Я Распутин. Книга 3 - Алексей Викторович Вязовский Страница 33

один гражданин — один голос. После чего хотели невозможного. Перевыборов Думы. Умеренные левые из депутатов колебались, вели долгие дискуссии. Пошли слухи, что Сызрань многих воодушевила на прежнюю борьбу, пора мол готовить всероссийскую забастовку. Царя убрали — надо убрать Столыпина. Левая Дума — легко поставит своего собственного премьера. Это дело надо было срочно пресекать.

Я вызвал на приватный разговор Чернова от эсеров и Ленина с Троцким от большевиков.

— Господа… ах, простите, товарищи!

— Григорий Ефимович — поморщился Ульянов — Давай без амикошонства!

— Таковых сложных слов не знаю — пожал плечами я — Разговор у меня к вам вот какой…

Я вытащил документы по бюджету. Показал, что на новые выборы у государства банально нет денег. Закладка двух линкоров, строительство нового города Романов-на-Муроме и железнодорожной ветки к нему, Беломорканал, плюс склады госрезерва по губерниям… все это съедало подчистую профицит и по расчетам Янжула нам придется увеличить не только внешний долг — первый официальный визит в Германию уже был согласован — но и внутренний.

— Выход есть такой — резюмировал я — От финской губернии в Думу должны были избираться 4 депутата. Они бойкотировали выборы, мыслю, что в свете всех последних событий — будут бойкотировать и довыборы. Предлагаю вам заявится в Хельсинки и других финских округах. Победите легко, я дам негласный наказ нашим войскам в губернии, а також флотским — голосовать за вас.

— Вешатель будет против — мрачно заявил Ленин

— Это ты, Владимир Ильич, про Петра Аркадьевича? Ах как неаккуратно… Нам сейчас как никогда требуется единство! А ты опять перессорить всех со всеми хочешь.

— Единство с помещиками? — усмехнулся Чернов

— Виктор Михайлович — я ласково посмотрел на главу эсеров — Я уже знаю, чьи уши торчат в забастовке в Сызрани. Предупреждаю первый и последний раз. Ежели будете опять мутить народ — пятый год вам детскими шалостями покажется. Ссылками не отделаетесь — это я вам, сибирский мужик, лично обещаю. Я человек простой, безо всяких интриг. Мне взяться за пулемет — сами знаете… плевое дело.

Левые насупились. Угроз они не боялись, но пройти легально в Думу… Это был большой пряник.

А я подкинул еще один, он же яблоко раздора между левыми.

— А к вам, господин Чернов, я особое предложение имею. В той Сызрани, где ваши уши торчат, затеяно с моей подачи некое сельскохозяйственное предприятие.

— Да-да, наслышан. Господин Распутин, — саркастически объяснил главэсер своим врагам-товарищам, — создает небывалого монстра, соединяющего в себе частное и кооперативное владение. Так сказать, впрягает в телегу коня и трепетную лань.

Социалисты сдержанно посмеялись.

— В целом верно. Дело новое, небывалое, подводных камней море. Но при успехе большое облегчение крестьянам будет. Так я хотел чтобы вы, Виктор Михайлович, при избрании в Думу, так сказать, взяли на себя этот вопрос. Там же наверняка новые законы потребуются. К примеру, заложенные имения не продавать за бесценок, а заводить на этих землях, как вы назвали? А, монстру!

Ленин с Троцким помалкивали — четко просекли, что если крестьянин будет жить лучше, то хрен его в революцию заманишь. А Чернов пусть в ярмо лезет, шею себе ломает. У него же партия “крестьянская”, вот пусть и отдувается.

— А с вами, господа эсдеки…

— Закон о труде! — с ходу начал торговаться Ленин — Девяти часовой рабочий день, положение о страховании рабочих на случай болезни или несчастного случая. Двухнедельный отпуск для всех сотрудников — хоть частных предприятий, хоть государственных.

— По рукам — подставил я ладонь — Сами в Думу и внесете сии законы. Уже как депутаты.

Ну? Хлопнут?

Поморщились, но хлопнули.

— Вот это по нашему, по мужицкому! Аня! Неси скорее белую — обмоем с товарищами договор.

Пить со мной левые отказались.

Глава 11

— Милостивый государь! Я требую, чтобы вы объяснились о своих отношениях с Анной Александровной!

Требует он… Я еще раз посмотрел на лейтенанта, что заявился ко мне в Юсуповский дворец. Красавчик. Тонкие усики, правильные, аристократические черты лица. Кульнев. Илья Ильич. Потомок героя Отечественной войны 1812 года, потрясающего генерала Кульнева — того самого человека феерической храбрости и благородства, по причине коего в него даже запрещали стрелять противники!

Аудиенции Илья добивался аж три дня, о нем звонили из Морведа и я успел собрать информацию.

В январе 1904 года был выпущен из Морского кадетского корпуса мичманом. Принял участие в русско-японской войне. Побывал в плену. Много плавал. Совершил «кругосветку». Сейчас увлекся авиацией, собственно Кульнев и был тем самым пилотом, что сбросил над Таврическим дворцом Танееву и чуть не угробил девушку.

Этим он вызвал просто взрыв интереса к России в мире. Десятки западных газет вышли с фотографиями первой парашютистки, в страну поехали сотни энтузиастов авиационного дела — учиться у Кованько и Вуазена, перенимать азы летного мастерства (были желающие и по двигателям, но к Сегену в Сызрань поди доберись). Благо в Гатчине не только официально заработала авиашкола, но приехал сам Жуковский с прицелом на создание целого института. Под это дело начались заходы о том, чтобы передать “русским икарам” Гатчинский дворец. Ну или хотя бы Арсенальное крыло.

— Требуете?!? У меня??

Я вперил в Кульнева свой грозный взгляд.

Подействовало. Лейтенант смешался, быстро заговорил:

— Я имею самые чистые, возвышенные чувства к Анне Александровне! Я ее… люблю!!

Ох, как некстати… Танеева мне нужна, как воздух. Сразу после знаменитого полета, а потом и прыжка я устроил от небесников выступления Анны перед публикой. Аншлаг — это слишком мягкое слово. Люди на люстрах висели, чтобы услышать все лично от девушки. Разумеется, платили за посещение лекции, делали значительные пожертвования энтузиастам авиадела. Казна партии сразу наполнилась, значительные суммы были отправлены в Гатчину и Сызрань на развитие заводов. Был даже построен первый именной самолет. От “санкт-петербургского купеческого общества”. Посыпались предложение от европейских стран на предмет гастролей Танеевой.

— Она моя секретарша — пожал плечами я — Отношения сугубо деловые

— А я слышал иное — нахмурился Кульнев

— Скажешь курице,