С Том 3 (СИ) - Вязовский Алексей Страница 33

Не хотелось мне заниматься карательными операциями, а приходится. Получается, вроде как с нами тогда в Киеве, но наоборот. И сильно наоборот, потому что там невинных вешают, а тут предателей на перегной пускают. Так что нечего их жалеть.

— Ну что, граждане полицаи, возражений нет? — заявил я вместо речи прокурора, адвоката, да и судьи заодно. — Все вы служили врагам нашей Родины, а потому, согласно законам военного времени, будете повешены. Пять минут на прощание с жизнью, — и я махнул рукой, мол, начинайте, не тяните.

Ожидаемо начался гвалт и вопли со стороны подтянувшейся родни. Как же так, сыночка при власти был, какую-никакую копеечку в дом тянул, а тут такое. Да простить и отпустить, разве ж можно за такую малость? Ну расстреляли кого-то, ерунда же, люди добрые, с кем не бывает?! Полицаи большей частью молчали, опустив головы. Четверо повалились на колени и молились. Один упал в обморок. А двое решили ломануться на рывок, но далеко не убежали. Их повалили, первыми потащили к виселице.

Ко мне как-то просочился раввин Соловейчик. Представитель общественности, значит. Подошел и тихонечко мне на ушко поведал, что всех не надо. Некоторые были нормальными ребятами, по крайней мере, трое из молившихся спасли от казни нескольких евреев и активистов, предупредив тех, чтобы становились на лыжи.

И что ты сделаешь? Надо восстанавливать справедливость.

— Терещенко! Король! Гнатюк! Ко мне!

Не веря своим ушам, троица вразнобой поднялась на ноги и один за другим подошли к нам.

— Эти? Трое? — уточнил я у Соловейчика.

— Конечно, — закивал раввин. — Если надо, есть свидетели…

— Обойдемся, — отмахнулся я. — Товарищ майор, — повернулся я к Базанову. — Мобилизовать, на испытательный срок. Нечего им тут делать, если людям помогали.

Сверху послышался гул. Этот звук трудно перепутать. Немецкий разведчик покружил над городом и не спеша удалился на восток.

— Не нравится мне это, — сказал Иван Федорович, провожая самолет взглядом. — Как бы к нам гости не пожаловали вскорости.

И ведь не ошибся. Первые бомберы прилетели всего через пару часов.

За это время мы кое-что успели сделать: рассредоточили людей и попрятали в укрытия. Но это так, полумеры, конечно. Это нам немцы доказали. И не раз. Такое впечатление сложилось, что они решили весь городок с землей сравнять. Бомбили от всей души, щедро. За первой волной сразу же последовала вторая, а там и третья подоспела. Голова гудела от разрывов, на зубах скрипел песок, нос, извините за подробности, и вовсе какой-то дрянью забит. И это несмотря на то, что лицо замотано. Ну и не видно ни хрена, это уж само собой.

Как затихло, начали вылезать наружу. Да уж, вряд ли кто из местных жителей узнает свой город. Всё в крошку, перерыто воронками, дым от пожаров со всех сторон. Воняет гарью, еще чем-то малоприятным.

Быстро же немцы поняли, кто тут пошалил. Такую акцию организовать и в такие короткие сроки — даже не могу представить, на каком уровне принимали решение. Если и не на самом верху, то где-то близко. Похоже на последний шанс для того, кто прошляпил историю с Яковом. А раз так, то вслед за самолетами должны подойти какие-нибудь егеря, чтобы перебрать тут каждый кирпичик. Я нашел глазами Базанова. Он сидел на разломанном бревне и пытался освободить нос от набившейся туда пыли.

— Ну что, Иван Федорович, похоже, мы стали популярными? Как думаешь, когда нам почетный караул пришлют?

— Ну, пока соберут, да сюда доставят — я бы поставил на завтрашнее утро. А если недалеко, и припечет, то и ночью.

— И я такие сроки даю. Давай собирать людей, уточнять, что целым осталось, и ходу отсюда. Чем быстрее, тем лучше.

— Так точно, товарищ полковник! — майор поднялся, отряхнулся и даже козырнул мне.

— Уже знаешь?

— Анна довела приказ. Поздравляю! Надо бы обмыть…

Я посмотрел на разрушенные дома, чадящие обломки.

— На поминках выпьем.

— Думаешь?..

— Уверен. Собирай бойцов, считай… Я за школу переживаю. Видишь, как оно… Кто же знал, что так приложатся?

— И горсовет, туда я тоже людей отправлял.

