Анатолий Махавкин - Звери у двери (СИ) Страница 35

   - У нас не было выбора, - коротко парировал я.

   - Выбор есть всегда, молодой человек, - он прищурившись разглядывал моё лицо, - какие странные глаза...Будь я подвержен суевериям, как большинство, назвал бы вас демоном, ха-ха! Удивительная аномалия. Ладно, к делу, где больные?

   - В доме.

   - Должен предупредить сразу, дабы отмести беспочвенные надежды: лишь в том случае, когда болезнь находится на ранней стадии, имеется определённый шанс на спасение. Меча, Жера, со мной. Черда, охраняй медикаменты. И я тебя умоляю, не повторяй вчерашнего, или я буду вынужден пожаловаться настоятельнице. Пойдёмте.

   Я, в сопровождении доктора и монашек, бросавших на меня короткие косые взгляды, прошёл внутрь. Надеюсь Галя в точности исполнит все мои указания. Чёрт, да ведь это - совсем не шутки! Если всё получится, мы сможем жить дальше. О судьбе пухлощёкого лекаря и молоденьких монашек лучше не думать. Или - нет, нужно понять: рядом со мной шагает еда. Просто - пища. Главное не вслушиваться в её болтовню, забыть о её желании жить, сосредоточиться на собственном выживании.

   - Именно я предложил способ лечения, основанный, в большей степени, на естественных науках, а не религиозных догматах. В моём понимании, Напасть передаётся мельчайшими насекомыми, невидимыми человеческому глазу.

   При нашем появлении, Галя поднялась из кресла и глаза доктора немедленно поползли на лоб. Ещё бы, после балахонов, скрывающих всё и вся - короткие шорты и топ. Ну и конечно безупречная фигура, и кукольное лицо.

   - Это как, кхм, м, - очень содержательная речь. Монашки переглянулись и их физиономии выразили крайнюю степень неодобрения. Кроме того, одна взяла в руку свой оберег и приложила ко лбу. Защищалась, стало быть, от нечистого.

   - Доктор, - тихо сказал я и несильно подтолкнул его в спину, - нам немного дальше. А ваши помощницы, пока, пусть помогут моим, хм, сёстрам.

   - Да, да, конечно, - толстяк всё ещё не мог прийти в себя, оторвав глаза от соблазнительного абриса, - пойдёмте. Меча, осмотр подмышек и ротовой полости. Будьте осторожны.

   - Постараемся, - в голосе монашки звучал неприкрытый сарказм, - вы уж тоже, падре.

   - Глаза поберегите, - подключилась вторая, - они у вас слабые.

   - Отродья нечистого, - бормотал лекарь, шагая по коридорчику, ведущему в спальню, - не языки, а источник яда! Однако они - единственные, кто может, а главное - хочет, мне помогать. Кстати, а эти, э-э девушки, действительно ваши сёстры? Внешнее сходство определённо указывает на...

   Силы, видимо, окончательно покинули Нату, и она неподвижно лежала на кровати, уставившись на дверь тускнеющими глазами. Нет! Я не позволю тебе умереть!

   - Позвольте, - начал толстяк, но я оборвал его фразу, пнув в сторону кровати.

   Пока он ворочался на полу, издавая глухие стоны, я оказался рядом, срывая красный плащ с жирного тела. Потом взял ледяную ладонь девушки и приложил к сальной пористой коже, моля всех богов о помощи.

   - Давай же, давай! Пей!!!

   - Что вы себе позволяете? Я а-аграух...

   Ладонь Наташи внезапно озарилась багровым пламенем, а между пальцев заскользили синие искорки. Толстяк же умолк и только слегка вздрагивал, уставившись на меня широко распахнутыми глазами.

   - Будь ты подвержен суевериям, - буркнул я, - возможно, остался бы жив. Спасибо и прощай.

   - Нет - едва слышно просипел доктор, - нет, не на-а...

   Внезапно, вторя ему, отозвалась Наташа:

   - Нет, - шептала она, пытаясь отдёрнуть руку, - нет, не надо. Не убивай, пожалуйста.

   Пришлось, едва ли не силой, удерживать сопротивляющуюся девушку. Проклятье, неужели она не понимает, как близко была к смерти? Если не допить человека, то очень скоро придётся всё повторить, а толстяк уже всё равно - не жилец. Вот уже и глаза закатились, а дрожь в теле почти прекратилась. Ещё чуть-чуть и...И всё. Тело дёрнулось последний раз и замерло, а глаза, точно густой паутиной затянуло.

   Я отпустил ладонь Наташи, и она прижала её к своей груди, а потом медленно поднялась на кровати, глядя на меня сквозь слёзы, которые ручьями бежали по бледным щекам. Девушка осталась жива и это было самым главным.

   - Зачем ты так? - с мягкой укоризной спросила она, - это же - человек, живой человек! Я ведь почти не понимала, что происходит, но ты...Зачем?

