Гроза над Бомарзундом (СИ) - Оченков Иван Валерьевич Страница 3

— Хреново! — констатировал я, выслушав рассказ. — А что Тыртов?

— Его благородие господин мичман поначалу заступался, а потом как вещицы нашлись, сильно осерчал.

— Понятно. Где сейчас ваш «злоумышленник»?

— Да какой он злоумышленник, ваше императорское высочество! Просто дурак…

— Я спросил, где⁈

— Так что на гауптвахте!

— Поехали.

То, что матрос виноват, я нисколько не сомневался. Беда лишь в том, что система наказаний сейчас очень простая. И за этот не самый красивый, согласен, проступок его, скорее всего до смерти запорют. А это, как по мне, перебор…

Великий князь Константин числился на службе уже почти двадцать семь лет, но за все это время ни разу не появился на гауптвахте для нижних чинов. Так что мой приезд произвел изрядный переполох.

— Вольно! — велел я выслужившемуся из простых матросов дежурному офицеру. — Распорядись доставить сюда арестованного Воробьева. А мне дай его дело…

— Слушаюсь!

Коротко пролистав документы, я пристально посмотрел на вытянувшегося передо мной матроса. Тот, кажется, даже не дышал…

— Грабил покойников?

— Ваше императорское… как на духу… Виноват!

— То-то что виноват. А этого, как его черта, Жана Лавальена?

— Французика-то? Никак нет! Только револьверт отнял и по башке дал!

— А за что?

— Так это… чего он им в меня тыкал? Ежели сдаешься, так подними руки, и вся недолга! А он за пистоль схватился, да еще и ругался непонятно! Ну я и того…

— Револьвер куда дел?

— Так это… господину гардемарину Тыртову отдал, то есть уже мичману. Мне-то он без надобности, а ему очень даже пригодится! Охфицерская вещица, фасонная!

— Понятно. Что ж мне теперь с тобой делать?

— Спасите, ваше императорское высочество! — рухнул на колени матрос. — Богом клянусь, отслужу! Жизнь за вас отдам! А если…

— Что, если?

— Если нельзя помиловать, прикажите чтоб меня расстреляли, а не забили будто пса шелудивого… — обреченно выдавил из себя матрос.

— Свинец еще на тебя тратить, — жестко усмехнулся я. — Нет, брат. От меня так просто не отделаешься… До канонерок где служил?

— На «Сысое Великом».

— Кто командир?

— Их высокоблагородие господин капитан первого ранга Кишкин Александр Михайлович.

— Канониром?

— Так точно! Третий номер орудийного расчета!

— Значит должен был и в абордажной команде числиться… [3]

— В первом абордажном взводе первой партии состоял, — оживился почуявший что ветер переменился матрос.

Уже интереснее. Туда отбирали самых ловких, идущих в первых рядах. Вооружали их двумя пистолетами, интрепелями [4], тесаками или палашами. Именно они должны были наносить главный, решительный удар. Вторая партия с полупиками добивала уцелевших и брала захваченный корабль под свой контроль.

— Я и стрелять умею. С десяти шагов пулю в туза кладу…

— Да ладно!

— Вот те крест! — Выпалил Воробьев, но наткнувшись на мой удивленный взгляд снова бухнулся на колени. — Ей богу не вру, ваше императорское высочество!

— На службе научился?

— Еще до рекрутчины. Отец покойник при нашем барине егерем состоял, а я сызмальства при нем. От того и с оружием обращаться привычен, и стреляю метко…

— Ладно. Будет случай, проверим, а теперь собирайся.

— Так это, нищему собраться только подпоясаться! Весь я здесь…

— Хорошо. Да поднимись, уже, а то все коленки протрешь! — поморщился я и дождавшись, когда арестант выполнит мой приказ, негромко окликнул охрану, — Дежурный!

— Слушаю! — немедля, словно только того и ждал под дверью, ворвался к нам прапорщик.

— Воробьева я забираю!

— Как прикажете.

— Все документы на него тоже…

— Сей секунд! Вот извольте видеть, дело, постановление на арест…

— А где крест?

— Какой?

— Георгиевский!

— Не могу знать!

— Значит так. Передай старшему вашей богадельни, чтобы награду его завтра доставили ко мне. Не то без своих останетесь!

— Слушаюсь!

[1] Первое орудие системы Ланкастера было привезено летом 1854 года на пароходофрегате «Валчер» и установлено на блокшип «Эдинбург». Применялось в осаде Бомарзунда.

