Медведь - Арена льда (СИ) - Сергей Шиленко Страница 30

Ружье дрогнуло и опустилось… Нет тут больше Медведевых… прибрала их земля.

— Михалыч, старый ты хрыч, говори! — подлетел я к деду. — Как прибрала? Всех?

Дед замялся, снял с головы шапку и начал молча переминаться с ноги на ногу, словно духу набирался…

— Ну не молчи, дед, говори уже, что тут случилось…⁈

— Что-что… Олег их ещё в начале лета разбился на повороте у урочища. Там и крест стоит — когда проезжал, может, и видел. А Васильич вместе с Петровной осенью погибли: они в огороде ковырялись, когда обезьяны эти проклятые из леса кинулись… задрали их. С граблями наперевес много не навоюешь, а твари такие крепкие оказались, что шкуры насилу вилами пробить смогли, да из двустволки в упор дырок понаделали. В огороде, прямо в саду возле яблонь их и похоронили. Ведь всяко лучше у себя, под своими деревьями лежать, чем на кладбище, да в такие времена… А так — земля своя, дай бог, убережёт от тварей да от вандалов.

Дыхание сбилось. Сердце затрепыхалось в груди, то и дело норовя то остановиться, то вылететь к чертовой матери. Не знаю, каких трудов мне стоило собраться с мыслями.

— Дед, а дед, а мелкая Машка, с ней-то что? Неужто и она там в огороде… дыхание сбилось, что-то невидимое до боли сдавило грудь… — Ну, говори, чего молчишь-то? Не томи же…

— А Бог его знает, где она. Машка от монстров в доме запереться успела, а когда одна из тварей в окно кинулась, так не растерялась, сковородой горяченной чугунной бабкиной как вмазала обезьяне по мордасам. Череп проломила, а тварь-то и подохла. Худо-бедно в октябре всё ещё работало. Вот тогда соцслужба из города-то и приехала, начали они разбираться и оказалось, что Машка этим, как там его… Юнитом стала. Её сразу в город-то и забрали. Говорят, случай у неё необычный. Забила она ведь тварь обычной сковородой, без прибамбасов, а статус получила.

— Михалыч, а куда её забрали, может быть знаешь? Ты-то у нас как-никак ветеран боевых действий? Слышал чего может? Одна она у меня осталась… найти бы.

— Да слышал я краем уха вот давеча, когда армейцы прорыв закрывать помогали, шо на базе училища какого-то, прямо в Воронеже собирают всех особенных, кто с этой системой ихней спутаться смог. Они ещё и местных, кто статус получил туда зазывали, но силком никого не тянули. Обещали, как там его… слово-то иноземное… крафухту какому-то научить. А больше и не знаю ничего, можешь и не спрашивать. Всё одно день за днём.

— Михалыч, а Михалыч, может ты знаешь и где это их училище в Воронеже находится?

— Не милок, понятия не имею, я с ними и не говорил толком, так краем уха слышал, тебе бы в Воронеж — там, думаю, каждая собака знает, где там лагерь ихний. А мы тут люди простые… За последнюю неделю третий прорыв отбиваем… а что сейчас в городе творится — даже думать не хочу…

— Дед, а ты сидишь-то тут чего? Почему в школу к остальным не пошёл?

— А шо я⁈ Как я по-твоему дом-то свой без охраны оставлю? Родители мои тут померли, бабка душу Богу отдала, и я стены родные тварям этим проклятым не отдам, костьми лягу, а родных стен не предам.

— Михалыч, может надо тебе чего?

— Дык, консервов бы каких, да патронов к двустволке моей, а остального — в достатке.

— Сейчас, дед, ты давай домой иди, я хоть пару фотографий на память возьму, да могилы проведаю, а потом подарок занесу.

— Ну хорошо, Кирилл, ты тут уж смотри сам… как да чего… И правда, пойду я…

Дед развернулся, закинул на плечо свою старенькую двустволку, что ещё Сталина живым помнит и, тяжело дыша, потопал к своей халупе…

* * *

Я стоял по колено в снегу и молча смотрел на два креста, сколоченных из деревянных обрезков, и на душе была такая отчаянная тоска… Не успел. Не был рядом, когда был им так нужен. Погладил рукой крест — пальцы кольнула шершавая древесина. Прикоснулся к табличке — вся заледенела, прямо коркой взялась. Вжал ладонь в лёд и, следуя внутреннему предчувствию, активировал Лечение: из-под руки повалил густой пар и вниз потекли ручьи, будто слезы. На табличке из-подо льда появились черные буквы… Медведева Ольга Петровна… Горло перехватило, и в глазах появилась резь… как же горько. И ничего уже не изменить, время не откатить вспять, да и русло реки времени назад не повернуть.

За это кто-то должен ответить. Ведь не просто так в наш мир пришла Система и сейчас творится кровавая вакханалия. Ведь стоят за этими мартышками, псами и другими тварями вражеские Боги. Да и сама Система хороша.

Пусть сейчас меня и обычной соплёй перешибить можно, но я найду свою сестру, наберусь сил и выбью ответы до кровавых соплей из всех тех, кто это устроил. И не важно кому — хоть Богу, хоть Дьяволу, пусть даже самой Системе. Я вырву ответы из ваших сердец… кем бы вы ни были.

* * *

Ключ от навесного замка нашёлся, как всегда, под крайним цветочным горшком, правда сейчас из него торчала заледеневшая кочерыжка погибшего цветка. Беда — бедой, а привычки, вбитые в голову с детства, с нами потом всю нашу жизнь. Без исключений. Дверь отворилась, и я шагнул внутрь. Провел рукой по шершавой оштукатуренной стене и, наткнувшись на выпуклую коробочку выключателя — клацнул. В коридоре, часто мерцая, загорелась тусклая жёлтая лампочка. Вот-вот сдохнет — и всё никак, лет десять уже должна была выгореть, но до сих пор держится. Шагнул внутрь, и доски пола тихо скрипнули под моей ногой. Будто и не было всех этих дней, а я просто, как обычно это бывало, допоздна задержался на дискотеке. И вот-вот в проходе появится сонная бабушка, что дожидалась моего возвращения. Но реальность была жестока. Сейчас меня встречала тишина и пустота.

Нет ни вкусных ароматов с кухни, ни громкого бурчания телевизора, который безостановочно крутил зимними вечерами дед, без конца переключаясь с одного канала новостей на другой. Нет радостного щебетания сестрёнки, что может круглыми сутками болтать со своими подругами при этом не уставая, а словно наоборот, набираясь сил.

Я медленно шёл по своему родному дому. То тут, то там прикасался к обоям и проводил по ним пальцами. Но вместо теплоты родных стен находил лишь пыль и паутину. Тишина… Холодная мёртвая тишина опустевшего дома. Я махнул рукой, отгоняя