Жена на продажу, таверна на сдачу (СИ) - Фрес Константин Страница 3

Внутри таверны было холодно и темно, словно тут никто и никогда не жил. Пахло тоже отвратительно.

— К… куда ты меня завел?! — пискнула я, трясясь и приплясывая, чтоб хоть немного согреться. — Это что за логово дикарей?!

— Больно ты языкастая, — огрызнулся старик, дергая меня за веревку, все так же стягивающую мою шею. — Будешь огрызаться — получишь палки!

— Это что, твой дом?! — ужасаюсь я.

— И твой теперь тоже! — сварливо отвечает старик. — Не нравится? Можешь проваливать на все четыре стороны, вон, в бордель!

Я отрицательно помотала головой.

Если я уйду, то наверняка замерзну под дождем.

Все знают, что меня купил папаша Якобс. Никто к себе не пустит, боясь быть обвиненным в краже.

Дойти до другого города и там найти себе работу у меня шансов нет. Ни денег, ни одежды… Пропаду по дороге, или лихие люди убьют.

Значит, остается папаша Якобс и его уютное гнездышко…

Веревку с моей шеи старик снял аккуратно, прямо-таки благоговейно.

«Плюшкин!» — подумала я, наблюдая, как он развязывает узел, затаив дыхание.

— Что?! — сварливо проскрипел он в ответ на мой изумленный взгляд. — Она целый медяк стоит! А то и два! Хватит таращиться, иди, погрейся! Завтра у тебя много работы! А ты что думала, я тебя из жалости в свой дом взял?! Ха!

Но «погрейся» — это громко сказано.

Очаг, на который мне указал папаша Якобс, почти прогорел.

Под серой золой еле-еле рдеют угли. Тепла столько, что можно отогреть лишь озябшие ладони, которые я держу над остывающей золой.

Папаша Якобс, ворча и охая, медленно поднялся по лестнице.

И я услышала его храп почти тотчас же, как за ним закрылась скрипучая дверь его спальни.

Да, слышимость тут еще та…

Он что, не раздеваясь повалился спать?!

— Есть хочешь?

Из мрака выступил, как мне показалось, тонкий серый призрак. В его тощей руке болтался фонарь, чуть ярче, чем все остальные.

В другой руке он держал глиняную миску с чем-то непонятным, но явно горячим. От еды шел пар.

— На, поешь. Тут немного осталось от моего ужина. Может, и не наешься, но хоть немного подкрепишь свои силы.

Я накинулась на еду с жадностью, глотая тепло варево с наслаждением. И только когда половина была съедена, я разобралась что это такое.

Чечевичная похлебка, притом очень невкусная. Видно, и масла в нее пожалели, и лук подгорел…

«Призрак» же при ближайшем рассмотрении оказался щуплым пареньком в серой, застиранной одежде. Несмотря на юность и хрупкость, он неуловимо чем-то напоминал папашу Якобса.

«Сын?» — мелькнуло у меня в голове. Но спросить я не смогла; несмотря на то, что суп был отвратительный, я продолжала его жадно глотать, потому что была ужасно голодна. И потому, что это был единственный способ согреться.

— Меня Карл зовут, — доверительно сообщил он, пока я ела. — Я тоже работаю на отца, и ничего страшного в этом нет. Если что, я помогать тебе буду. Вместе не так трудно, да и веселее…

— Спасибо, — пробормотала я, когда тарелка моя опустела, а дрожь перестала бить тело. — Твоему отцу стоило бы поучиться у тебя гостеприимству.

Паренек вздохнул. Его кудлатая голова поникла.

— Он неплохой, — робко произнес мальчишка. Ну да, ну да. Все жертвы домашних тиранов так и говорят! — Просто после того, как не стало мамы, он сильно переменился…

Даже знать не хочу, что с ней стало.

А то, не дай, Бог расплачусь.

— Я принесу тебе ее вещи, — таинственным шепотом произнес мальчишка, наклонившись ко мне. Наверное, чтоб папаша не услышал. — Они, конечно, не новые, но чистые и сухие…

— Спасибо, — вот сейчас точно разревусь! Что за ангел этот мальчишка, живет в аду, а сердце доброе! Откуда он черпает силы, чтоб оставаться человеком?!

Но я не заревела. Отерла глаза, стиснула зубы. Если уж этот маленький человек так стойко переносит невзгоды, то чем я хуже?!

«Ничего, справлюсь! — храбрясь, думала я. — Прорвемся!»

