес, — не трать силы.

— Можно начинать! — выкрикнул, выскочив с боку, Перун с большим шаманским бубном, — больше никто не придёт.

Костры вдруг ещё сильнее принялись биться в разные стороны. И я почувствовал, что земля под моим невесомым, как пух телом стала заметно подрагивать.

— Бум, бум, бум, — брутальный бородач своими могучими руками стал ритмично бить колотушкой в бубен.

Первой прикоснулась губами к моему лбу Морана.

— Мара, — прошептала она, и горячая волна пробежала от моего лба, который вдруг приобрёл чувствительность, по всему телу.

— Велес, — поцеловал он меня в лоб.

И я снова почувствовал волну тепла, и мне даже стало как-то легче дышать.

— Хорс, — прикоснулся губами к моему лбу еще один не известный мне персонаж в белых одеждах со свастическими узорами.

В принципе разнообразием одеяний здесь никто не отличался. Все были в белом, вот узоры разнились мелкими деталями, пояса были разных оттенков. Но мне эти различия ни о чём не говорили.

— Желя, — прошептала мне красивая женщина с рыжими волосами, и тоже поцеловала мой лоб.

— Ярило, — надо мной склонился молодой златокудрый парень, проделав ту же процедуру, что и другие.

— Макошь, — шепнула мне в ухо натуральная красивая блондинка, поцеловав мой лоб.

За ней часть своей жизненной силы мне передали два близнеца Овсень и Коляда, и я подумал хорошо, что наших славянских богов так много, иначе все, мементо мори, или как сказал бы Трус из «Кавказской пленницы», моментально в море. Потом в мою постепенно оживающую тушку, влили малую часть своей силы настоящие бородатые богатыри, Радегаст, Яровит и Световит. Перун пока шёл обряд моего воскрешения все быстрее и быстрее ускорял ритм боя в бубен.

— Додола, — меня поцеловала в лоб ещё одна златокудрая вся в веснушках красавица.

— Перун, — наконец-то он перестал рвать мои барабанные перепонки своим бум, бум, бумом, и поцеловал меня в лоб.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила меня Мара, которая, по всей видимости, переживал больше остальных.

— Чувствую себя хорошо, — более уверенным голосом ответил я, — вот здоровье мое не очень, то лапы ломит, то хвост отваливается.

Я криво через силу усмехнулся. Перун тут же потрогал богатырской ладонью мой лоб.

— Всё, кабздец, минута тебе осталась, прости, если чем обидел, — грустно сказал он.

Костры медленно стали гаснуть. Мара отвернулась, чтобы не показывать своих чувств. Велес же потрогал мой лоб, чтобы убедиться в правоте Перуна. Я закрыл левый глаз и постарался представить лицо своей Наташи.

— Всем спасибо, — прошептал я.

И тут как будто огромное солнце вспыхнуло надо мной. Свет так сильно заливал все пространство, что моим глазам стало больно даже с закрытыми веками. И я резко их открыл. Правый глаз увидел растерянное лицо студента практиканта, а левый высокую четырёх метровую фигуру женщины в длиннополом платье, которая возвышалась над остальными славянскими Богами. Свет, исходящий от женщины медленно угас.

— Великанша, — прошептал я.

— Лада-Богородица, — расслышал я удивлённые тихие голоса.

Великанша сделал несколько больших шагов ко мне, присела и поцеловала меня в лоб.

— Лада, — прошептала она мне в ухо.

И тут же мой левый глаз стал видеть то же самое, что и правый. А именно палату с белым потолком и синими стенами. Студент пощупал мой пульс, о чём-то задумался и выбежал в дверь. Через несколько минут сюда вошёл настоящий доктор. Он сел рядом и заново отсчитал мой пульс.

— Жив курилка, — улыбнулся Самуил Михайлович, — улучшилось состояние это хорошо, через недельку глядишь, можно будет уже и вставать. А сейчас нужно обязательно поспать.

Свои пожелания доктор подтвердил действием, то есть вколол мне в руку, скорее всего снотворное, так как после укола я провалился в глубокий сон без сновидений.

Проснулся я от того, что где-то на этаже радио заиграло гимн Советского союза. Значит сейчас шесть часов утра, пронеслось в голове. Я немного поднатужился и, вытянув руки вверх, рывком перевёл своё тело в вертикальное положение. Голова немного закружилась, но это состояние через несколько секунд пришло в норму. Валяться в кровати ещё неделю, мне совершенно не улыбалось. А вот что требовал мой организм прямо сейчас, так это сходить в туалет, и как следует пожрать. Да, аппетит был просто не человеческий. Поэтому я аккуратно поставил босые ноги на паркетный пол. Откинул в сторону одеяло и встал. Хорошо так, уверенно встал, слабость небольшая не в счёт, пустяки. Потом я медленно передвинул правую ногу вперёд, перенёс вес тела на неё и двинул следом левую. Ещё минуту попыхтев, я прошёл мимо спящего студента, которого, по всей видимости, запрягли на целые сутки дежурить. Вот дверь, вот ручка, дальнейший алгоритм прост, хлобысь её настежь! И хорошо, что она, дверь, открывалась вовнутрь, иначе я бы сбил, сидящего на стуле охранника в милицейской форме, который тоже спал. Затем придерживаясь одной рукой за стенку, я проделал еще более опасный и длинный путь до туалета.