Отстойник - Дикий Носок Страница 31

«Конечно, конечно,» – рассеянно ответил тот, посматривая на Катю.

Та, сердито надувшись, словно снегирь на обледеневшей ветке, по-прежнему сидела на берегу озера.

«Почему я чувствую себя виноватой? Как будто что-то обещала и не сделала, всех подвела. Что я им – чертов фокусник? Я не умею творить мандарины из воздуха,» – думала она. Но где-то глубоко внутри точил её червячок сомнения, глубокой занозой засели в голове слова Ивана Петровича. – «Я все делала неправильно. Нужно представить вещь во всех деталях.»

Катя закрыла глаза и попробовала представить мандарин: круглый, но чуть сплюснутый сверху и снизу, ярко-оранжевая неровная, пупырчатая шкурка, вдавленная внутрь на макушке, засохший темно-зеленый черенок с другой стороны, прослойка воздуха между легко отделяющейся кожицей и мякотью. Девушка представила плотно притиснутые друг к другу дольки, обтянутые тонкой кожицей. Что еще? Ах, да, аромат. Это проще всего. Катя вспомнила с детства знакомый запах Нового года: сосновая хвоя, горка мандаринов в хрустальном салатнике, шуршание фольги из оберток «Мишек на севере». Расстроенная Катя злилась и никак не могла собрать мысли в кучу. Девушка сердито потерла переносицу, сжала руками колени, глубоко вздохнула, закрыла глаза и попробовала снова.

Капризный мандарин мелькнул одним оранжевым боком и затерялся в ворохе других мыслей. Как хорошо было бы, если бы хоть что-то получилось. Бог с ними, с мандаринами, а вот напридумывать всем носков действительно было бы здорово. Катя тряхнула головой, отгоняя лишние мысли. Итак, мандарин. Воображение снова нарисовало круглый бочок: яркий, глянцевый, блестящий. Дивный аромат защекотал ноздри, что-то мокрое плюхнулось на колени и медленно сползло к животу. Катя распахнула глаза и уставилась вниз.

Мандарин был здесь. Запах был самым настоящим, а вот вид. Мандарин был оранжевый, в меру бугристый, но скользкий и мягкий, словно комок глины. Мокрый след, оставленный им на джинсах, тоже был оранжевым, будто свежий мазок краски. Катя взяла свое творение в руки, немедленно перепачкавшись. За её спиной уже начала собираться толпа любопытных, благоговейно взирающих на Катино произведение.

«Мам, ну ты даешь! Ты сделала мандаринку. Только почему он мажется? Дай мне попробовать. Мам, ну дай мне,» – канючил Руслан. Катя покладисто протянула руки и плюхнула мандарин в сложенные лодочкой ладошки сына. Руслан тут же подцепил кожуру ногтем и попытался его очистить. Та на удивление легко отошла, обнажив плотно прилепленные друг к другу дольки. Вид у них был неестественно-пластмассовый, как у фруктов из игрушечного набора.

«Конечно, я подумала о воздушной прослойке между кожурой и мякотью, но не подумала, какой она должна быть плотной и не учла эти белые прожилки, что опутывают дольки настоящего фрукта,» – соображала Катя. – «А цвет и запах, как настоящие.»

Эдуард Петрович, между тем, попытался оторвать одну дольку. Тонкая кожица разорвалась и липкий сок закапал на землю. Каждая долька была всего лишь емкостью с соком.

«И мякоть неправильно вообразила,» – раздосадовано думала Катя. Однако, все остальные были просто в восторге.

«Кать, ты – супер!» – восторженно похвалил ее Никита, ловко оторвал следующую дольку и попытался закинуть в рот.

«Нет!» – завопили разом несколько голосов, а Эдуард схватил его за руку.

«Да почему? Давайте я попробую. Со мной ничего не случится, честное слово. Я же ягоды ел первым и ничего,» – искренне возмущался балбес.

