Позывной «Курсант» — 4 - Евгений Прядеев Страница 3

Уже после ухода Бекетовой, Марк помог мне встать и мы попёрлись обратно, к Красной площади. Слава богу, пока топали на встречу со своей группой и воспитателем, это странное состояние пропало. Стало значительно легче. Чисто физически легче. А вот морально… Морально я пребывал в полном офигевании.

Что это, блин, за картинки были? И хорошо еще, что реально всего лишь картинки. Живые, подвижные, но все-таки кадры, вырванные из какого-то крайне занимательного фильма. Был бы целый фильм, я за те минуты, на которые выпал из реальности, в себя бы хрен пришел.

Первая картинка — часы в мужской руке. Они лежали на ладони, циферблатом вверх. Я видел их прямо перед своим носом. А значит, рост мой был явно ниже нынешнего. То есть, детский рост. Потому что у меня не было ощущения дискомфорта или неудобства. То есть я смотрел на них вполне себе из комфортного, обычного положения. А значит, можно предположить, что это воспоминание принадлежало не мне, а деду. Деду, дедушке, дедуле… который теперь, значит, во время бодрствования тоже решил подкидывать дровишек в и без того жаркий костер мой очень «веселой» жизни. Воспоминание относилось к детству Алеши. Это точно. И рука была… такая… знакомая, родная. Папина рука… Ну, то есть в моем случае, прадеда. Мне просто вкинули сцену, где Витцке держал эти часы, а Алеша их рассматривал.

Ладно… Хорошо… Сегодня просто кадры. А завтра? Завтра, что? Сразу вся серия целиком? И по закону подлости, уверен, это произойдёт в самый неподходящий момент. То есть мало того, что я имею привычку трындеть по ночам всякое разное, а если верить словам Бернеса, так иной раз весьма опасное, теперь еще вот такие номера выкидывает подсознание дедушки. Я-то никогда в жизни не был в ситуации, чтоб мне показывали эти часы. И чужие мужские руки мне никак родными казаться не могут. Я же не псих… Кстати, вещица выглядела дорого. Я толк в этом знаю. Часы были не советские. Это прямо железобетонно. Я не смог рассмотреть надпись, имевшуюся на циферблате, но там точно что-то на немецком.

Но и это ещё не все. Есть пункт номер два. Он гораздо интереснее первого. У меня, лично у меня имею в виду, тоже имеется воспоминание, связанное… та-дам! С этими же, блин, часами. Ну, или с очень похожими. Я видел их на руке Клячина, когда впервые встретился с Бекетовым. Вот это и была вторая картинка, возникшая перед глазами. Тогда товарищ старший майор госбезопасности спросил у чекиста, мол, который час? Николай Николаевич посмотрел и ответил. Конечно, это было мельком. Картинка тоже возникла слегка нечёткая. Ровно как в реальности. По этой причине не могу утверждать с полной уверенностью, будто часы одни и те же. Клячин ими перед моим носом не крутил. Но если допустить, что часики просто похожие, то один хрен есть вопросы. Даже элементарно — откуда у старшего лейтенанта государственной безопасности такая вещица?

А теперь третий пункт программы — мой первый сон, в котором пришли за матерью Алеши, пока пацан прятался в комоде. Там тоже фигурировали часы. Да, я не видел их из ящика. Но прекрасно слышал, как жена Витцке спрашивала испуганно, мол, откуда у вас часы Сережи?

И четвёртый пункт — поход в банк в тот самый крайне интересный день. В банке Витцке получил в подарок… внимание… барабанная дробь… часы!

Четыре пункта и все по одному вопросу. Не странное ли это совпадение?

Глава 2

Я вспоминаю старые присказки

— Ну что? — спросил я Подкидыша, как только мы с ним оказались в спортивном зале, и рядом, наконец, не ошивалось больше никого.

Ждал этого момента с той самой секунды, когда Иван «нашелся» на Красной площади. Во-первых, было очень любопытно, где детдомовца носило почти два часа и почему он пришел такой довольный. Во-вторых, интересовал момент относительно задуманного. Успел ли Ванька кому-нибудь, что-нибудь сказать.

Просто Шипко всю дорогу вороном бдил за каждым движением Подкидыша. Ехали мы в грузовичке, наподобие того, который нас с Клячиным подвозил. И каждый раз, стоило Подкидышу чуть дернуться, Панасыч в одну секунду, словно охотничий пес, делал стойку. Мне кажется, он так и ждал, что Ванька в какой-то момент вскочит на ноги, расхочется злодейским «бу-га-га!», а потом рванет в прыжке через борт кузова на свободу. Когда машина остановилась возле территории школы, Панасыч даже облегчённо выдохнул. Он явно обрадовался, что обратная дорога закончилась благополучно.

Кстати, это был не наш выбор. Имею ввиду, Подкидыша в партнеры по мойке полов я не сам выбрал. Зоны ответственности распределил Шипко. Он решил, что коридоры лучше всего отмоют Бернес, Ленька, Матвей и Степан, в спортзале идеально справимся мы с Подкидышем, а уж столовую общими силами отмойдодырим.

Причем виновника испорченного выходного Панасыч отправил со мной намерено. Видимо, если у воспитателя и остались хоть какие-то крохи доверия, то лишь ко мне. Остальные детдомовцы были им переведены в категорию особо неблагонадежных. Так и сказал:

— Разин идет с Реутовым. Чтоб у Разина опять какая-нибудь внезапная беда не приключилась. В компании с кем-то другим, боюсь, это непременно произойдёт. Придется не одного дурака искать, а двоих. В своих же портках потеряются. И смотри мне, Реутов… — Панасыч свел брови к переносице, а потом погрозил указательным пальцем.

Я этой логики честно говоря, не вкурил. Накосячил, как бы, Ванька, а угрожают, как бы, мне. Нет, оно понятно, я и Подкидыш в недавнем развитии событий виноваты одинаково, мы ведь оба придумали побег, но Шипко-то об этом не знает.

В любом случае, такое решение воспитателя было как нельзя кстати. Потому что если не удастся поговорить сейчас, то нам тогда придется опять ночью в душевой прятаться, дабы все обсудить. А я ни морально, ни физически не готов к очередным брожениям по Большому дому. Спать хочу. Есть хочу. Упасть звездой на кровать и ни черта не двигаться хочу. Состояние после того непонятного приступа до конца не улучшилось. Все равно и слабость имеется, и недомогание.