Генерал-адъютант его величества (СИ) - Михаил Леккор Страница 33

— Да ваше императорское высочество, Небеса!

С Небесами никто спорить не хотел, и быстренько разрешили при участии императора Николая, разрешить стратегическое шоссе Москва — Одесса, с выделением от него отдельного отрезка, пока не оконченного, на Крым, — как про себя сказал Макурин, — Москва — Севастополь. При этом, сразу же наметили — от шоссе в стороне оставлять полосу под железную дорогу и строить, как только появится техническая возможность.

После этого судьбоносного решения все расслабились, а Николай, посмотрев на настенные часы кабинета, предложил:

— Все сегодня не рассмотрим, а военному ведомству задач уже нарешали. Кстати, господа, для официоза, решим, наше заседание будет секретным комитетом по южным вопросам. Члены его соответственно — святой Андрей, цесаревич Александр и военный министр Татищев. Под моим председательством. Нет возражений?

Возражений императору, разумеется, никто не представил, а Николай, удовольствовавшись этим, продолжил:

— Любое решение члена Секретного комитета после моего одобрения становится обязательным для любого учреждения Российской империи. Это я говорю для того, чтобы вы, господа, помнили — вы поедите на юг не только высокозначимыми частными персонами, но и государственными деятелями, имеющими право решить на все — от больших сражений до крупных наград.

Хм! — подумал Макурин, — персоны эти и без того были не очень-то частными — один цесаревич, другой святой, но с другой стороны, теперь уж точно официальные лица. Попробуй, свистни на их слова!

Время уже поджимало, поэтому слова императора стали последними. Разъехались по своим делам: Чернышев в военное министерство, цесаревич Александр к своей матери, были у него какие-то там заботы, а император Николай с министром Макуриным, как и предлагали, поехали в министерство религий пудрить мозги послам.

Собственно, послов было немного, но все они от стран, в эти годы сильных и могущественных — Англии, Франции, Австрии, и немного Пруссии. То есть к России все вроде бы дружественные, только дружба это была с душком. Все они нашей стране будут еще портить кровь не одно столетия и Макурин не хотел бы иметь с ними добрые отношения. Однако, император имел другое отношение и вот министр должен принять их!

Впрочем, принять-то должен, а вот настрой Макурин имел отличный от монарха — суровый, если не враждебный и уж точно не дружелюбный.

Николай I, видя это, часто улыбался, из-за чего вместе они имели классическую пару доброго и злого полицейских. И ладно бы Макурин был простой поданный, но со своим статусом святого, признанного почти во всех христианских странах, и отчасти мусульманских прочих, он, как минимум, был почти равен императором.

И поэтому у послов было двойственное настроение, — с одной стороны, улыбающийся император, с другой, — непонятно суровый святой. Да и он какой-то разный — австрийскому послу Гнешеку он вообще дал по головекрестом. Да так, что тот сразу и навсегда выздоровел от язвы желудка. Английский же лорд Макинтош получил выговор за неявку в церковь в течение месяца. Хотя лорд был прихожанином англиканской церкви, а российский святой был православный. Но поэтому поводу Макурин вынужден был прочитать длинную проповедь и изложил, судя по присутствию здесь императору, новую официальную доктрину Российской империи. Это было уже интересно, и дипломаты оживились.

— Грех не быть прихожанином другой религии, нежели государственной, грех вообще не быть верующим. И если к первому российская церковь и государство сего времени стали относиться примеряющее, то не к верующим была и будет относиться плохо, ибо это познание дьяволово!

Тут святой в эмоциях перекрестился на висящую на стене парадного кабинета икону, от чего та засверкала, как будто вся была в сплошных драгоценностях и золоте и находилась на ярком свете.

Это православное чудо, нет, это христианское чудо, или даже просто Божье чудо, на послов оказало наибольшее влияние, после этого они даже спорили со святым вяло, хотя вопросы задавали, но явно по официальному протоколу. То есть наш монарх задает вашему, а он тут совершенно не причем.

Конечно, это было не так, как и то, что от Российской стороны отвечал не присутствующий здесь император, а его министр, хоть и святой, то есть приближенный к Богу. И отвечал он сразу же не от российского монарха, а от самого Бога.

— Господь мне даровал знание в бытность на Небесах, — вещал, совершенно не смущаясь, Макурин, — что он один на этом и том свете. И ему все равно, в какой он форме в той или иной форме. Все это земское, человеческое преставление. А вот то, что Бога нет, так это от дьявола и тот, кто вещает об этом, тот вольно или не вольно, является приспешником нечистой силы.

— И вы предлагаете жечь их на кострах? — спросил испанский посол Дон Диего, исключительно по шпаргалке от испанского двора

Поэтому и Макурин спокойно отреагировал на вопрос:

— Господа, не увлекайтесь! Мы же в гуманитарном XIXвеке и каждого человека уже ценим. Пусть каждый поданный думает про себя, лишь бы он не вздумал агитировать. Так и будем относиться — если он думает неправильно, то церковь мягко будет его поправлять единственно проповедями и молитвами. Если же он будет упорствовать и проповедовать дьявольские знания, то церковь будет должна отдать ему светской власти. Но и главным образом не для убийства, а для наказания.

— А как же евреи? — тут же озвучил больное место в России Гнешек. Макурин напрягся. Пусть сам посол не старается поддеть, за него будет подкалывать австрийский император.

— А что евреи? — как бы не понял святой, — все религии в России, в том числе иудаизм, разрешены и свободны для службы.

— То есть евреи теперь свободны от строгих российских законов? — прицепился уже англичанин.

— Подождите, господа — попросил Макурин, — то, что религия стала свободна, не говорит об исчезновении строгих светских законов. А вообще, дискриминация исчезнет, некоторые ограничения останутся.

На эти слова послы отреагировали по-разному — кто-то свободно, кто-то злорадно, но в целом спокойно.

Андрей Георгиевич на это не отреагировал. Скандалом посещение послов министерства не закончилось, это уж точно.

Глава 11

Перещебетали еще какие-то мелочные вопросы и дипломаты с чувством исполненного долга разъехались. Про самые актуальные и очень тяжелые вопросы про подлинный ли святой и есть ли настоящая свобода религий, они и не вспомнили. Зря император беспокоился.

Впрочем, он и не горевал