Поступь Империи (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич Страница 31

Никаких диаспор.

Никаких компактных поселений.

Собственно, со всеми переселенцами поступали именно так, тщательно их распределяя и перемешивая. Иногда случались трудности, вроде того же Мелитополя. Но над ними плотно работали. И теперь, к лету 1715 года, в том городе берберов и греков уже числилось не больше двадцати процентов. При этом чуть ли не в директивном порядке ввели квоту на создание семей внутри малых национальных групп. Не только в приказном порядке запрещая самоизоляцию, но и стимулируя людей перемешиваться.

Этих бывших солдат и унтеров ждала таже судьба. И о ней их сразу предупредили. Впрочем, никто не возражал и не возмущался. Женщин-то среди них не наблюдалось. Поэтому чего нос воротить?..

— А тут не так плохо, — добродушно сказал один из капралов. — Вон сколько зелени.

— И кормят хорошо, — поддакнул ему солдатик рядом.

— А чего народу мало? — спросил кто-то третий. — Как идем от того городка только одно село видели.

— И верно… — поддержали его.

— Слышал я, что холода тут страшные зимой, — произнес капрал. — Народ мерзнет. И медведей много.

— А мы тут не перемерзнем? Может лучше в Алжире было остаться?

— Типун тебе на язык! — буркнул угрюмый солдат. — На рудники так рвешься?

— А там так плохо?

— Я по юности, пока в солдаты не сбежал, работал. Больше не хочу. И это у нас — во Франции. Что там у мавров — даже и представить боюсь.

— Но морозы.

— Так, эти, — кивнул в сторону конвойных, — на вид они такие же как мы. Не уж-то не мерзнут? Живут же как-то.

— Да бес их знает?

— А что это за дорога такая странная, мимо которой мы идем? Железная что ли?

— Чугунная вроде. Я видел следы отливки.

— Откуда ты о них знаешь?

— Да он с завода же сбежал, — хохотнул солдатик. — Он мастера своего изувечил за свинство и удрал. Его же из армии хотели забрать, чтобы судить. Насилу отбили…

И тут все вздрогнули потому как в рупор рявкнул:

— Всем оставаться на своих местах и сохранять спокойствие!

Солдаты и унтера заозирались.

— Дым! Смотрите — дым! — крикнул кто-то.

И все повернулись туда — на север, откуда они недавно пришли.

Минута.

Долгая и мучительная минута приближения дымного столба, круто уходящего в небо в эту почти что безветренную погоду. И из-за перелеска показался паровоз.

Пых-пых-пых… пуская пары, он шел мимо них со скоростью бегущего человека. Скорее даже быстро бегущего. А за ним — вагоны. В представлении этих бывших пленных — здоровые такие фургоны с удивительными железными колесами.

Первый. Второй. Третий… Десятый… Двадцатый…

А поезд все шел и шел. Словно здоровенная механическая змея.

Тридцатый…

— Да сколько же их! — воскликнул кто-то.

Сороковой.

Сорок второй.

И все.

Здоровенный грузовой состав, наконец, закончился и минув поле, скрылся среди деревьев. Медленный, но здоровенный.

Их тянул один из первых паровозов нового типа. Котел и топка у него немного были смещены влево. А справа размещалось паровая машина с тремя одинаковыми цилиндрами двойного действия и двойного расширения. Первый под высокое давление — два других — под более низкое. Абсолютно одинаковые. Они вращали коленчатый вал. А тот, через систему валов и конических шестеренок передавал крутящий момент на все колесные пары как самого паровоза, так и тендера. Довольно небольшие. Из-за чего в сцеплении участвовало аж восемнадцать колес против четырех на обычном паровозе старого типа.

Со скоростью у него все было плохо. Он даже десять верст в час не набирал. Но вот тянул он дай боже. И со слабой машиной на весьма хлипких путях мог утащить здоровенный состав в сорок два двухосных вагона, груженных под завязку. То есть, выбирающих свои десять тонн на ось, что давало порядка пятисот тонн грузов.

Для чугунной узкоколейки, да еще и сделанной почти что как полевая дековилька, это было невероятно. Равно как и для случайного наблюдателя.