[2] garde de la marine (гард дё ля марин) — гардемарин во французском военном флоте, подросток из благородных, обучающийся на офицера. Особые привилегии имели gardes du pavillon (гард дю павийон) — знаменные гардемарины.

[3] После упразднения в 1833 морских полков задачи ближнего боя в Русском Императорском Флоте были переложены на матросов абордажных команд, которые комплектовались в основном из номеров расчетов артиллерийских орудий.

[4] Интрепель — абордажный топор с обухом в форме четырёхгранного загнутого заострённого зуба.

Глава 2

Со стороны могло показаться, что я спас матроса исключительно из соображений гуманности. В какой-то мере так оно и было. Великий князь Константин и раньше выступал противником телесных наказаний, а мне они и вовсе казались отвратительными. Но дело не только в этом. Как говорил Кузьма Прутков — Каждый человек необходимо приносит пользу, будучи употреблен на своем месте. А вот какую пользу может принести Воробьев, стало понятно сразу.

Дело в том, что мне нужна пехота. Причем срочно! Хотя, казалось бы, мне как наместнику Великого княжества Финляндского сейчас подчинен целый корпус, но…

Все началось еще весной на смотре одного из батальонов лейб-гвардии Финляндского полка, шефом которого я стал, будучи четырех лет от роду. Мероприятие, в общем и целом, довольно рутинное, должно было пройти гладко, пока ваш покорный слуга не начал задавать вопросы. Каково вооружение, много ли штуцеров, умеют ли солдаты стрелять?

Прибывший ради такого дела командир полка генерал-майор граф Ребиндер несмотря на явное удивление отвечал почтительно и со всей возможной обстоятельностью. Дескать, форма содержится в порядке, ружья начищены, штуцеров положено по шесть штук на роту для застрельщиков, но в данный момент они от греха находятся в цейхгаузе. Стрелять залпом, конечно же, умеют, а вот маршируют так просто загляденье!

Дальше хуже. Я продолжал расспросы, а на лице генерала все больше проступало… нет, не раздражение. Скорее снисходительность. Дескать, вы, ваше императорское высочество, может в кораблях что-то и понимаете, но в сухопутных делах ничегошеньки не смыслите. Посему извольте полюбоваться как хорошо солдаты держат фрунт, а про рассыпной строй нам даже и не напоминайте. Баловство это все! А случись бой, так и пойдем «ломить стеною» как писал классик и любит ваш августейший батюшка, который всегда отмечал финляндцев за отменную выправку!

В общем, с ними каши не сваришь. И даже вооружи я их всех поголовно винтовками, это по большому счету ничего не исправит. Не умеют они по-другому! Потому и пехота нужна своя, и создавать ее нужно практически с нуля. Хотя… кое-что все-таки есть. Мало того, что матросов обучают строю и ружейным приемам не хуже, чем солдат, так еще на каждом корабле (от трехдечного линкора до корвета) имеется своя абордажная команда.

К слову сказать, появились они на русском флоте не от хорошей жизни. В годы наполеоновских войн все полки морских солдат были переведены в пехоту (1-й, 2-й и 3-й морские полки Балтийского флота вошли в состав 25-й пехотной дивизии Русской императорской армии, а 4-й полк Черноморского флота был включён в состав 28-й пехотной дивизии). Окончательно закрыл тему Николай Павлович. В 1833 он самым решительным образом приказал перевести батальоны в Невский, Калужский, Софийский и Либавский пехотные полки. Правда, в память о прошлом повелел именовать их морскими, но спустя тринадцать лет и это, последнее напоминание убрали, окончательно прописав их к пехоте.

А чтобы иметь необходимые силы абордажных партий, придумали набирать их из матросов — номеров расчетов орудий, что в принципе логично. Если уж дошло до ближнего боя, пушкам делать нечего. Состояли эти команды из нескольких партий — стрелковых и собственно абордажных, которые на больших линейных кораблях делились еще и на взводы. Главной задачей первых было поражать неприятеля огнем из ружей, вторых — бой на палубах. Самые меткие стрелки вооружались штуцерами, остальные бьющими картечью мушкетонами. Бойцы ближнего боя из первого, ударного взвода оснащались двумя капсюльными пистолетами, абордажными топорами и тяжелыми тесаками, остальные пиками. Собственно, пистолеты и были их главным оружием.