А те, которые несчастны - Вероника Ливанова Страница 3

Рихард и Игорь, монах и железнодорожник, посмотрели на меня с одинаковым выражением растерянности на лицах. Я вспомнила нашу первую встречу три недели назад – в комнате с костями и разбитым фортепиано.

Они никого не ожидали найти внутри.

– Беженка? – удивился мужчина чуть старше меня в синей куртке и штанах –форменного кроя, без знаков различия – так одеваются на Железной Дороге. – Не бойся, – добавил он, заметив топор. – Мы не злодеи. Переночуем и уйдем. Убери железку.

Второй, одетый в черную сутану Монастыря, молчал. Первый говорил, что они не причинят вреда, предлагал помощь, еду, воду – я не двигалась с места и топор не опускала.

– Sie werden nicht glauben, Igor, wie glücklich wir sind, – заговорилвторой. – Wir fanden sie. Sie war es – Ariadne.

– Уверен? – спросил первый.

– Я видеть ее лицо в Монастырь. – Один из подарков Башни – ты поймешь любого. Сперва услышишь его родную речь, потом ломаный перевод, а затем перестанешь замечать, что на самом деле он говорит на другом языке.

Оказывается, они знали обо мне – слава Ариадны летит с этажа на этаж, быстрее чем она сама спускается по лестницам. Я чуть успокоилась – вряд ли меня убьют – побоятся Крысиного Короля.

Но они искали меня. И предложили идти с ними.

Я отказалась. Тогда они вылили мою воду – железнодорожник держал руки, а монах лил на паркет величайшую драгоценность в Башне, саму жизнь. Доски впитывали ее как губка.

Они заставили меня – можно сказать, похитили.

Они объясняли, зачем я им понадобилась – я хохотала каждый раз, слыша их безумные идеи.

Они отвели к дикому источнику этажом ниже – к трубе в стене, из которой вода мощным потоком выливалась в железный резервуар.

Я долго вынашивала планы их убийства. Не справлюсь сама – подожду Крысиного Короля, думала я, пусть это означало и мою смерть.

Потом мы вроде как подружились.

– Они все больны, – сказал Рихард, когда шаги Человека-в-капюшоне стихли в коридоре. – Как так вышло?

– Не зря это место называется Лепрозорий, – заметил Игорь.

Здесь носили длинные халаты, прятали лица, забинтовывали открытые участки кожи. Но язвы, сочащиеся сукровицей и гноем, то и дело попадались на глаза. Если больны не все, то большинство.

– А твой этаж – Железной Дорогой. Ты водил поезда до того как попал в Башню? – возразил монах. – Или, думаешь, я читал псалмы с утра до ночи?

Игорь промолчал. Но я знала ответ – он работал следователем, там, на Земле, и – жестокая ирония – в том числе искал пропавших. Некоторых он встретил потом в Башне.

– У вас Прыгун, у них проказа, – сказала я. – Чудовищам не обязательно быть из плоти и крови.

– Не нравится мне здесь. – Игорь подошел к окну, пальцами раскрыл жалюзи. Невидимое солнце осветило его бледное худое лицо, поросшие щетиной щеки, серые глаза. – Когда я искал тебя, один и с Рихардом, когда приходил на новый этаж – люди реагировали, понимаешь? Плохо, хорошо, но обязательно. Этим все равно. – Он был прав. Жители Лепрозория будто не заметили нашего появления – проходили мимо, едва удостоив взглядом. Говорил только Человек-в-капюшоне. – Чего они хотят от тебя? – Игорь посмотрел так, будто я знала ответ.

Я легла на жесткую кровать. Чего бы не хотели – придется исполнить. Без Лифта путь вниз займет месяцы, если не годы.

Человек-в-капюшоне вернулся нескоро – я успела подремать.

– Мы приняли решение, Ариадна, – с порога заговорил он. – Мы пустим тебя к Лифту. Взамен, – он помедлил, – ты пустишь к нам Крысиного Короля.

– Нет, – выдохнули мы трое – каждый по своей причине. Но голоса потонули в топоте ног – комната заполнилась людьми в белых халатах.

Человек-в-капюшоне не соврал – к Лифту нас привели.

Шахта в конце широкого коридора. Кабина из светлого дерева за железной решеткой – такие остались кое-где в старых домах с высокими потолками и кручеными лестницами. Цель – близкая и недоступная – нас, окруженных плотным кольцом охранников, разделяют пятьдесят шагов.

Прокаженные сели в коридоре – прямо на полу, на одинаковом расстоянии друг от друга, спинами к нам – белые шахматные фигуры, расставленные на доске, ожидающие появления черной армии. Или одного Короля.

– Вы соображаете, что делаете? – спросила я Человека-в-капюшоне. Ряды белых фигур тянулись через коридор и уходили за поворот, но, я знала, там очередь не кончается – сюда явился весь Лепрозорий. – Он вас убьет.

– Как думаешь, сколько мне лет? – Он опустился на одно колено – его голова оказалась вровень с моей – и откинул капюшон. Меня чуть не вырвало, не только от вида, но и от запаха – гнилая плоть перемешанная с сиреневой сладостью. Лица у него не было, вместо него – обглоданный болезнью череп, там, где должен быть левый глаз – блестящая кровью язва, щеки будто в сигаретных ожогах, непонятно на чем челюсть держится. – Смотри! – рявкнул он, стоило мне зажмуриться. – Сколько мне лет, Ариадна?

Я помотала головой.

– Отвечай, – требовал Человек-без-лица, бывший Человек-в-капюшоне.

– Откуда ей знать, урод? – вступился за меня Игорь. – Хочешь что-то сказать – говори.

– Было тридцать, когда я попал в Башню, – поведал тот. – Я был первым на этом этаже. Когда я заразился – тоже первым – думал, что умру. Но шли дни, месяцы, годы – болезнь отъедала от меня часть за частью, но я продолжал жить. А она росла во мне, заполняя собой то, что уничтожила. Во мне почти ничего не осталось от себя прежнего, все – сердце, легкие, кровь – заменила она. Я теперь сам – проказа, не человек. А те крохи, когда-то бывшие мной, – болят, очень болят, Ариадна. Мне было тридцать, когда я попал в Башню, – тихо и печально повторил он, – сто сорок три года назад.

– Was? – Я услышала родной язык Рихарда, не перевод. – Сто сорок три?

– Да, – кивнул Человек-без-лица.

– В Башне нет таких старых этажей, – возразил Игорь. – Не может быть.

– Есть, железнодорожник. Они приходили – те, кто обитал ниже, поднимались на Лифте – всех интересовали мы – почему живем так долго. – Он рассмеялся, выглядело это жутковато – из-за дырок в щеках, сквозь которые проглядывала челюсть. – Никто не захотел повторять наш путь.

Неудивительно. Я сразу ему поверила – целиком и полностью. Болезнь, заменившая человеку сердце, сто сорок три года агонии. В Башне такое – норма.

– Чего вы хотите? – с оттенком паники в голосе