Ступень третья. Часть первая [СИ] - Инди Видум Страница 38

— Зато они весьма обильны. Кланы и с меньшими доходами жертвуют в нашу поддержку немалые суммы. А вы заставляете нас тратиться, — укорил он.

Говорил он сейчас в точности, как глава какой-нибудь секты, внушающий неофиту, что деньги — вещь совершенно ненужная и мешающая просветлению. Но беспокоило генерала совсем не необходимость трат. Похоже, я все-таки сделал нечто, заставившее его встревожиться. Две из управляющих нитей неожиданно истаяли. Осталась только дальняя. Черт, а я так и не узнал, кто подслушивал Ефремова. Хотя найти его будет совсем несложно: медуза-то никуда из головы не делась. А если и делась, то следы остались.

— Я подумаю над вашими словами, — ответил я генералу. — Я не решаю столь серьезные вещи в одиночку.

— Слухи ходят, что только вы и решаете.

Полковник Ефремов почувствовал что-то неладное, но причины понять не мог, хотя и смотрел то на меня, то на начальство.

— Вы верите слухам, господин генерал-майор? Да еще таким невероятным?

Он собрал губы в подобие улыбки, но глаза оставались пустыми и холодными. Похоже, его личность начинает распадаться, оставляя лишь то, что необходимо для правдоподобного образа.

— Благодаря своей работе, я знаю, что иной раз самый невероятный слух может оказаться правдой.

Он подписал бланк и заверил его извлеченной из сейфа печатью, которая на миг засияла от активации рукой Зимина и оставила на бумаге такой же сияющий оттиск. Протянул генерал бумагу не мне, а полковнику Ефремову.

— Вы знаете, полковник, куда с ней идти дальше, если ваш юный ученик не передумает и решит отнять у нас наши деньги.

Его рука, на которой был перстень, неожиданно непроизвольно дернулась, и я торопливо стянул с пальца свой, сообразив, что именно поведение перстня, который подвергался влиянию с моей стороны, и насторожило генерала. Но больше он никак не проявил свою обеспокоенность. Во всяком случае до тех пор, пока мы с Ефремовым не вышли из кабинета. Конечно, можно было бы попытаться подслушать, но вряд ли он сейчас бросится кому-то звонить. А вот нам стоило бы поторопиться.

— В бухгалтерию? — спросил Ефремов, неуверенно переминаясь в приемной, но почему-то не двигаясь с места.

— Нет. Не стоит заставлять Его Императорское Величество ждать. Он убедится, что бумага у меня на руках, и успокоится. А бухгалтерия пока проведет…

— И не поспоришь… — хмыкнул Ефремов.

Выглядел он сосредоточенным, словно что-то для себя решал, и не торопился уходить из приемной генерала. Кстати, адъютант Зимина под дополнительным влиянием не находился ни сейчас, ни раньше. Это я проверил сразу. Похоже, не такими большими возможностями обладал генерал. Правда, чтобы проверить это, мне опять пришлось надеть перстень, что не осталось незамеченным Зиминым. Он резко распахнул дверь, увидел нас и бросил:

— Вы еще здесь? Я думал, вы уже на пути в бухгалтерию.

— Мы должны сначала вернуться к императору и доложить, что его указание выполнено в точности, — ответил я.

Лицо генерала неожиданно перекосилось, и он прошипел:

— Щенок, думаешь, станешь препятствием на моем пути? Ты даже не камешек. Ты — соринка под моими ногами.

Он захлопнул дверь, а Ефремов и адъютант уставились на меня с совершенно обалдевшими лицами. Признаться, я и сам ничего не понял из генеральского выступления. Медуза влияет на мышление, но она пока еще Зимину мозги полностью не разъела. Но сказать я ничего не успел, потому что раздавшееся сильное магическое возмущение заставило Ефремов и адъютанта отвлечься от меня на дверь кабинета.

— Телепорт? — удивился я.

— Какой телепорт? — не менее удивленно ответил адьютант. — Здесь телепорты не работают.

Но тем не менее распахнул дверь в кабинет, в котором уже никого не было.

Интерлюдия 3

— Ты идиот? — собеседник генерала Зимина выражений не выбирал. — Ты хоть понимаешь, что своим необдуманным поступком поставил все наше дело под угрозу?

— Я понимаю, что, если бы я хоть немного помедлил, меня бы выпотрошили, как медузу. Пацан точно залез по уши в наследство Вишневских, и он точно пришел по поручению императора. Если бы я задержался, в моей голове уже копались бы мозгодеры.

Собеседник генерала нехорошо улыбнулся. Он знал, что до менталистов дело не дошло бы, потому что в голове у генерала стоял блок, отправивший бы того на тот свет скорее, чем всплыли бы секреты. Зимин этого не знал, но он не знал еще очень многого, потому что никто не посвящает расходный материал в планы. А генерал был расходным материалом, пусть дорогим и нужным, но именно расходным: после убийства императора нужда в нем пропадала, допускать к пирогу по разделу власти его никто не собирался, а оставлять в живых было непредусмотрительно. Что ж, на своем месте он был бы полезен, но туда он уже не вернется, а значит, время Зимина вышло. Осталось только выяснить, о чем успели догадаться.

— У тебя просто нервы сдали.

— У Елисеева был перстень Вишневского. И перстень работал, — настаивал генерал.

— Он мог просто красивую цацку нацепить, и даже не понимая, что она значит, надевать-снимать, — снисходительно ответили ему.

— Да, признаю, с телепортацией я поторопился, но то, что он чувствовал связь, говорю с полной определенностью. Уверен, мой арест был делом нескольких часов.

— Это если бы они не захотели выявить твои контакты, — лениво протянул его собеседник. — С помощью мозгодеров муторно, да и знать надо, что и как спрашивать. А так походили бы за тобой пару дней, и эта пара дней была бы у нас в запасе.

— Ну так все, нет уже, — грубовато бросил Зимин. — Я и так уже сколько на нервах хожу. Жена говорит, пить стал в несколько раз больше. Да только не успокаивает это ни фига.

Он достал фляжку и приложился, с явным удовольствием сделав пару глотков.

— Когда это пьянка успокаивала? Она дает ощущение безопасности. Вот и сейчас ты напиваешься, вместо того чтобы думать о собственной судьбе.

— А что мне о ней думать? Ты обещал, что меня не поймают, вот и выполняй, — бросил Зимин. — Меня чуть не взяли прямо в кабинете, так что я спас не только свою, но и твою задницу.

Его собеседник едва слышно скрипнул зубами. Генеральское тыканье ему было как нож острый в сердце. Поначалу-то Зимин благоговел, ценил то, что ему