Ага, а вот и Ильяз. Легок на помине. Вот ты мне и нужен.

— Ахметшин, ко мне!

Подбежал, вид молодецкий и придурковатый, но я же его уже знаю, меня преданным взглядом не проймёшь. Интересно, где он отсиживался: мы все в пыли, а у него даже сапоги не очень грязные?

— Слушаю, товарищ командир!

— Наряд тебе, товарищ лейтенант. За язык твой длинный. Вот тебя кто просил про наши киевские дела рассказывать? — я краем глаза заметил Параску, махнул ей рукой, чтобы подошла.

— Так я… это… — начал оправдываться Ильяз.

— …подумал, что она уши распустит и даст, — закончил я за него. — Видишь, как оно хреново вышло: и тайну не сохранил, и с личной жизнью не сложилось. Так?

— Так, — опустил голову Ильяз.

— Ну что, Прасковья Егоровна, скоро нарядов будет до конца войны и еще года на два, — обрадовал я подошедшую Параску.

— Это не я, это всё он, — толкнула девушка Ахметшина, сразу поняв, откуда мое недовольство. — Я даже не спрашивала ничего, а он…

— Всё, слушайте мой приказ, соколики, — остановил я разборки. А то с этой языкатой Хвеськой неделю болтать можно. — Сейчас идете вдвоем собирать отряд, выяснять, где кто и в каком состоянии. Это раз. Куда побежала? — остановил я девушку. — Я еще не отпускал. Самое главное: во время обхода аккуратно подходите к местным… неважно к кому, и начинайте между собой разговаривать, будто случайно, что во время налета погиб самый нужный человек, из-за которого всё и затеяли. Фамилию не называть!

— Как же погиб, вон он, сидит, — кивнул Ильяз на Якова. Тот тряс головой, пытаясь что-то выбить из уха.

— Слушай, ты на самом деле дурак, или притворяешься? — удивился я. — Идите и начинайте дезинформировать противника.

От отряда, который мы гордо делили аж на два взвода, осталась едва ли половина… Вот это нам дали прикурить, сказать нечего. Я, конечно, был готов к потерям, но чтобы вот так…

Самую большую жертву потянула школа. А куда девать народ было? Каменный фундамент, подвал… Выглядело все надежно. По погребам хат же распределять свеженабранный контингент мне показалось стремно. Ну а как потом всех соберешь обратно? Вот и сделали мы ошибку с майором. Утрамбовали бойцов в подвалы. А немцы повесили мощные бомбы…

И школу, и горсовет превратили в груду развалин. А к взрывам еще и пожар добавился. Шансов не было. Самое странное, что пострадали только те, кто присоединился к нам в Новгород-Северском. Пришедшие со мной остались живы, синяки и ссадины не в счет. Спасло всех нас то, что для укрытия мы выбрали не очень мощно выглядящие погреба и обычные щели.

От школы осталась одна стена, да и та наполовину осыпалась. Зато возле нее красовался наш автопарк — грузовик и ханомаг. Прямо как в анекдоте про мужика, что пришел в цирк устраиваться и рассказывает про суть своего номера: «И тут выхожу я, весь в белом, а оркестр играет туш».

На доктора Иосифа Эмильевича больно было смотреть. Он стоял возле больницы, от которой осталось одно крыло, да и то наполовину разрушенное, и рыдал, размазывая слезы по щекам. Что делать с плачущими дамами, я не знаю, а вот насчет мужиков у меня способы есть. Так что эскулап получил знатную плюху, аж голова мотнулась в сторону.

— Хватит выть, — начал я командирское внушение. — Мертвых не вернешь, а живым помогать надо. Показывай, где тут что достать можно. Будет нам наука — не задерживаться нигде. А то вспомнили песню, как партизанские отряды занимали города, и туда же.

— Как же так… Мирный город!

— Это ты Киев со Львовом не видел. Города — в щебенку! Ладно, хватит уже. Это война! Бери скальпель, иди воюй…

— Да как же?

— Оперируй, возвращай в строй раненых. А они за тебя и за всех жителей посчитаются.

Лошади, конечно, хорошо, но тянут назад, слишком уж медлительные и устают быстро. А мне кровь из носу надо на встречу. В Москве мало кого волнует такая мелочь как бомбардировка. Так что пришлось бросать людей и вместе с Базановым и Енотом ехать вперед на ханомаге. Как-то не очень приятно разбивать отряд на части, особенно в такой момент, но ведь не дети малые, должны понимать.