Мальчишка обернулся быстро, принес мне чистую рубашку и темно-зеленое платье из грубой, но прочной ткани.

— Свою одежду тоже высуши, — наставлял он меня, провожая до закутка, где мне предстояло жить, — почини и береги. Кто знает, когда удастся ее заменить?..

Отличная новость!

То есть, никогда?!

В темной комнатке, в закутке под лестницей, куда определил меня Карл, было темно и холодно.

Под окном стояла кровать, напротив нее был камин. Его давно не топили, и было неясно вообще, можно ли его топить.

Еще стул был. На нем я тщательно развешала свою мокрую одежду.

Вот, собственно, и вся обстановка…

Желая согреться, я, не раздеваясь, поскорее шмыгнула в постель. Но там было еще холоднее, одеяло было невозможно тонким. Нет, так не годится совершенно!

— Карл! Эй, Карл!

Я выбралась из своего закутка и вышла в пустой зал. Понятия не имею, где у Карла его комната. Но слышимость в доме хорошая, так что он услышит мой зов. Надеюсь.

Но, кажется, у мальчишки даже своей комнаты не было.

Я услышала, как что-то шевельнулось на кухне, чуть громыхнул котел. Хитрец спал прямо на печи, на остывающих кирпичах.

— Что случилось, — спросил он, и тут же осекся. Не знал, как ко мне обратиться. Имени-то своего я не назвала.

— Адель, — произнесла я, кутаясь в тонкое одеяло. — Зови меня Адель. Карл, почему так холодно?

— Так дрова все вышли, — ответил мальчишка, виновато выглядывая из-за котла.

— Как это вышли? — я так и встала, как вкопанная.

Потому что перед печкой лежала вязанка хвороста и несколько отличных сухих поленьев.

— А это тогда что?

— Это на утро, — ответил Карл, поежившись от ночного холода. — Потерпи еще пару часов. Потом я растоплю печь, когда буду готовить чечевичную похлебку для лесорубов, и станет намного теплее…

Я фыркнула. Пару часов потерпеть! То есть, не спать всю ночь, трястись, а потом весь день вкалывать?! Не удивительно, что у Карла такой изможденный вид!

— Что за бред! — проворчала я. — Ну, ладно —мы. На нас твоему папаше как будто бы плевать. Но сам-то он как спит в таком аду?!

— Так у него есть железная печка в спальне, — ответил Карл робко. — И бутыль самого крепкого самогона…

— Можешь не продолжать, — сказала я. Внутри у меня все так и кипело. Вот же старый сморчок! — Давай-ка лучше печь растопим.

Уж лучше папаша Якобс меня пришибет, чем я окочурюсь в этом холоде!

Карл так и вытаращился на меня.

— Но-о-о-о, — протянул он изумленно, — но если мы растопим теперь, то дров не хватит на то, чтобы приготовить завтрак!

— А это что, — сварливо произнесла я, раскладывая поленья в печи, — последнее топливо?

— Н-нет, — пробормотал Карл, проворно спрыгивая на пол. — Еще целая поленница, н-но…

— Целая поленница! — воскликнула я. — Вот и принесешь оттуда еще дров.

— Н-но… — тянул изумленный мальчишка, глядя, как в печи расцветают языки живительного теплого пламени.

— Что еще?! Ну, не пронумеровал же он их?

— Вообще-то, да.

Я только глаза закатила.

— Невероятно, — пробормотала я.

— О-он, — тут же затараторил Карл, — очень рачительный хозяин! Бережливый! Дрова просто так с неба не валятся!

— А откуда они к вам валятся?

— Так лесорубы расплачиваются ими за похлебку!

— Они даже денег вам не дают? — изумилась я.

Карл стушевался.

— Ну, — неопределенно протянул он, — готовлю-то я не очень, если честно. А им нужно подкрепиться, ведь работать целый день. Моя чечевичная похлебка хоть и невкусна, но сытная. Я не жалею чечевицы. Так что они оставляют по паре поленьев за миску.

— Чудовищно, — выдохнула я. — Ну, что же. Мы попробуем стрясти с них деньги. Деньги-то у них есть?

Карл даже рот раскрыл от такого самоуверенного заявления.

— Да-да-да есть, — даже заикаться начал, бедолага. — Но кто ж нам даст?!

— Дадут, — сказала я, повязывая фартук, что болтался тут же, рядом с печью. — Если добавки захотят. Первая миска за поленья, вторая — за деньги.