   Я стал на колени и взял её ладони в свои. Кожа вновь стала тёплой и пахла какими-то цветами, вызывая воспоминания о далёкой (или, не такой уж далёкой?) весне.

   - Потому что ты - должна жить, - сказал я и поцеловал руку Наты, - ты и остальные девушки и кроме того, мы - так питаемся и другого способа выжить не существует. Да и положа руку на сердце, скажи: разве тебе не понравилось?

   Наташа молчала и её жёлтые глаза, казалось, смотрели сквозь меня. Потом она зажмурилась.

   - И это я пыталась тогда сделать с Пашей, - она помотала головой, словно отгоняла кошмарное сновидение, - какой ужас! Я ведь могла его убить.

   - Но не убила, - возразил я, - и теперь, когда ты всё понимаешь, сможешь лучше контролировать себя.

   - Значит, придётся убивать снова, - в её голосе прозвучала усталость и сомнение, - и снова...Как нас называли - ламии? Упыри, питающиеся людьми, вот мы кто. Лучше бы ты дал мне умереть, чем жить такой жизнью.

   - Не стоит благодарности, - хмуро бросил я, поднимаясь на ноги, - прости, но вы мне гораздо дороже, чем те, кого я вижу первый и последний раз, в жизни.

   Когда я покидал спальню, ушей коснулось едва ощутимое: "Спасибо".

   В гостиной меня ожидали два неподвижных тела, лежащих на полу, у камина и две, очень даже подвижных, девушки. Одна нервно металась около мёртвых монашек, запустив пальцы в длинные белые волосы, а вторая - пританцовывала, напевая какую-то песенку.

   - Всё прошло, как по маслу! - прервала свои певческие эксперименты Галина, изобразив на себе длинное облегающее чёрное платье с блёстками, - одной я врезала в челюсть, а вторую схватила за руку, как ты и говорил. Какой это был кайф!

   - Мы убили этих девушек! - выкрикнула Оля, бросаясь ко мне, - я не смогла остановиться и убила её!

   - Это начинает утомлять, но повторю ещё раз: это - единственный способ выживания для нас, потому как питаться по-другому мы, видимо, не можем.

   - Боже! - Оля вновь схватилась за голову, - эти наши медальоны, это они превратили нас в монстров!

   - А мне нравится! - вставила Галя и полюбовалась выпущенными когтями, - это - сила! Я чувствую себя...Даже не знаю - классно себя чувствую!

   - Да заткнись, идиотка! Ты не понимаешь? Мы же убили людей!

   - Оля, успокойся, - я взял её за руку, но она, со всхлипом, вырвалась, - Оля, я прошу тебя! Когда ты раньше ела говядину, тебя это не слишком смущало?

   - Я собиралась стать вегетарианкой.

   Как в детском саду, честное слово.

   - Тут такие номера не проходят, - на этот раз она не стала вырываться и позволила обнять себя, - или ты подчиняешься новым правилам, или - умираешь. Прости, но ты слишком дорога мне, и я не могу позволить тебе умереть.

   Оля вдруг разрыдалась. Галя сделала большие глаза и тяжело вздохнув, ускользнула в спальню. Умница. Я погладил Ольгу по щеке и поцеловал неподатливые губы.

   - Олечка, пойми: мы перестали быть людьми. Не знаю, произошло ли это сразу, после того, как мы одели медальоны или позже, но всё уже случилось и вернуть ничего нельзя.

   - Нет, нет, - она качала головой, - нет, не говори так!

   - Но дела обстоят именно так. Мы - не люди, а люди - наша пища. Успокойся и постарайся принять эту мысль. Ты мне очень нужна, понимаешь? Я не желаю терять тебя, хочу, чтобы ты жила и всё сделаю, для этого!

   Оля перестала вырываться, но я продолжал ощущать напряжение внутри неё, словно вся она была - сжатая пружина. Чёрт, как я её понимал! Шутки закончились, некому было взять за руку и отвести обратно, в детский сад. У ног Оли лежали два трупа, один из которых был делом её рук. Чем быстрее девушка сумеет перебороть себя и смириться с новой жизнью - тем лучше для всех и для неё, в первую очередь.

   - Она пыталась вырываться, - прошептала Оnbsp; Витёк сидел на пороге дома и медленно пережёвывал кусок колбасы, кольцо которой блестело в его ладони. Физиономию парня покрывала чёрная щетина и это, в совокупности с мятой пыльной одеждой делало его похожим на аборигенов. Мимикрия, почище нашей. Разговаривать он ни с кем не пытался и вообще делал вид, будто в доме, кроме него, никого и нет.

ля и ткнулась лицом в мою грудь, - и я хотела её отпустить. У неё были такие глаза, понимаешь?!

   - Понимаю, - тихо сказал я, - хорошо понимаю.

   - Но Галя, она уже, к тому времени, убила свою...В общем, не дала отпустить! Никогда не прощу! И себя не прощу! Они же - живые!

   - Они - люди, - в который раз повторил я, - а мы - нет. Если ты примешь этот факт и станешь воспринимать их, как пищу, будет намного легче.