Бастард Ивана Грозного (СИ) - Шелест Михаил Васильевич Страница 38

Александр замолчал, но государь смотрел на него с ожиданием и, наконец, не выдержал.

— А дальше-то чего делать?

— В смысле? — Не понял Александр.

— Ну… Ты сказал, «во-первых». А во-вторых?

— А-а-а-а… Ну… Попытать про богатства утаённые — это во-вторых… Но есть ещё и в третьих… Изводить их род не надо. Надо оставить так, как сейчас, но со всех взять собственноручные письменные показания. Когда допрашивать их будут, пусть сами пишут.

— Зачем, — удивился государь. — Они не все и писать-то могут, наверное. Да и долго это…

— А ты торопишься?

Царь пожал плечами.

— И ещё… Бельских не забудь. Этих, как поймают, сперва на кол, а уж потом….

Санька вспомнил фразу Грозного из фильма «Иван Васильевич…».

— Вот главные зачинщики. Это они ведь Захарьиных купили? Тем то что? Посули мошну, они продадутся. Вот ляхи их и купили. Ты же сам говорил, что это поляки и литовцы через Захарьиных и Бельских хотят Русь забрать?

— Хотелка у них ещё не выросла, — усмехнулся царь. — Сейчас ближнюю тысячу собрали, а далее — более воев вокруг Москвы соберём. Земель у нас оказалось мало, не хватило на раздачу.

— Так вот, я тебе о том и толкую… У Бельских земли возьми и раздай гвардейцам. Не всё возьми, чтобы по миру дети не пошли. Так же и с остальными, что захватили оставленные по разным причинам земли.

— Круто замешиваешь! — Покачал головой царь. — Не совладать мне с боярами и князьями. Кто поможет мне в том! Ежели всех прижать, то и дьяков не останется.

— А потому и говорю, чтобы Захарьиных не изводил.

— Даже злодеев, умышлявших бунт?

Санька кивнул.

— А вот тут и четвёртое дело предлагаю. За то, что ты не изведёшь их род, обяжи выплатить единовременно по тысяче рублей с семьи, а за то, что дашь им первые должности, пусть начнут собирать земли в казну и расселять по ним крестьян.

Царь замахал руками.

— Ой, не пойму я тебя, Ракшай. Всё что ты говоришь, не могу я в толк взять…

— А ты не спеши, государь, подумай, с Адашевым посоветуйся. Советник он, или кто? Смотри сам кого приблизить.

— А что с Шуйскими делать?

— А сколько их? — Усмехнулся Ракшай. — Кот начихал. Сын Андрея Михайловича — Иван, молод ещё. Можно приблизить его ко двору и воспитывать. Дядька его Иван Михайлович, царедворец хороший и высоко сидел при матери твоей. Вот и поставь его приглядывать, как Захарьины будут решать земельный вопрос. Назначь его главой поместной избы. Хорошо бы проверить писцовые книги и провести межевание земель. То — большая и важная для государства работа. Вот Захарьиных к ней и привлечь. Многие из них в том поднаторели и земли знают.

— Совсем ты меня запутал, — снова замахал руками на Ракшая государь. Это тебе с Адашевым говорить надо. Тот — думками горазд. Судебник переписать затеял. Как только мы поместья выдавать стали, так он и взвился, что не только в указе прописать следует, но и в судебнике оное чтобы было. И тоже про замеры земель говорит.

— Правильно говорит, — согласился Санька.

Текст судебника от 1550 года он мог бы царю выдать хоть сейчас, и в устной и в письменной форме. Благо, что текст этот всплыл в голове Саньки и в «отсканированном» виде тоже. Как он видел его на каком-то историческом сайте. То есть перерисовать старорусские буквы он мог легко. Но очень не хотел. Да и зачем, если всё и так движется. Он лишь чуть-чуть ускорил процесс формирования армии за счёт прямой «службы» царю и отечеству.

Даже это его вмешательство в распределение поместных земель и создание для того поместного приказа, может лишь сократить «прихватизацию» пустующих по разным причинам земель и расселения на них царских крестьян, обложенных налогом.

Как знал Санька из исторических источников, царские земли и поместные земли к концу этого века должны стать основным источником налогов и ополчения.

— Зачем, скажи, землю мерять? — Спросил царь. — Да и как её всю перемеряешь? Её же вон сколько!

Санька усмехнулся.

— Её, землицы, не так уж и много… А уж той, которая родит исправно или в недрах своих богатства имеет, той совсем мало.

