Сергей Калашников - Своё никому не отдам Страница 32

Закручинился царевич, позвал подругу, взял санки, и отправился кататься с горы. У него, понимаешь, детство ещё не закончено, а дела государственные обождут пока. Вот не знает он, как супостата на море огорчить.

Так уж сложилось, что к завтраку в Гришин терем сходились те, кому от него что-то требовалось. Никто не сетовал на скромное меню — кашу обычно ели, запивая молоком — да и дорогие наряды демонстрировать тут было не принято. Разговоры о всяких затруднениях — вот чем обычно занимались, перекладывая на бедную головушку царевича собственные заботы. Кучер Василий, дворовый холоп Тимошка и рында Агапий вместе с князем Федотом, его сестрой и её служанками Натальей и Любавой за столом были, считай, всегда. Каждому из них Его Высочество обязательно хоть что-то, да поручал. А вот иные участники трапезы заглядывали, когда нуждались в помощи, поддержке или разрешении. Разный люд сходился, и все по делу.

Сегодня Кондратий, редкий гость, пришёл. Мужчина это самостоятельный и мало когда нуждается в совете. Он хозяйничает на брусовой дороге и в посёлках, что рядом с ней возникают. Обходчики там селятся, купчины амбары строят. Опять же ремонтные бригады или крестьянские артели то там, то тут поселяются ненадолго, для чего срублены казармы. Так что денежки казённые дорожный смотритель получает немалые — расходы у него велики. Князь Федот его записи о расходах проверяет с великим тщанием и только руками разводит — ничего тут не поделаешь, за многие труды и платить приходится немало.

Только сегодня бывший плотницкий артельщик как-то мнётся неуверенно и смотрит затравленно, словно сплоховал, а сознаться боится.

— Тут, Григорий Иванович, такое дело. Железные шины телег древесину на брусьях лохматят и щербины делают. Замучились латать, да и держатся накладки недолго. Пропитки тоже разные пробовали — нет от них толку. Хоть режь меня, а только к лету дорога совсем пропадёт, уж больно часто по ней ездят. Настилы, по которым лошади идут, мы защищать наловчились — кованным лошадям башмаки деревянные надеваем и если кто без них — сгоняем всех с пути. Даже прибыток от этого малый идёт, потому как покупают их, кто сам сделать не может, а вот брусья надо полосой железной крыть.

Вот это новость! Своего железа на острове не делают. Привозное оно, отчего стоит дорого. Царевичу даже страшно думать, во что это может обойтись. Теперь он чувствует себя пришибленным и несчастным. А Кондрат и цифру огласил, это, надо понимать, чтобы не мучить долго.

Да уж. И как с этим жить? Покосился на Наталью — она тоже неважно выглядит. Федот только вздохнул.

— Говорил же я тебе, Гриц, что надо деньги за проезд по дороге брать. Сейчас бы с капиталом были.

— Не уверен. Крестьяне бы санями стали ездить по старым путям, а за доставку селитры ты бы сам себе платил. Однако, Кондрат, пораньше намекнул бы, оно бы не так больно получилось. Ладно. Агапий, мне надо с купцами поговорить, так ты уж наведайся к ихнему старшине и разъясни, что к чему. Да сообрази, то ли я к ним прийти должен, то ли лучше их сюда пригласить. Пускай у них будет время поразмыслить без поспешности.

А ты, дядя Кондрат, коли уж опечалил нас, давай этим же разом выкладывай и думы свои. Ведь есть их у тебя.

— Есть, как не быть. Новую дорогу строить надобно от Очистных Казарм на запад, километрах в десяти от северного берега. Казаки, такое дело, зерна собирают много, а могут ещё больше, если вывозить его в город будет удобно.

— А чего ж морем не вывезти? У них почитай в каждой станице лодки есть.

— Лодки-то есть, а коли нагрузишь их, то воинов много не посадишь, а чурсайцы пошаливают. Тут давеча торговый человек на тендере к ним приходил, так дважды отбивался от лиходеев, людей терял. Неладно морем выходит. А берег казаки стерегут, потому до дороги татям добраться будет неловко.

— Агапий, слышал, что смотритель дорожный говорил? — Гриша поворотился в сторону бывшего оруженосца. — Ты от торговых людей не таи ничего, а то они кошели свои вовек не распустят, коли выгоды не почуют.

А третью дорогу, дядя Кондрат, ты не иначе как по западному берегу захочешь вести обратно к городу в аккурат по границе заповедного леса?

— Хочу, да только нескоро. На неё леса ещё не заготовлено.

— То есть как не заготовлено?! Вернее, наоборот. Откуда ты на северную дорогу брусьев взял?