«Повзрослей, наконец. Хотя это и похоже на мандарин, но неизвестно из чего сделано. Как ребенок. Тянешь в рот всякую гадость,» – отчитывал его Эдуард Петрович.

«Не вздумай,» – пригрозила ему пальцем Катя. – «Я попробую еще. Только не мешайте, мне нужно сосредоточиться.»

Над следующим мандарином девушка колдовала с четверть часа. И на вид с ним все было в порядке, вот только был он слишком идеальным, словно театральный реквизит: – ни вмятинки, ни пятнышка, пупырышки ровным строем, будто солдаты на плацу. На деле кожура оказалась плотной, словно брезент, а мякоть тянулась за пальцами, как растаявшая карамелька.

«А, черт,» – выругалась взмокшая от усилий Катя, зашвырнула неудачный эксперимент в воду (куда чуть раньше последовал и первый) и вновь уселась на берегу. Голова уже пухла от того, сколько нюансов следовало держать в ней одновременно. «Нет, не так. Я снова делаю все не так,» – как альпинист в полном тумане Катя нащупывала свой путь. – «Не надо думать обо всем с усилием, нужно просто вообразить. Легко и просто. Вообразить.» Девушка выдохнула и закрыла глаза. Некоторое время спустя тяжелый оранжевый мячик материализовался и удобно лег в ладонь. Катя придирчиво осмотрела свое новое творение: немного неровный, с зеленоватыми вкраплениями, чуть недозрелый на её вкус. Девушка вонзила в макушку мандарина ноготь указательного пальца и потянула кожицу. Та отошла нехотя, с усилием, замохнатились потянувшиеся следом белые прожилки. К тому моменту, когда Катя разломила очищенный мандарин пополам, вокруг, затаив дыхание, сгрудились все.

«Вы когда-нибудь ели что-нибудь придуманное?» – нерешительно рассматривая дольки, лежащие в ладони, спросила она. Присевший напротив на колени Андрей отрицательно покачал головой.

«Ща,» – Никита схватил с ее ладони половинку мандарина и, отскочив на несколько шагов в сторону, словно нашкодивший кот, торопливо запихнул дольки в рот и заработал челюстями. Никто и ахнуть не успел, как он уже заглотил добычу и блаженно улыбнулся: «Блин, как вкусно!»

«Ну ты и кретин!» – резюмировал Эдуард Петрович. – «Ладно. Теперь уже ничего не поделаешь. Будем ждать результата.» Надо заметить, что, хотя выдержки и хватило почти на сутки, еще ничего поселенцы не ждали с таким нетерпением. Балбес оказался чрезвычайно везучим человеком, просто счастливчиком. Дважды за последнее время попробовав потенциально смертельно опасную еду он ничуть не пострадал. Засохшую за сутки половинку мандаринки (совсем, как сделала бы настоящая) кое-как поделили на всех и торжественно съели, смакуя каждую капельку сока.

«Да, вот это вещь!» – выразил всеобщее восхищение Андрей.

«Катюша, Вы теперь как Газпром – национальное достояние.»

Похищение.

К искреннему огорчению Ивана Петровича Вовчик исчез из лагеря вскоре после возвращения. Исчез по-английски, не прощаясь. Похоже, тяготы бытия без самогона все-таки были чрезмерны для алкаша со стажем. Парамошка затерялся еще где-то на середине пути. Конечно, все были страшно благодарны ему за спасение, как бывает благодарна антилопа бешеному слону, растоптавшему преследовавшего её гепарда. Но нет никаких гарантий, что следом слон не затопчет и антилопу. Поэтому сильно не переживали. Да и привыкли все к тому, что индеец появляется и исчезает, когда ему вздумается и в своем дикарстве делает, что пожелает.

Еще никогда Эдуарду Петровичу так сильно не мешало его плохое зрение. Погибшие при крушении маршрутки очки сейчас были бы как нельзя кстати.