Сердце бога (СИ) - Добрый Владислав Страница 38

Действительно яростно схватились с врагами, внезапно, мои латники.

Лошади. Одна хорошая лошадь могла не просто поправить дела, а изменить жизнь бедного аристократа так же разительно, как взятая бою кольчуга у пехотинца. А лошади, это не мотоцикл, их нельзя поставить рядом с палаткой. Им нужно место. Их надо периодически выгуливать, нельзя чтобы они застаивались. И хорошо бы разнообразить диету свежей травой. Да и воняет от них. Все же чистоплотность местным не чужда, ходить по конскому навозу никому не хочется. Поэтому лошадей обычно держали поодаль от лагеря. Конюхи находились при них неотлучно. Я своих слуг вообще видел, только когда они коней приводили. Понятия не имею как они жили. Конюхи собирались вместе, и вместе смотрели за лошадьми. В этом был ещё один важный смысл — если какой-то шибко умный рыцарь, пользуясь большей знатностью или тупо слой, попытается «перепутать» свою лошадь с чужой, и увести её. Тогда немедленно один из конюхов бежал к еще более знатному сеньору и докладывал ему об этом в такой формулировке «Сеньор такой то, уводит лошадей из загона Там и наши кони!». Я раза два попадался на эту уловку и бежал разбираться с этой «путаницей сам». После чего начал посылать Ланса. Он неплохо справлялся.

Вот и сейчас, прямо перед нами оказался такой табун. Не меньше сотни стреноженных на ночь лошадей, окруженный шалашиками и просто попонами, на которых спали конюхи. Просто подарок судьбы. Какая-то часть конюших сориентировалась быстро, тут же вскочив на лучших коней и умчав в лагерь, к своим сеньорам. Но с боевыми конями такой фокус можно провернуть далеко не всегда — эти твари признавали обычно только хозяина. Могли куснуть за ногу, попытаться сбросить и затоптать. Да и конюхов на весь табун было хорошо если человек пятнадцать. Ведь кроме боевых, тут были заводные и вьючные лошадки. В общем, просто сплошная халява, как будто попал на улицу по которой инкассаторская машина содержимое рассыпала. Выбирай пачки потолще и в пажа кидай, чтобы он домой уволок. Некоторые мои латники при виде такого аж на бег перешли.

Конечно же, у этого подарка судьбы была и обратная сторона. Даже раньше, чем первые из людей Фрозена добрались до палаток, из них уже вскочили полуодетые хозяева лошадей и бросились к ним. И после этого рыцари все прибывали и прибывали из вражеского лагеря. К счастью, теперь мои латники действовали куда более решительно. И организовано. Динадад орал про то, что всех лошадей поделят по жребию. Лично я в это не верил, да и не только я — мое зрение позволяло видеть, как пользуясь темнотой пажи и даже оруженосцы выбирают лошадей получше и тащат их к нашему лагерю, стремительно ополовинив и без того не великие силы моих латников.

Но зная, что за спиной бабло, оставшиеся дрались яростно и сплоченно. Не с такой не рассуждающей яростью, как слушатели Сперата, зато куда более профессионально. А выскакивающие на них враги часто были неодоспешены, к тому же прибегали максимум часто по двое-трое. И их очень быстро или убивали, или обращали в бегство, или брали в плен. То ли из-за горячки боя, то ли из-за темноты и неразберихи, последних было примерно столько же, сколько убитых. Я уже понимал, что очень жестокое соотношение.

Во всем этом празднике жизни я с Лансом остались как-то не удел. Не могу сказать, что меня прямо уж совсем игнорировали. Изредка мне радостно кричали свои, кто-то хвастался трофеем, один раз даже попросили о помощи.

Несколько вражеских латников и десяток вооруженных слуг прибились к нескольким телегам и отчаянно их обороняли. Лошадей рядом не было. Может их уже увели мои ловкачи, может на них уехали те из наших врагов, кто был посообразительней или наиболее труслив. Лагерь был не такой уж большой, и этот островок сопротивления притягивал к себе врагов, как лампа мошкару. Никто особо не озадачился поставить вокруг оцепления, наши нападения были эпизодическими. Получив отпор, мои люди тут же бежали искать добычи полегче. Когда подошел я, с нашей стороны было десятка два пехотинцев и двое латников, горящих желанием то ли отомстить вражеским храбрецам за это сопротивление, то ли надеющихся, что так те упорно обороняют что-то ценное.

