Цитадель: дочь света Страница 37

Первый день мы с Павлом только и делали, что глазели по сторонам, на второй — у Павла с Аароном разгорелся нешуточный спор о священных книгах. Павел цитировал Библию, Аарон — эльфийские священные книги. Дело едва не дошло до рукоприкладства.

А я отчаянно, мучительно скучала по любимому. Теперь, когда я узнала его, дотронулась, стало в разы тяжелее, чем раньше, когда он жил только в моем воображении. Тоска была такая, что хоть волком вой. Мне приходилось ежесекундно себя сдерживать, чтобы не броситься назад. С завистью я смотрела на крестьянскую семью, хоть у неё и не было особого лада — но ведь они вместе. А я, я одна! Это несправедливо, неправильно! У меня не было даже достаточно времени, чтобы наговориться, чтобы насмотреться!

А на третий день стало чуть легче. Нет, не потому, что я привыкла к своему состоянию. Просто оборотни решили показать свои зубки. Напали на нас ночью второго дня, почти на рассвете, напали тихо, почти незаметно. Если бы не пес, встретивший их гулким лаем, мы могли бы и пострадать.

А так — только повеселились. Пес лаял, оборотни визжали, охранники молча рубили им головы серебряными мечами (что, не ждали? А вы думали, мы оружие просто на продажу везли? Признаться, я тоже так думала), оба купца быстро-быстро спрятались под телегой. Особенно порадовала крестьянская семья — ни визга, ни паники. Дети под телегу, женщины заряжают арбалеты (и откуда только вытащили?), а трое мужчин — отец и два старших сына — довольно метко стреляют. Во всяком случае, наших они не подстрелили ни одного. А потом вышел заспанный Аарон в одних кальсонах и с эльфийскими клинками в обеих руках.

Конечно, он попробовал сказать нечисти «кыш», но на этот раз у него не вышло. Пришлось сражаться. Я только рот открыла. Это был серебристый вихрь, а не эльф. Кстати, я тоже из-под кибитки наблюдала, меня Павел сразу же туда затащил. Сам в драку не полез, чтобы под ногами не путаться. Его за это даже похвалили потом.

Оборотней было десятка два, погонщиков двое. Их искрошили в капусту за считанные секунды. Их и пришлось по одному-двум на наших воинов. Погонщиков, кстати, сняли крестьяне, за что им лошадей отдали. Лошади красивые, черные, тонконогие. Крестьяне их тут же патрулю и продали за полцены. Для чего им в городе боевые кони?

А оборотни… В лужах крови лежали уже не вонючие зубастые псы, а голые люди — мужчины и женщины. Невысокие, сутулые, с низкими, заросшими шерстью лбами и почти полным отсутствием подбородков, с волосатыми руками, ногами и спинами. Голыми были грудь, живот и плечи. Все они, по-видимому, были молоды, с отменными зубами. В живых не осталось никого.

Аарон махал руками и разгонял всех досыпать. А потом сам копал могилу и молился. За каждого оборотня и погонщика. Помочь позволил только Павлу и мне. Погонщиками были орк и, видимо, демон-полуэльф, все как полагается, с рогами, копытами и хвостом. Мужчины копали глубокую яму, а я закрывала глаза умершим. Как ни странно, мне было жаль их. И впервые в этом мире я опустилась рядом с Аароном на колени в искренней молитве. Я не просила у Бога больше счастья и любви — кажется, Бог дает это всем, кто готов взять это от него — я просила за всех оборотней. Любое Божье создание должно иметь выбор, а они его лишены.

Теперь оборотни нападали на нас каждую ночь — строго два десятка и два погонщика. Аарон сказал, что погонщики, как и оборотни, меняют облик, лишь после смерти становясь тем, кем были раньше. То-то мне казалось часто, что верхом они выше ростом! Неведомый враг словно показывал, что сил у него немеряно. Заодно и спать не давал. Впрочем, с ними справлялись эльф, пес и пятеро стражников. Возможно, так усыплялась наша бдительность, ждали, пока мы привыкнем к определенному количеству врагов и перестанем быть настороже.

Зато через неделю, когда мы подошли к первому городу, у нас было четырнадцать великолепных лошадей вороной масти, которых мы потом продали за неплохие деньги.

Это был не город даже, а большое село, дома деревянные, на окраине простые избы, в центре — двухэтажные терема. Улицы выложены деревянными брусками, несколько каменных домов — и уже город, не село.

Главная улица, она же торговый тракт, широкая, мощеная камнем. Тут легко могут разъехаться три телеги. Вдоль неё основные лавки — и кузнец, и гончар, и портной, и прочие. Тут же, конечно, и булки-лепешки-пироги продают, чтобы кто торопится, хоть прямо с обоза покупал. Запахи стоят одуренные, жареным на углях мясом пахнет так вкусно, что рот мгновенно наполняется слюной и подводит живот. А денег-то у нас с Павлом нет совсем!

Аарона здесь все знают, суют ему корзину пирожков бесплатно. Он, конечно, предлагает и нам, но мы хотим мяса, мяса, мяса! Эльфы к мясу относятся неодобрительно. Конечно, если ничего другого нет, то, возможно, и съедят, но вот чтобы жаждать… нет, ему нас не понять.

Павел выпросил-таки остановку здесь на ночь, как-то договорившись с патрулем, что мы их нагоним завтра. Патруль старается не останавливаться в городе. Итак, солдаты отправились дальше, а мы втроем остались. Эльф идет в дом к целителю — к нему сейчас пойдут толпы народу.

Наша с Павлом задача — продать табун вороных и тонконогих. Четырнадцать голов. Трое наших, остальные стражников. Надо думать, патруль теперь особо торопиться не будет, поджидая нас. Эльф великодушно уступил нам с Павлом своего коня — в деньгах он не нуждается. Мы и не настаивали, признаться.

Лошадей купили сразу, прямо на улице, мы и до местного рынка дойти не успели. Аарон нам сказал примерную цену — по десять золотых за каждую. Оптом можно дешевле. Павел рос в советские времена. Для него понятие «оптом» весьма своеобразное. Поэтому за весь табун он запросил дороже, чем за каждую по отдельности, аргументируя это тем, что «зато больше ни у кого таких не будет». Он не сомневался, что лошадей потом новый хозяин продаст еще дороже, и быстро разъяснил покупателю понятие монополии. И продал по двенадцать монет. И еще двух других лошадей, попроще, выпросил как бонус. Нам же надо как-то нагонять патруль, не пешком же! Поскольку я верхом ездила крайне неуверенно, а Павел и Аарон не имели с этим проблем, было решено, что я поеду с кем-нибудь из них. Теперь наш капитал составляет тридцать шесть золотых, да еще два коня. Неплохо для тех, кто выехал вообще без денег!