Исход неясен (Гарри Поттер – Женская Версия) (СИ) - Макс Мах Страница 34

«Тогда, зачем все?!» — ужаснулась Анна. Она уже рассмотрела, какой мелкой, недокормленной и неухоженной была эта девочка. Рассмотрела синяки и царапины, и захотела было подняться наверх в спальню Дурслей, поставить заглушающие чары и лечить их Круциатусом[4], пока не подобреют. Но делать этого сейчас было нельзя, хотя никто, — даже она сама, — не сможет запретить ей наведаться к Дурслям как-нибудь в другой раз. Через год, скажем, или два. Энгельёэн не стали бы великим родом, если бы умели прощать обиды или забывали вернуть своим врагам причитающееся.

— Я сейчас умру? — спросил между тем ребенок.

— Мои мама и папа умерли, — объяснила девочка. — Попросить помочь мне они могли только ангела или фею. Но я знаю, куда ангелы забирают людей. Не думайте, тетя фея, я не боюсь. Я согласна.

«Твою же мать! — вспыхнула Анна. — Я убью этого урода. Специально запишусь в пожиратели, чтобы убить этого говнюка, а потом снова выпишусь!»[5]

— Нет, милая, — погладила она девочку по всклокоченным волосам. — Умирать не надо. Я не ангел и не фея. Я просто волшебница, и, если ты не против, я заберу тебя к себе домой, в мой волшебный дом. Согласна?

— Да! — просияла девочка. — А как? Дядя же заругается. Тетя будет кричать…

— Не бойся! — утешила Анна ребенка. — Я же волшебница. Я погрузила всех в доме в волшебный сон, и никто даже не узнает, что мы ушли.

Она завернула девочку в ее тощенькое лоскутное одеяльце, взяла на руки и аппарировала в Энгельёэн-мэнор.

[1] Суперлатив — превосходная степень.

[2] Согласно Энциклопедии Гарри Поттера, Бомбарда (англ. Bombarda) — чары, взрывающее препятствие (например, стену).

[3] Согласно Энциклопедии Гарри Поттера, Обливиэйт (другие переводы: «забудь», «заклятие забвения» или просто «забвение») (англ. Obliviate) — заклинание изменения памяти. Может стереть недавно полученную информацию.

[4] Согласно Энциклопедии Гарри Поттера, Круциатус (англ. Cruciatus) — одно из трёх «Непростительных заклятий». Применение его к человеку карается пожизненным заключением в Азкабан. Круциатус — заклинание боли и ужасных, нестерпимых мучений. Но для того, чтобы заклинание работало в полную силу, недостаточно просто направить волшебную палочку на жертву и произнести: «крУцио!», нужно ещё и наслаждаться болью жертвы. Предполагается, что любое из трёх непростительных заклятий требует именно искреннего желания причинить вред жертве.

[5] Автор немного пошутил, перефразировав монолог генерала Черноты в пьесе Булгакова «Бег».

Глава 6. Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами…

Утро началось поздно. Анна устала, а ребенок перенервничал. Поэтому сама она проснулась в десять, а девочке позволила спать столько, сколько получится. Без зельев и без волшбы. Просто здоровый детский сон после встречи с ангелом.

«А ангел — это я? Я ангел?» — Она в очередной раз стояла перед зеркалом, смотрелась в него, рассматривая себя и ведя нескончаемый диалог со своим отражением. Это вошло в привычку и странным образом примиряло ее со всеми несуразностями новой жизни.

«Ангел… Наверное… Но вряд ли добрый ангел».

После душа и плотного завтрака, — овсянка, бекон, яйца и бобы, — по начавшей уже формироваться традиции, она стала под кофе разбирать почту, а писем, к слову сказать, за три дня накопилось немало. Дамблдор настаивал на встрече, Фадж об этом вежливо просил. Но оба они по-прежнему обращались к Леди Роули. А вот Беллатриса, Адара и Лили написали именно ей, то есть, Анне Энгельёэн. Лили послала свое письмо поздно ночью, и можно лишь догадываться, что у нее там такое произошло, но она поспешила сообщить Аннике, что, во-первых, страшно рада, что та жива и более-менее здорова, а во-вторых, что со средой, увы, ничего не получится. Она, де, должна быть, как только что выяснилось, на каком-то приеме, устраиваемом друзьями мужа.

«Все ясно, — грустно усмехнулась Анна. — Муж застукал. На чем-то, видать, прокололась, но оно и к лучшему. В нынешних обстоятельствах ей все равно пришлось бы «отказать от дома». Ставить Лили в известность о том, что Хетти нашлась, было преждевременно. Иди знай, где и когда она об этом проговорится? Но, даже если проявит чудеса скрытности, легилименцию[1] никто пока не отменял, — между тем, Дамблдор слыл очень сильным легилиментом, — а окклюменцией[2] Лили, если и владеет, то не слишком хорошо. Так что, нет. Столько лет жила в неведении, поживет еще какое-то время, не умрет.

Анна ответила ей недлинным, выдержанным письмом, в котором просила не волноваться об отмене вечеринки:

«Не сделала бы это ты, пришлось бы сделать мне, — писала она. — У меня несколько изменились обстоятельства, и я должна срочно вернуться в Швецию. На этот раз ненадолго. Приеду через неделю, максимум — через две».

Блэкам, хотевшим с ней снова встретиться, — каждая в отдельности и, по-видимому, с разными целями, — она написала примерно то же, что и Лили. С одним исключением: Беллатрису она попросила подготовить к завтрашнему утру копии документов, собранных Вальбургой по делу Сириуса. Его делом она решила озаботить мэтра фон Шуха, но это теоретически. А сейчас выдалась возможность воплотить теорию в практику. Раз уж она все равно собралась увидеться с ним лично, — а она действительно собралась, — было бы глупо не поговорить так же о Сириусе Блэке.

Ну, а Фаджу и Дамблдору Анна ответила вежливым отказом. Причем, директору Хогвартса — дважды. Он, видно, узнал от кого-то, что в городе объявилась давным-давно списанная со счетов небезызвестная Анна Энгельёэн, и поспешил предложить ей посетить Хогвартс. Хотел, видно, узнать, что с ней тогда произошло, и понять, чем она сейчас дышит, и может ли быть опасна для «общего блага». Однако с Леди Роули он ее пока не связал.

«И то хлеб!»

Гораздо интереснее оказались два других письма, доставленных совами вечером накануне. Мэри МакДональд написала ей нечто короткое. Вежливо поблагодарив за внимание, она порекомендовала Леди Вильф своего кузена Захарию Макинтайра, отвечающего, как ей кажется, всем требованиям Леди Вильф. В письме, однако, имелась одна весьма любопытная приписка: «Ваш почерк, Леди Вильф, показался мне чрезвычайно знакомым. Не может ли так случиться, что вы сменили имя, выйдя замуж? Та девушка, о которой я подумала в связи с характерным наклоном букв, звалась иначе и была похожа на Валькирию». Намек более, чем прозрачный, и, похоже, они были знакомы гораздо лучше, чем показалось Анне на основе той ограниченной информации, которой она обладала.

«Что ж, проверим, — решила