Вокруг телег были разбросаны палатки и тлеющие кучки тряпья, которые давали больше дыма, чем света. Не знаю, как нормальные люди в этом ориентировались, даже я с трудом мог разглядеть происходящее.

В телегах и рядом было много арбалетчиков. В годных шлемах-таблетках, с щитами-павизами, они бойко перезаряжали арбалеты и с громким стуком разряжали их во все стороны. Даже себе в тыл. Кроме арбалетчиков там были вооруженные чем попало слуги, пажи и женщины. Эти вязали импровизированные факелы, которые раскидывали по сторонам, чтобы подсветить цели арбалетчикам. Все приделе. Вот что называется организованное сопротивление.

Когда я подошел, этот стихийный узел сопротивления как раз пыталась взять с наскока очередная группа моих людей. Пара рыцарей со свитой, десятка два примкнувших к ним пехотинцев. Белые повязки на руках и шлемах не оставляли сомнений, что это мои люди. И очень быстро стало ясно, почему этот узел сопротивления смог удержаться. Ещё издалека я увидел вычурное забрало в форме морды гоблина. А подойдя ближе, в тусклом свете лежащего рядом факела, разглядел и желтые с темным квадраты. Старый знакомец по Битве у моста.

— Не бойся! Ближе! — заорал гоблинорожий и кинулся вперед, размахивая никогда не виданным мной прежде оружием. С некоторой натяжкой это можно было назвать двуручной булавой. На толстом металлическом древке был насажен густо усеянный шипами шар размером почти с человеческую голову.

Против этой штуковины мой боевой двуручный молот выглядел просто непрезентабельно. Как бамбуковая палка с резиновым членом на конце, против грифа от штанги с блином на пять килограмм. Я даже немного расстроился. И замедлился — мне было интересно, как гоблиномордый будет орудовать этой штукой.

Орудовал он этой штукой без затей. Но эффективно. Выскочив прямо перед приближающимися к телегам моими латниками, он резко взмахнул своей двуручной булавой справа налево. Темная сталь мрачно сверкнула красными отблесками от огня на остриях шипов. Инерцию никто не отменял, удар был быстр, но замах все же позволил латникам отшатнуться назад, уйдя с траектории удара. Гоблиномордый отметил это недовольным рыком и резко развернулся вокруг своей оси, одновременно делая шаги так, чтобы приблизиться к своей цели. Красиво, уверенно, размашисто. Похоже на пирует в танце. И при этом продолжая раскручивать свою «штангу». Совершив полный круг, шипастый шар снова понесся на латников. И в этот раз они снова успели среагировать, но слишком уж быстро все происходило, а оружие им было незнакомо. Один без затей попросту отбежал назад, а второй замешкался, видя в повернувшемся спиной враге возможность для нападения. Вытянул руку, выпустив из неё клевец, который повис на ремешке, прикрепленном к запястью, и выпустил из ладони оранжевую струю пламени. Пламя ударило в наплечник желто-синего, осветив все вокруг. Тем самым дав мне возможность убедиться в том, что я не ошибся в цветах его геральдики.

Желто-синий успел среагировать на магическую атаку, умудрившись развернуться и нарочно подставив под удар массивный наплечник. Пламя ярко вспыхнуло, скользя по броне, мгновенно сжигая геральдическую накидку до состояния пепла и брызгая в стороны протуберанцами не меньше чем в метр длинной. И мгновенно истаяло, не найдя себе пищи. Половина осыпавшейся пылью гербовой накидки и потемневшая эмаль в месте попадания — вот и весь видимый ущерб от такого, в общем-то, очень не плохого магического удара.

Огневик явно не ожидал, что его враг, да еще и со своей «штангой» в руках, будет двигаться так быстро. И поэтому не успел уйти из под удара. В последний момент он сделал шаг назад и ловко присел, прикрывшись щитом. Гоблиномордый изменил траекторию, направив свою булаву ниже к земле. И задел латника почти вскользь прямо по щиту. Щит раскололся, сам латник покатился по земле. Впрочем, тут же вскочил и отбежал в сторону, баюкая руку. Наверняка сломана. Остальные мои люди тоже не торопились бросаться вперед.