Джони, о-е! Или назад в СССР-3! (СИ) - Шелест Михаил Васильевич Страница 38

— Ваши, ваши, — сказал я и вздохнул.

Репетиции сегодня не будет. Да-а-а… И аппаратуру придётся самому ставить и подключать…

— Хорошие ребята. Жен любят. А говорят, музыканты — неверные мужья.

— Нормальные мужья, — буркнул я.

Мы осмотрели моё хозяйство. Нормальное хозяйство. Главное — есть много разных кладовок, а кабинеты директора театра и худрука хоть и были небольшими, но имели окна. Мысленно я уже составлял список нужного мне оборудования.

[1] Галёрка — верхний ярус зрительного зала театра, где расположены самые дешёвые места.

[2] Бельэтаж — второй этаж сразу после бенуара, расположенный ниже нумерованных ярусов и амфитеатра.

[3] Ложа — группа мест, отделённая от соседних боковыми перегородками или барьерами.

[4] Бенуар — часть зрительного зала в театре, ложи по обеим сторонам партера на уровне сцены или несколько ниже.

[5] ПОСТАНОВЛЕНИЕ от 23 февраля 1989 г. N 177 О ДЕЯТЕЛЬНОСТИ НА ТЕРРИТОРИИ СССР СОВЕТСКО — АМЕРИКАНСКОГО ФОНДА «КУЛЬТУРНАЯ ИНИЦИАТИВА»

Глава 21

— Тут у вас кондиционеры есть?

Мая Сергеевна задумалась.

— Вентиляция есть. Кондиционеров нет. Ставить негде. Здание старое. Переделывать нельзя.

— Ладно, решим. У нас есть портативные кондиционеры, которые можно установить в комнате. На вас заказывать?

— Если можно, — захлопала ресницами директор Дворца культуры МГУ.

— Я правильно понял, что могу здесь, — я показал на задник и обвёл сцену рукой, — установить оборудование. Мы собирались сегодня начать репетицию, но теперь не знаю.

Тут в Большой зал вошли несколько студентов. Директор дворца напряглась.

— Это, скорее всего, наш актив. Вчера нам помогали. Нам будут нужны эти ребята-помощники. Мая Сергеевна расслабилась.

— Ах, да. Вы тогда выпишите им пропуска. У нас тут строго.

— Я вчера оставлял на вахте список. Пусть выпишут.

— А! Да-да! Хорошо. Я скажу Машеньке.

— Привет, ребята! — крикнул я. — Поднимайтесь на сцену.

С десяток парней с опаской поднялись на сцену. Каждый протянул мне руку. Пришлось пожимать, обходя всех вдоль ломанной шеренги. Заметил незнакомые лица. Остановил взгляд на одном новеньком и вопросительно вскинул бровь.

— Это Саша Семцов, — сказал ближайший к нему вчерашний «старичок». — Он в нашем ансамбле играл, пока их не разогнали. Вы сказали вчера, что будете собирать новую группу, вот мы и позвали.

— Молодцы! — искренне радуясь, похвалил я. — Хорошо, что привели музыканта и сами пришли. Мои устали от репетиций в Париже, видите ли.

— В Париже⁈ Ух, ты! Вот бы и нам. А вы француз, — кто-то спросил.

— Вчера уже говорил кто я и зачем приехал. Поспрашивайте товарищей. В дополнение к вчерашнему скажу, что мы получили разрешение вашего правительства на работу нашего Фонда в СССР. Вот постановление! Почитайте!

Я взял из рук Маи Сергеевны листы мелованной бумаги и отдал ребятам.

— Скажу только, что любые ваши инновационные предложения будут с интересом рассмотрены фондом и, возможно, воплотятся в жизнь.

— Э-э-э… А что такое «инновационные»?

— Инновационные? Это значит новые

— Какие, например, новые? — спросил кто-то недоверчиво.

— Какие «например новые», — улыбнулся я. — Ну-у-у… Например, поставить в фойе автоматы с шоколадками и другой мелкой снедью. Есть за границей такие автоматы. Называются — торговые.

— У нас в Москве тоже есть торговые автоматы. Напротив «Ленкома» есть магазин Автоматторг. Там почти нет продавцов. Он молочные продукты продаёт, сыр, масло…

— Ну, вот. Это я, как пример сказал. Не хотите автоматы с шоколадками, придумайте что-то другое.

— Смотря какие шоколадки. Вот если с коньяком…

Все скромно посмеялись, даже я улыбнулся.

— В Крыму и Сочи есть автоматы с вином, — сказал кто-то, вздыхая.

