Бывших не бывает - Красницкий Евгений Сергеевич Страница 3

Ипасписты устало отсалютовали и отправились развозить мои распоряжения, а наша небольшая кавалькада двинулась на переговоры. Со стороны мы смотрелись довольно неважно. Дука, справа от него я, слева трубач, позади нашей тройки знаменосец – мальчишка из аристо[4], повзрослевший за сегодняшний день на полтора десятка лет, и пять ипаспистов дуки. Все в изрубленных доспехах, покрытых пылью, кровью и грязью, уставшие, голодные и злые. Зрелище это не очень-то сильно походило на героические выдумки палатийских писак, в которых воины базилевса, сверкая начищенными бронями, сотнями повергают врагов…

В отличие от турок, мы никуда не спешили: каждый миг передышки сейчас стоил дороже, чем тысячи литр золота.

– Я тебе не всё сказал, Макарий, – обратился ко мне дука.

– Я понял это, Варда. То, что ты мне скажешь сейчас, не для солдатских ушей. Попробую угадать: ни один из твоих гонцов мог не пробиться, и теперь ты хочешь отдать мне приказы на этот случай?

– Верно. Ты не зря столько лет натирал подбородок ремнём каски, Макарий. Действительно, мог не добраться ни один, но базилевс предусмотрел и это. Он в любом случае двинется завтра после первой стражи. Если так, войско окажется здесь в лучшем случае к вечеру, а может, и к утру, что для нас уже слишком поздно. Но, подыхая, мы должны сделать так, чтобы иконийские засранцы не успели поставить укреплённый лагерь. Тогда базилевс придёт и вышибет из них всё дерьмо. Делай что хочешь, Макарий, но сдохнуть до завтрашнего вечера мы не имеем права. Жаль, что мы встретили их раньше, чем хотели.

– Я понял тебя, дука.

– Ничего ты не понял, Макарий! Наши друзья-козлотрахи тащат с собой нечто настолько ценное и громоздкое, что его невозможно пропереть в обход. Им нужна дорога, а на дороге торчим мы. Поэтому они и вызывают нас на переговоры. Ставлю ста-тер против обола, мы сейчас услышим необыкновенно почётные условия сдачи. Мы поймали их со спущенными штанами, Макарий! Даже если мы все сдохнем, они не надолго переживут нас!

– Что ж, это меня утешило, Варда. Напомни, сколько угольков я тебе должен на том свете? – ухмыльнулся я.

– Гамо́ти Панагио́су![5] – богохульство дуки могло вогнать в краску лошадь, но не солдата. – Жаль, что я раньше не познакомился с тобой получше, Макарий! Если нам суждено выжить, клянусь, я исправлю это упущение!

– Всегда к услугам светлейшего! – преувеличенно чётко отсалютовал я.

– Иди в задницу! – махнул рукой дука, и на этой возвышенной ноте наша светская беседа сама собой прекратилась, слишком близко мы подъехали к варварам.

Наступило время переговоров – время врать, пыжиться, запугивать и торговаться.

Мы остановились в шести шагах от турок. Их посольство выглядело куда нарядней нашего. Новехонькие богато украшенные доспехи, чистая одежда из хлопка и шёлка, ухоженные бороды, кони нисийской и арабской породы в богатой сбруе. Особенно ярко сверкал их предводитель – настоящий петух! Мне стало интересно, сам ли это султан почтил нас своим присутствием или нам выпало сомнительное счастье лицезреть кого-то из целой кентурии его сыновей?

– Ты звал меня, я здесь и слушаю, – кивнул султанёнку Вурц.

– Всемилостивейший, возлюбленный Аллахом, храбрейший из храбрых, доблестный из доблестных, наследник султана царевич Уюб говорит тебе, ромей, назови своё имя! – проблеял на нашем языке жирный как боров евнух-толмач. – Царевич хочет знать, достаточно ли ты знатен, чтобы говорить с ним!

– Скажи царевичу, евнух, что перед ним патрикий империи дука Варда Вурц. Вам хорошо известно это имя. – Ледяной голос дуки смог бы заморозить ад.

– Царевич приветствует тебя, дука, – проблеял боров.

