Конторщица-2 (СИ) - Фонд А. Страница 30

Где-то крикнула ночная птица. Потянуло ночным холодом. Я поёжилась.

И только я собралась идти домой дочитывать «Синюю книгу», как у гаражей раздался какой-то хлопок, звон и сдавленное чертыханье. Я всмотрелась, но в бледном свете анорексичной луны увидеть что-либо на таком расстоянии было сложно. И вместо того, чтобы уйти спать, я не нашла ничего лучше, чем уподобиться герою тупых американских ужастиков, который ночью идет в темный подвал посмотреть, что же там за страшные звуки такие.

В общем, я подошла чуть ближе к гаражам и вполне закономерно обнаружила там Горшкова и Линькова, которые бухали. Судя по осколкам, один стакан они уже разбили, поэтому пили по очереди из оставшегося гранчака.

— Доброй ночи, господа, — поприветствовала я мужчин, вежливо.

Линьков подавился и закашлялся, а Горшков что-то зло пробурчал под нос. На приветствие он не ответил. Мне опять стало обидно.

— Неужели ты не рад мне, а, Горшков? — спросила я, дружелюбно (ну, почти дружелюбно).

Горшков промолчал. Линьков до сих пор сдавленно кашлял на заднем фоне и старался особо не отсвечивать.

— А ты опять без цветов, Горшков, — грустно покачала головой я, — сэкономить решил, да?

— Вот смотрю на тебя, Лидия, и удивляюсь — какая ты совсем другая стала, — вдруг подал голос Горшков, глядя на меня исподлобья, — Раньше была такая домашняя, теплая. Слегка дура, конечно, но такая… уютная, живая. А сейчас передо мной кусок мутного льда. Всё тебе мало, гребешь деньги, барахло, квартиры! Ольгу от ребенка отказаться заставила. Куда ты ее толкаешь? Она и так у нас малость того… с приветом… артистка, в общем…, а тут еще ты под руку тявкаешь.

— Да, всё так, всё так, — кивнула я, вспомнив ту Лиду, в которую я только попала, — И дура, и мутная, и жадная. Но только тебя, Горшков, всё прекрасно устраивало, когда Лида ходила в одной юбке, отдавала тебе всю зарплату до копейки, молча терпела твои заскоки, прибегала с работы и становилась у плиты, чтобы побаловать своего любименького Валерочку, а то он же, бедняжечка, аж целых два урока провел, умаялся болезный. А что ты для Лиды… для меня… сделал хорошего? Вот назови хоть что-нибудь!

— Я замуж тебя взял, дура! — взъярился Горшков и стукнул кулаком о стену гаража.

— Оооо! Достижение какое! — всплеснула руками я, — замуж он меня взял! Ты понятие «замуж» от «бытового рабства» отличаешь?

Горшков не ответил.

— А ребенка я у Ольги не отбираю, — продолжила я, — она Светку в интернат на постоянку сдала, заниматься не хочет. А я считаю, что в интернате ей будет хуже, чем в семье. А вот если ты такой правдолюб и хочешь Светочке добра — так забирай ее себе. А, Горшков? Ты всё-таки дядя родной. Я и пятьсот рублей твоих отказных обратно отдам. Давай, а?

— По поводу денег, — сказал Горшков, проигнорировав мой монолог, — ты зачем деньги у Гектора взяла?

— Он мне их сам дал, — пожала плечами я.

— Он тебе их дал передать мне, дура! — рявкнул Горшков, — А ты куда их дела?!

— Растратила, — сказала я, — я же дура.

— В смысле растратила? — взвизгнул Горшков, — Куда растратила?

— Как это куда? — Начала заводится я, — ты же меня знаешь, я ведь даже фарш для котлет беру по рубль восемьдесят пять, вместо рубль шестьдесят! И так на всем! Вот и разошлись деньги-то…

— Пятьсот пятьдесят рублей на фарш?

— Да, люблю котлеты, знаешь ли…

— Да ты…!!! — заверещал Горшков.

— Что тут у вас происходит? — послышался от подъезда голос кого-то из соседей. — Сейчас милицию вызову!

— Ты у меня еще поплачешь! Кровью умоешься, дрянь такая! Наш разговор не окончен! — прошипел Горшков, подхватил обалдевшего Линькова, и ретировался, не прощаясь.

Ну, а я вздохнула и пошла дочитывать «Синюю книгу».

Прошло три дня.

