Великий диктатор (СИ) - Alex Berest Страница 30

Сегодня у нас в «братстве» был особый день. Я пообещал мелким научить их делать глиняные свистульки. К моему удивлению, здесь из глины их не делали. Резали исключительно из дерева или привозили костяные из Лапландии. А я в поисках глины для поршня паровой машины облазил почти всю местную округу, но нашёл небольшой выход первоклассной красной глины.

В моём будущем для создания поршня я использовал суперклей и наточенный карандашный графит. Здесь суперклей нигде не продавался, а смешивая графит с рыбьим клеем, я получил жутко хрупкую субстанцию. Пластилина здесь тоже еще не было, а как его изготовить я не знал. Вот и пришлось искать замену в виде глины. Во время поисков я неожиданно для себя стал богаче на четыреста двадцать рублей, заимел две винтовки «Бердан № 2» и под сотню патронов к ним. А также стал обладателем странного пистолета «Бергманн №3».

Прочёсывая местность с обломком металлической остроги в руках, который я использовал в качестве палки-копалки, вдруг услышал выстрел. Очень похожий на выстрел из нагана. По крайней мере, так я его определили для себя. Ведь частенько слышал в своей прошлой жизни на реконструкциях и в тире.

И нет, чтобы сделать ноги и позвать старших. Я попёрся смотреть, кто это там стреляет на нашей земле. В селе наган был только у нашего полицейского. И чего мне тогда бояться дяди Раймо?

Но повторных выстрелов не было. Как и не было слышно каких-либо голосов, звуков или чего прочего. И это меня насторожило. Поляну с тремя трупами людей я увидел из зарослей молодых побегов «Зеленючки» как здесь называют ягодный тис. По которым я осторожно и крался в направлении прозвучавшего выстрела, сжимая в потных ладошках несуразную железяку, моё единственное оружие.

Минут пять понаблюдал за тремя мертвецами. Прям картина великого побоища. Дальнее от меня тело лежало вниз лицом и в его затылке торчал «халланд», разновидность местного строительного топора в виде небольшой секиры. Судя по тому, что лезвию вошло почти полностью, то это стопроцентный труп. Справа от меня лежал длиннобородый мужчина с тесаком или штык-ножом в груди. И именно он сжимал в руках револьвер, из которого, похоже, недавно и стреляли. Застреленный был слева от меня. Его тело находилось в столь неудобной позе, что не приходилось сомневаться — его душа уже давно не с ним.

Все пять минут наблюдения за поляной мертвецов во мне боролись два чувства. Осторожность — не лезть, а пойти и позвать взрослых. И жадность — посмотреть, что я могу с них поиметь. Естественно, победила жадность.

Никакого страха перед мёртвыми или перед кровью и увечьями я совершенно не испытывал. Открыл я это в себе совершенно случайно в прошлой жизни. Когда меня на Кавказе взяли в плен. А было это так.

…..

Наша предприятие. Блин, где же я работал? Нихрена, не помню. Так вот, наше предприятие заключило контракт на замену оснастки и доработку ремонтно-слесарных и ремонтно-механических мастерских на базе автомобилей ЗИЛ-131. Какое-то малое предприятие находящиеся в селе Сунжа, рядом с Владикавказом, выкупила старые машины в воинской части выведенной из ГДР.

За перегон автомобилей платили живые деньги, что в 1995 году было очень актуально, так как зарплату задерживали уже на три-четыре месяца. И не только мне, но даже и супруге, которая работала в бухгалтерии. Вот я и подписался на подобное. Пара перегонов прошли успешно. Все разрешительные документы у нас были, и многочисленные военные блок-посты я преодолевал без проблем. Но на третьем перегоне мне не повезло. Ну, это как посмотреть.

Сдав в гараж заказчиков отремонтированный нами зилок, я больше чем обычно потратил времени на получение очередной авто-развалины, которую мне предстояло перегнать для ремонта. И из села выезжал уже в сумерках. Почти сразу на выезде меня тормознули, как сначала подумал, военные. Но оказалось, что это были какие-то бандиты, почти не говорящие по-русски.