— Так, когда путь клали, деревья валили. Их опосля начала езды на путевые кордоны свезли и под навесы сложили. Дойдут к лету, пилить станем.

Через пару дней пришлось извлекать из сундука печать и штамповать расписки. Много расписок. Тысячи. Ну так а что делать? Раскошелились купчины, растрясли свои кубышки и за бумагу, обещающую возврат долга, отдали золото в казну. Был бы царевич опытнее, сообразил бы, что очень странно выглядит то, что ни о каком проценте даже речи не шло. Не иначе — какую-то свою выгоду в этом они видели. Только никому про неё не рассказали.

Неожиданности стали встречаться повсюду. Вот скажем, опять же на подворье стрелец знакомый разговаривает с Натальей и шапку в руке держит.

— Ты уж, Наталья Филипповна свет Чертознаева не обидь стрельцов отказом, сделай нам ещё два прицела из зрительных трубок, — и кланяется в пояс.

— Так сделала бы я безвозбранно, да только на первый образец царевича трубу подзорную я извела, а больше нет у меня, — и ответный поклон отвесила.

— Так вот у капитана порта мы купили, и ещё одну у боярина Шереметьева сторговали. Прими, — снова поклон и протянутые в руке сразу две трубы.

Вот и пойми эту жизнь непонятную. У всех деньги имеются, только не у царевича. Наверное, он что-то неправильно делает. По уши в долгах и без копейки за душой.

На пушкарском дворе, когда заглянул проведать старого Петра-пушкаря, увидел десяток, не меньше, стрельцов, занятых снаряжением барабанов для скорострельных пищалей, возимых на тележном передке. Иные тренировались у самих орудий, число которых оказалось сразу три. Стало быть, ещё пару штук изладили, нисколько денег на это не прося. Да ещё барабанов из ядрёной берёзы наточили целую груду и пыжей к ним ящик. Льют пули, готовят выстрелы — прям форменное перевооружение.

— Что это, братцы, такое у вас случилось? Пищали же эти против кораблей никак не годятся, только от пехоты или конницы толк с них есть, — Гриша-то думал, что короткие ружья с ломающимся стволом тут делают, а оно вон что выходит.

— Так прикинули наши командиры, что ежели с километра в чистом поле пальбу открывать, так пока враг до тебя дойдёт — до десятка барабанов расстрелять можно. Если не промахиваться, то хоть бы и роту тремя стволами положить выйдет, — старый пушкарь крутит ус и выглядит довольным. После давешнего визита линейных кораблей стрельцы силу царевичевой затеи оценили и даже озаботились взять её на вооружение, хоть бы и за свой счёт. — Ну а коли поле не чистое, а неудобья всякие: город там или лес, то короткие ружья-переломки куда как ловчее привычных нам могучих пищалей. Так что солдатикам мы свои пищали отдаём, а новые короткие оставляем себе. На десяток как раз удобно выходит. С лафетки дальних повалить, а уж кто добежал до позиции, тех мы хоть бердышами встретим, хоть пулями или картечью из ручного огнестрела…

Посмотрел Гриша на это, но речь завёл о другой пушке. Чтобы диаметр канала ствола увеличить вдвое. Не двадцать пять миллиметров сделать, а сразу пятьдесят. Главное, чтобы палила часто и заряжалась сзади. Ведь уже накоплен опыт на маленькой модели, которую, к тому же, стрельцы берут на вооружение. А топить большие корабли кроме как артиллерией решительно нечем. Ну никак ему в голову не придет, как подвести бочонок с порохом под днище неприятельского корабля. Так что нужно совершенствовать орудия. И денежек для этой работы он маленько припас. Что же касается законченной и отработанной двадцатипятимиллиметровой пищали — так для него это уже пройденный этап. Отработка принципа, не более.

Слухи о том, что Ендрик оказался не по зубам эскадре из трёх линейных кораблей, имели серьёзные последствия. Во-первых, в порт начали заглядывать иностранные суда. Больших сделок не происходило и крупных партий товара с острова не увозили, но торговля оживилась. Во-вторых, стали прибывать беженцы из других рысских земель, сильно пострадавших от войны. Благо, запасы зерна всё ещё имелись, а развезти по путевым кордонам новых едоков и прокорм для них оказалось не особенно трудно. Размещали семьи по рабочим казармам и неподалеку, выделяли земли под будущие пашни. Голова шла кругом от хлопот с обеспечением этих людей инвентарём, тяглом, семенами. Прижимистые купцы и запасливые крестьяне всё ещё без опаски брали в уплату долговые расписки, но уже как-то привычно, не особенно даже обсуждая степень доверия к этим бумажкам.