– Скажи царевичу, что и я приветствую его и хочу знать, о чём он желает говорить со мной. – Вурц вёл себя нагло.

– Царевич велит тебе повесить свои уши на гвоздь внимания, ромей, ибо сейчас он желает передать тебе слова своего отца, возлюбленного Аллахом потомка Пророка, потрясателя вселенной, меча ислама, благочестивого султана Абдул-Мелика! – Евнух прямо на глазах раздувался от собственной важности.

– И что хочет сказать мне султан? – Дука попытался почесать задницу, но не преуспел.

Султанский выродок посерел от бешенства. Остальные варвары возмущённо загомонили. Вурц даже бровью не повёл. Дука откровенно наслаждался лёгким ветерком, трепавшим его светлые волосы, доставшиеся ему от матери-норманки. Он вёл себя так, будто явился сюда принять капитуляцию сельджуков. Турки продолжали гомонить и корчить зверские рожи. Наконец султанёнок справился с собой и, прошипев что-то сквозь зубы, заставил свою свиту заткнуться.

– Ну же, я устал ждать! – И Вурц демонстративно зевнул.

– Царевич приказывает тебе быть почтительнее, ромей, если не хочешь, чтобы тебе отрезали язык! – Боров уже не блеял, а пищал.

– Мне может приказывать только базилевс! – отчеканил дука. – Что до моего языка, то пусть твой царевич придёт и возьмёт его. А пока пусть говорит то, что велел ему сказать отец.

Турецкий щенок зло кивнул евнуху. Тот набрал полную грудь воздуха, отчего раздулся как жаба, и заголосил торжественным фальцетом:

– Возлюбленный Аллахом потомок Пророка, потрясатель вселенной, меч ислама, защитник веры, покоритель тысячи царств, муж тысячи жён, благочестивый султан Абдул-Мелик говорит тебе, ромей, – ты славно бился. Султан ценит мужество даже в гяуре и потому предлагает тебе спасти свою жизнь и жизни тех, кто идёт за тобой.

– И какова же цена этой милости? – бесцеремонно перебил евнуха дука.

– Возлюбленный Аллахом не станет оскорблять твоего мужества предложением сложить оружие, – продолжил блажить толмач. – В безграничной своей милости он предлагает тебе вернуть захваченных тобой подданных султана и их имущество, после чего невозбранно уйти в свои земли. Взамен меч ислама требует от тебя поклясться именем пророка Исы[6], что ни ты, ни твои воины не поднимут больше меч в этой войне, и тогда благочестивый и милостивый султан позволит вам уйти и забрать с собой всё, что вы сможете увезти на седле или унести на спине.

– Ты слышал слова моего отца, Вурц-паша, – неожиданно на ломаном греческом подал голос царевич, – и я советую тебе согласиться. Ты храбр, гяур, но Аллах всегда на стороне правоверных. Ты и твои воины обречены. Спаси себя и их. А ещё лучше – стань на сторону правоверных, произнеси: «Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк его», и тогда отец отдаст под твою руку любой вилайет по твоему выбору. Те воины, что последуют за тобой, получат золото, землю и женщин. Каждый из вас, кто примет истину, станет нам братом и будет в чести у султана. Если же ты отвергнешь милость всемилостивейшего, то вы все будете преданы мечу, а тебя за наглость будет ждать толстый кол, и палач постарается, чтобы ты не умер до тех пор, пока кончик кола не покажется из кончика твоего распущенного языка.

– Не грози мне, царевич, – усмехнулся дука. – Пока лучшие твои воины отправились на бой с нами при яйцах, а вернулись без яиц. Поле за нами. Так что твоему отцу следует быть щедрее. И я должен спросить войско.

– Я даю тебе два часа на размышление, что ты выбираешь – жизнь или смерть! – Иконийский петушок откровенно любовался собой. – Иди и подумай. До встречи через два часа на этом месте.

Султанский выродок повернул коня и поскакал в сторону своих. За ним потянулась свита. Последним, держась в седле с изяществом бурдюка с квашеным поносом, трусил жирный толмач.

– Как тебе спектакль, Макарий? – хлопнул меня по плечу дука.

– Годится. Ты за просто так выторговал два часа передышки, а там уже и ночь, – искренне восхитился я.