И вот, у проходной депо «Монорельс» собирался народ, и с каждой минутой пестрая разноголосая толпа росла: счастливые члены официальной делегации на Олимпиаду-80, их провожающие родственники, всевозможные ответственные товарищи, курирующие мероприятие, и прочие неравнодушные граждане. Небольшой и так пятачок перед входом оказался забит чемоданами и людьми. Галдёж стоял невыносимый и разобрать хоть что-то было решительно невозможно.

Я подошла с крохотным чемоданчиком и покрутилась перед всеми, чтобы меня заметили. В толпе мелькнула демоническая женщина, в парике и темных очках. Да уж, я не ошиблась в ее актерских способностях. Мне кажется, когда она пела «тру-ля-ля» в веночке вокруг снопа — это выглядело более убедительно.

В общем, Штирлиц как никогда был близок к провалу.

И тут меня увидел Мунтяну:

— Где «Манифест»? — прошипел он, нервно.

— У меня, — сказала я, смахивая пот со лба.

— Давай сюда, — облегченно потребовал Мунтяну, озираясь по сторонам с беспокойством.

— И как ты себе это представляешь? — возмутилась я, — он на дне чемодана лежит. Мне что, прямо здесь чемодан перекладывать? Бюстгальтеры на людях вытаскивать? Я его и так еле-еле закрыла!

От дальнейшей разборки меня спасла Зоя Смирнова:

— Лида! — замахала она мне зажатой в руке тетрадкой, — Ты где там ходишь! Давай быстрее сюда, распишись, сейчас уже автобус приедет.

Я расписалась и заверила ее, что все отлично, все под контролем.

Еле-еле отвязавшись от прилипчивой Зои, я тайком подмигнула демонической Олечке, а сама тихонько зашла за угол. Там меня уже ждал Роберт, на машине. Я быстро прыгнула в салон и велела:

— Гони! — и уцепилась за кресло.

Машина чихнула и неторопливо поскакала по дороге, пристроившись в хвост какой-то похоронной процессии. Я ёрзала на сидении, время поджимало, нужно уже давно быть в редакции.

Наконец, похоронная процессия свернула, а мы поехали прямо, увеличивая скорость. Через пару минут показалось здание редакции. Нарядная толпа чинно садилась в автобус, на улице осталась всего пару-тройку человек. Я выскочила из машины и понеслась к входу.

— Гражданочка! — послышался строгий оклик ответственного товарища.

— Я в списке есть! — сварливым голосом крикнула в ответ я и для убедительности помахала временным удостоверением сотрудника редакции.

— Вы почему опаздываете?! — возмутился ответственный человек, но удостоверение внимательно сверил со списком.

— Извините, пробки, — машинально ответила я и, взглянув в удивленные глаза человека, поняла, какую сморозила глупость.

— Я могу вас отстранить от участия в делегации! — строго и неодобрительно молвила нервная женщина в алебастровой блузке и высокой прической «а-ля бабетта». Она стояла рядом и прекрасно слышала весь наш разговор.

— Это Лида Горшкова, — очень кстати вступился за меня Иван Тимофеевич, который как раз подошел. — Наш журналист.

В результате меня пустили.

Наконец, мы уселись, и автобус тронулся к вокзалу. Пассажиры — члены делегации от нашей городской газеты возбужденно, нестройным хором затянули песню о товарищах. Я слов не знала, поэтому не подпевала, а только старательно раскрывала и закрывала рот. В общем, как умела, так и создавала видимость.

Дорога была неблизкая и я облегченно выдохнула. Никогда бы не подумала, что мой авантюрный план повлечет за собой столько проблем. Да уж! А ведь это был практически идеальный план, я лишь слегка просчиталась в том, что ответственные за делегации товарищи пасут свое стадо как наседка цыплят. Но хорошо хоть, что ехали все заявленные делегации от предприятий нашего города в двух соседних вагонах. Насколько я понимаю, сотрудники газеты и депо «Монорельс» будут в одном вагоне. И это хорошо. Бегать туда-сюда всю дорогу по всему поезду было бы утомительно.

И вот мы загрузились в плацкартный вагон. Краем глаза я уловила, как демоническая женщина тоже заняла место. Скоро ответственный товарищ пойдет проверять своих цыпляток. Нужно делать алиби.

— Я не могу на второй полке, — пожаловалась я ответственному товарищу от газеты, — поменяюсь с кем-то.