Санька знал сейчас точные цифры количества пахотных земель и РСФСР, и площадь её территории, но забивать этим голову царю имело ли смысл? Санька полагал, что не имело. Многие знания — многие печали, говорили мудрецы. А сейчас для русского государства важно было дело, а не разговоры. Тем более, и кроме Саньки тут было кому теоретизировать. Он присутствовал на дебатах Адашева и Ивана, и ему вполне нравился ход их мыслей. Так зачем велосипеду третье колесо? Правильно, чтобы не упасть, когда учишься ездить. Вот Санька и ощущал себя таким третьим колесом. И понимал, что и без него велосипед уже неплохо едет.

— Чем больше земли, тем больше воев она может дать. Со ста четей пусть дают одного конного воина.

— Так из писцовых книг и взять, сколько у кого земли… — Пожал плечами царь.

— А вдруг один от другого отрезал? Или просто пустоши себе прибрал? Контроль и учёт — вот основа экономики государства.

— Чего? — Спросил Иван. — Ты на каком языке говоришь? На греческом? Удивляюсь я тебе.

— Экономика — от слова «экономия». По-гречески икос — дом, номос — правление. Правление домом.

— Да знаю я греческий! — Воскликнул государь. — От бабки много книг осталось, да и Максимилиана Грека читал. А вот ты-то, откуда греческий знаешь?

— Ведун многие слова знал. Научил…

— Экономике? — Покачал головой царь, и пробормотал. — Глянуть бы мне на того ведуна…

— Так поедем! — Не стушевался Санька. — Там такие места! Там такие дубы! Вот где корабли строить!

— Мне про те дубы и Адашев сказывал. А нельзя их здесь посадить?

— Попробуем. Я желудей набрал. Рассадим.

— Чего? — Не понял царь.

— Семян, говорю, дуба набрал. Посажу в Коломенском.

Санька точно знал, что получится. Он даже в Уссурийской тайге сумел вырастить «шиповые» дубки. Принялись они хорошо, вот как сейчас? Санька вздохнул.

— Ты чего? Хворь какая? Или думки тяжкие?

— Про Мокшу вспомнил, — соврал Санька. — Как они там?

Царь воззрился на Ракшая, и улыбнувшись во все зубы, сказал:

— А что про них заботиться, коль я позаботился? Как ты сказал, завезли им глины разной из Гжели. И белой, и красной, и серой, и жёлтой. Пока реки стояли, сподобились. Песок белый привезли, известь, камень. Натащили крестьяне тот камень на лед в месте узком на грязной речке, как ты говорил, да он сейчас и ушёл на дно. А на берегу плотину начали ещё по зиме, да и сейчас продолжают строить. Всё по твоему рисунку.

Царь рассказывал с удовольствием, потому что всегда приятно говорить об успехах. А тут успехи вроде как бы благодаря его, Ивана, стараниям.

— Приставил я одного из детей Алтуфевых, что счёт и грамоту знает, в помощь твоему Мокше. Он объяснил крестьянам, что де, «урок царский» и спрос будет царский. И служивых заставили делом заняться государевым. Лес готовят для строительства плотины. Кузни возводят. Печи заложили.

Иван Васильевич помолчал немного, но потом, нехотя сказал:

— Тебя ждёт Мокша. Дальше не строит. Больно громадные печи получаются. Я сам ездил, смотрел. Таких на Руси точно никто не строил печей. Я ходил по ковальному двору в Новгороде. А там кузнецы и плавильщики лучшие. Не зазря ты размахнулся, Александр Мокшевич?

— Не зазря, Иван Васильевич, — сказал Санька. — И… Ехать мне надо. Делами заняться нашими.

Как-то повелось с болезни, что царь разрешил Саньке в его присутствии сидеть. Потом Санька попытался было стоять, когда царь сидел, но Иван усаживал Саньку на какое-нибудь сидение, а то и посылал гвардейца за ним, если не было.

Вот и сейчас, после прогулки по яблочно-грушевому саду царь решил присесть и послал охрану за двумя скамьями, а не за одной. Они сидели у южной стены «гостевой избы». Мартовское солнце мягко грело, отражаясь от дубовых ошкуренных полубрёвен, попискивали какие-то птахи, хрюкала, мычала и блеяла скотина.

— Правильно делает, что без меня не начинает, — Сказал Санька. — Не осилить ему без меня всё, что задумали.