Я стоял, с интересом оглядывая ребят. Соскучился по русским лицами и русскому молодёжному менталитету. Лондонский Королевский Колледж, даже воспоминанием о нём, меня вводил в депрессию. Тьфу, тьфу, тьфу… Очень там всё «не наше». Тут — «русский дух, тут Русью пахнет», а там… Бр-р-р… Там пахнет дермецом уже сейчас. Даже не дерьмецом, а тухлятинкой загнивающего капитализма.

— Сатана там правит ба-а-а-л! Та-та-да-та-та! — мысленно пропел я. — Тьфу-тьфу-тьфу!

— Так, ребята. Спасибо, что пришли. Кто ещё из вас музыканты? Поднимите руки. Понимаю, что все новенькие?

Ребята кивнули. И подняли руки. Новеньких было трое.

— Назовитесь.

— Борис Тихонов — ударные.

— Вячеслав Арбузов — клавиши.

— Николай Попков — бас-гитара.

— Александр Семцов — ритм-гитара.

— Почему только ритм?

— Соло у нас другой парень вёл. Он выпустился в том году.

— Понятно. Отлично. Выносим аппаратуру на сцену. Пошлите покажу, что выносить.

Ха-ха… Вынесли всё. Даже тумбочку моего супер-синтезатора и драм-машину. Мая Сергеевна заверила, что без меня в Большой зал никто не посмеет войти. Подключили пульты, усилители, колонки. Мая Сергеевна в конце-концов ушла и я открыл один из холодильных ящиков с пивом.

— Закрой зал, — сказал я какому-то парню и отдал ключ.

Из другого ящика мы достали подсолнные орешки арахиса в вакуумной упаковке и рассевшись на пустых ящиках из-под аппаратуры, принялись «отдыхать». Ребята, понятное дело, вскрывали банки с пивом «Carlsberg» с осторожностью, а вакуумные пакеты с орешками чуть-ли не с восторгом. И я их понимал. Сам попробовал «это дело» только в восемьдесят восьмом или восемьдесят девятом годах.

— Я такое чешское пил «Будвайзер».

— Чешское? — удивился я. — Вроде бы это американская марка? Нет?

— Мне в Чехии рассказывали, что они с американцами судятся за название уже несколько десятилетий. Это в Чехии есть местечко с таким названием, где варят пиво с шестнадцатого века. — воодушевился парень, понимая, что приобрёл в моём лице заинтересованного слушателя.

— Интересно. Хотел спросить музыкантов… Что играли? Какой репертуар?

Музыканты переглянулись. Они сидели одной кучкой.

— «Битлов», в основном, «ролингов», «Джулай монинг»… Наши песни: «Девчонку», «Течение» Антонова… Много чего…

Я встал с ящика, открыл корф, достал гитару…

— У, мля, стратакастер, — проговорил гитарист, переглядываясь с басистом и вздыхая.

Включил гитару в пульт, потыкал драм-машину пальцами, придвинул стойку микрофона, сделал в него ртом: «Ц-ц-ц», проверив эхо и ткнул пальцем в пульт. Драм-машина отсчитала четыре раза стук барабанных палочек друг о друга и я выдал классический «A Hard Day’s Night»[1].

Синтезатор был настроен на раскладку моего голоса на три (в некоторых местах), а ударные молотили со всей «дури». Я тоже не сдерживал свой гитарный напор и мысленно веселился, видя как расширяются у ребят глаза и сыпется изо рта арахис. Как их не снесло звуковым напором со сцены я не знаю. Хе-хе-хе…

— Офигеть, сказал кто-то!

— Это что было? — спросил Николай Попков. — Звукозапись?

— Нет. Это просто музыкальное сопровождение моего синтезатора. Поддержка ритма. Голос и гитара мои. Вот…

Я снова нажал кнопку на пульте. Застучали палочки, потом пошёл барабанный и басовый ритм.

— Во-во… Бас, — ткнул он пальцем в колонку.

— По гамме гоняет в зависимости от моего гитарного звука.

— Хрена себе! Так не бывает. Задержка сигнала должна быть, — сказал один из зрителей.

Я посмотрел на него с интересом.

— Шпрехен зи? — спросил я его.

— Понемногу, — усмехнулся он. — четвёртый курс. Факультет вычислительной математики и кибернетики.

— О, как⁈ Это я удачно зашёл, — пробормотал я, а громко сказал. — Есть отставание, но очень маленькое, почти не заметное.

— Фига себе! Так не бывает! — продолжал упорствовать студент.

Я пожал плечами.

— Поверь глазам своим. Там новейшие процессоры. С сумасшедшей тактовой частотой.

Студент хотел что-то спросить, но я остановил его раскрытой ладонью.