— А что это? — загалдели бывшие пленные.

Сопровождающим пришлось рассказывать.

И коротко не получилось.

Начались разговоры и пересуды.

Спасло только то, что время, отведенное на привал, закончилось. И людей вновь стали строить в маршевую колонну. Гудящих. Переполненных эмоциями и мыслями. Они попросту не могли заткнуться, и постоянно друг с другом все это обсуждали…

* * *

Адмирал Апраксин сошел с трапа и осмотрелся.

Кола.

Дальний, северный и еще не так давно совершенно дикий городок. Да и не городок даже, а так — небольшое поселение рыбаков…

— Рад тебя видеть Федор Матвеевич, — максимально дружелюбно произнес Строганов, встречая его на причале.

На причале.

Каменном.

Основательном таком, который позволял даже большому галеону подойти к нему и встать на банки. Пусть не самостоятельно. Пусть с помощью шлюпок. Но это и неважно. Удобства это добавляло чрезвычайно. И таких тут имелось уже пять штук. Вон они рядами шли…

— Взаимно Григорий Дмитриевич, взаимно, — встречно улыбнулся адмирал. — Ну, рассказывай, показывай, как вы тут устроились?

— Немного, увы, немного.

— Увы?

— Конечно, Кола — отличное место для организации порта здесь на севере. Единственный незамерзающий порт, позволяющий круглый год вести промысел. Как такой обойти? Архангельск при всех его удобствах, увы, и в подметки ему не годится.

— Промысла — да, но как из него что-то вывозить? Корабли по льду не ходят.

— Чугунная дорога, — улыбнулся Строганов. — Это же очевидно. Вон там, — указал он рукой, — видишь здание?

— Да.

— Это мы строим вокзал. И тянем от него чугунку на юг. Покамест верст тридцать только сделали. Из-за этого тут все и киснет. Как проведем — ситуация сразу наладится. Соль из моих приисков пойдет сюда. А рыба — отсюда.

— А с Балтики не дешевле?

— Там нет столько рыбы. И такой. А крабы? Мы ведь под Архангельском высадили уже несколько бочек здоровенных крабов из Охотского моря. И тут. И продолжаем подсаживать. И они приживаются. А это деньги — огромные деньги. Таких крабов возить из того же Охотска ой как не дешево и непросто. Тут же — сильно проще. Да и прочего здесь хватает. На островах к северу отсюда мы уже организовали временную станцию и начали добычу китов.

— На жир?

— И на ус, и на мясо. Мы все перерабатываем. Это мясо поступает на фермы свиней и очень крепко улучшает их нагул. Они, правда, рыбой после этого попахивают, но это меньшая из бед. Тем более, что мне недавно сообщили — нашли способ. За месяц-другой до забоя переводить на другие корма. Сам понимаешь — свинина — ценный продукт. Дорогой. Мы вообще думаем им скармливать все отходы переработки рыбы. Не только для засолки. В Архангельске я уже заводик консервов поставил. Выгодное занятие. Очень. Но там и тут — две большие разницы. Уголек опять же на островах нашли и не только там…

— Я смотрю, ты прямо вдохновлен, — улыбнулся Апраксин.

— Я люблю север. И без всяких оговорок счастлив, что царь с царевичем стали меня поддерживать в этом. Трудно даже представить, как он расцветет, если мы вместе да лет двадцать-тридцать сообща тут потрудимся.

— Холодно здесь.

— Привыкаешь. Местные-то привыкли. — вернул улыбку Строганов.

Они разговаривали и спокойно шли по порту, мимо сложенных штабелями строительных материалов и прочего. Кола строилась. Быстро. И обживалась.

Вон уже первый район достраивали из однотипных двухэтажных домиков. Кирпичных. Толстостенных — в добрые полсажени кладки[2]. С холодным чердаком под крутой черепичной крышей и, если верить Строганову, с крепко утепленным потолком.

А там — расчищали площадку под второй такой же.

Пыхтело три паровых гусеничных трактора и один экскаватор. Обещались поставить еще с десяток колесных, чтобы полнее компенсировать нехватку рабочих рук и лошадей.