По-хорошему, мне надо было выпрыгнуть из грузовика и дать дёру, когда ещё ехали через село Октябрьское. Но я так на это и не решился. Уж очень меня пугало дуло автомата, которое смотрело мне в правый бок и иногда на ухабах, больно тыкаясь пламегасителем под рёбра. А уж когда свернули на дорогу ведущую в горы и фары осветили простреленный в нескольких местах указатель на Тарское, я понял что и поздно спасаться бегством.

До Тарского мы не доехали. Свернули на какую-то грунтовку и через пару сотен метров горного серпантина упёрлись в бетонные коробки строений. Я загнал машину во двор, куда мне указал рукой бородатый боевик, и совершенно безропотно дал сковать себе руки наручниками. Хорошо, что спереди, а не сзади. После чего, меня загнали в подвал, в котором уже находилась куча народа. В нос ударил резкий, кислый запах нечистот и давно немытых тел людей.

Как только боевик, который и затолкал мою двухметровую тушку в этот бетонный зиндан, хлопнул дверью и щелкнул замком, за меня тут же взялись два местных сидельца. Судя по звездочкам, которые я смог рассмотреть на их грязных фальшпогонах в свете тусклой, не более чем сорокаваттной лампочки, оба старшие прапорщики. Очень быстро и профессионально вытянули из меня всю информацию и порадовались, что находятся рядом с Владикавказом, а не в Чечне, как они до этого думали.

Остальные сидельцы оказались самоходчиками из частей почти всего северо-кавказского военного округа. Всего в подвале находилось двадцать семь человек. А теперь, со мной, двадцать восемь. И у всех были скованны руки наручниками. Почему боевики не снимали их с пленных даже в подвале было совершенно не ясно.

Мне же было в них не просто не удобно, а уже даже опасно. Слишком у меня были большие запястья, и из-за туго застёгнутых браслетов уже начали потихоньку неметь кончики мизинцев. Но это было поправимо. В детстве, в нашем дворе возле Николаевского рынка. Оба-на! Ещё кусочек мозаики! Это радует! Так я всё и вспомню.

Так вот, в нашем дворе жил некий дядя Коля, который нас, пацанов, и научил вскрывать милицейские наручники почти любой проволокой или скрепкой. Уж даже и не знаю кто он такой был по жизни, с нами он особо не откровенничал о своём прошлом. Да и прожил в нашем дворе чуть менее года. Но у него были две пары наручников, и он с охотой учил нас их вскрывать. Причём, учил что лучше всего подходят именно мягкие металлы, а иголка или булавка могут сломаться.

Вот и сейчас, я залез руками в боковой карманчик джинсов, в котором все нормальные парни носят презервативы, и только я один, так как уже был женат, носил всякую мелочь. И вытащил цепочку из простых канцелярских скрепок. Отстегнул одну, расправил, сделал короткую загогулину и вставил в левую замочную скважину. Нащупал справа механизм, надавил на собачку и стал проворачивать левую руку по часовой стрелке, и дужка наручника стала выходить из замка. Полминуты — и левая рука свободна, еще столько же — и вторая тоже свободна.

- Ты как это сделал? Ты что, из уголовников? - тут же накинулся на меня с расспросами «страшный» прапор, который представился как Петров.

- Почему сразу из уголовников? В детстве один мужик научил. Вот и пригодилось, - ответил я предельно честно.

- Нам открой! - почти скомандовал второй прапорщик, который не представился, и я, тогда, в то время, обозвал его, в пару к Петрову, Васечкиным. Будь это позже, в следующем тысячелетии, то и Башировым мог бы обозвать.

- Мы тут с ними намучились, - разоткровенничался Петров, радостно потирая освобожденные руки. - Все иголки и булавки, у кого были, поломали, а так и не смогли открыть.

- Так. Громила. Слушай сюда, - это уже Васечкин подключился к нашему разговору. - Сейчас, примерно минут через десять или двадцать, придёт чех и, скорее всего, позовёт тебя. Ты вон какой мамонт! А мы все тут уже силы почти потеряли. Позовет принести еду и воду. Сможешь его вырубить одним ударом? - и дождавшись моего утвердительного кивка, продолжил. - А остальное я с Петровым сделаю. Теперь, начиная расстёгивать браслеты всем остальным. Вот этим трем, первым. Гирин, Шестаков, Родичев, сюда поближе пересядьте. - Он скомандовал каким-то солдатикам и те стали перебираться ко мне поближе.