Валерий Большаков - Супердиверсант Сталина. И один в поле воин Страница 4

«Не думайте, что ликвидация Троцкого может подменить трудную и важнейшую вашу задачу обеспечения по линии разведки важнейших акций советской внешней политики, – говорил Берия. – Надо научиться защищать методами агентурной работы наши позиции в местах, где у нас переплетены интересы с противником и где без тайного сотрудничества в силу ряда соображений ни англичанам, ни французам, ни американцам, ни японцам, ни немцам без нас не обойтись. И наша разведка должна сопровождать акции действия советской дипломатии, во главе которой поставлен В. Молотов».

Глава 2

Гость из будущего

Эйтингон решительно подсел к столу и велел:

– Рассказывай!

Судоплатов откинулся на спинку скрипучего стула, закрыл глаза, отер ладонями лицо, как правоверный мусульманин, и медленно заговорил:

– Уже год я держу все в себе и, знаешь, очень рад, что могу, наконец, исповедоваться.

– Я не поп, – криво усмехнулся Наум, – и даже не раввин.

– Так и я не верующий!

– А почему мне?

Павел глубоко вздохнул.

– После смерти Сталина в партии начнется грызня, и верх возьмет Хрущев, – медленно проговорил он. – Берию арестуют и сразу же расстреляют, а нас с тобой, как пособников наркома, посадят. Тебя на двенадцать, меня на пятнадцать лет. Допрашивать будут жестко. Мне пункцию возьмут из спинного мозга, да так неаккуратно, что потом всю жизнь сидеть будет больно. И без глаза останусь, и три инфаркта заработаю. Тебе тоже достанется, но меня ты не сдашь. Да я и так был в тебе уверен…

Эйтингон выглядел растерянно и жалко.

– Вопросы – потом, – вздохнул Судоплатов, – хотя я и сам ни черта не понимаю. В общем, прожил я долгую жизнь, а осенью 1996-го… Да-да, одна тысяча девятьсот девяносто шестого года! Не знаю, что тогда случилось. Вроде как гроза собиралась, а я, дряхлый старикан, еле плелся, добираясь до дачи. Сверкнула молния и…

– И? – напряженно спросил Наум.

– И я очнулся здесь, в этом здании. Был май 41-го, как раз перед твоим приездом. И вот я, старый дед, вдруг ощущаю себя в этом вот теле, вполне еще молодом и отменно здоровом! Знать бы, как и что произошло… Да хоть назвать это как? Переселение души? Перемещение сознания? Как хочешь, так и называй, а только вот он я! И мне в этом году стукнет девяносто.

Эйтингон выглядел подавленным, но вот лоб его нахмурился.

– Постой… – проговорил он. – Ты же сказал, что власть захватит Хрущев. Это как? Он же помер! Стоп-стоп-стоп… Так это ты его?!

– Я, – кивнул Павел. – Знаешь, что эта лысая сволочь понаделала со страной? Первым делом Никита всех партийцев, всех номенклатурщиков вывел из-под пригляда НКВД. Они стали новым правящим классом! Номенклатура лечилась в спецклиниках, отоваривалась в спецмагазинах, отдыхала в спецсанаториях, а народ в это время голодал – Хрущев запретил держать подсобные хозяйства. И с полок магазинов – обычных торговых точек! – исчезла колбаса. Позакрывал кооперативы, запретил кустарей-одиночек. Начались восстания, рабочие и крестьяне спрашивали, чем им кормить детей, а на них посылали танки…

– Значит, теперь не пошлет…

– Ты мне веришь? – прямо спросил Павел.

Эйтингон вздохнул.

– То, что ты рассказал, слишком невероятно, чтобы оказаться враньем. Да и когда ты мне врал? Вот что. Рассказывай все, как было.

Судоплатов подумал и начал:

– Ближе к лету Красная Армия начнет контрнаступление в районе Харькова. Не знаю, как в этой, а в прошлой реальности взаимодействие фронтов, армий и дивизий было из рук вон, в итоге немцы прорвали нашу хилую линию обороны и дошли до самого Сталинграда. Там случилось грандиознейшее сражение, мы победили, но скольких потеряли – кошмар… Да и время упустили. Летом 43-го началась Курская битва. Потери были громадные, но все же РККА перешла в наступление и наступала до самого Берлина. 9 мая 1945 года война закончилась…

Судоплатов говорил и говорил – о войне с Японией, о войне корейской и вьетнамской, о спутнике и Гагарине, о Карибском кризисе и «эпохе застоя», о предательстве в КПСС, о приходе к власти либералов, разваливших СССР, разрушивших экономику сверхдержавы, разграбивших «закрома Родины» и загребших наворованное под седалища…

Наум долго молчал, а потом сказал негромко:

– Я видел молоденьких солдат, которые гибли ротами. Может быть, они думали, что защищают свою страну, когда поднимались в атаку? Или вспоминали о матерях, о знакомых девчонках? А теперь получается, что их смерть была зря? Ведь они умирали за Советский Союз, за советский народ, за советскую власть! За все то, что в будущем обосрут мещане, продавшие Родину за тридцать долларов?

– Да, – тяжело ответил Павел, – выходит, что так. А чего ты нюни распустил? Я для чего тут перед тобой выступаю? Чтобы до тебя дошло, когда и по чьей вине мы свернули со светлого пути в тупик, завязли в мещанском болоте! А коли допер, кто виноват, думай, что делать.

И Судоплатов посвятил друга в свой план.

– Это все так, – повертел он пальцами, – набросок, черновик. Надо все продумать, просчитать. Вот только времени у нас практически не осталось – два месяца всего! А потом будет поздно. Хотя, если честно, я уже не уверен в собственных пророчествах – изменилась реальность, и весьма. И тот ход событий, который мне памятен, нынче лишь один из допустимых вариантов, да и то с поправками.

– Мысли есть?

Павел кивнул.

– Помнишь, ты рассказывал об одном уголовнике-патриоте, что делал вам немецкие паспорта, да такие, что получше настоящих?

– Постой, постой… А-а… Гоша Хмырь?

– Он самый. Я что хочу? Пускай Хмырь изготовит фальшивые… нет, не документы, а бумаги из штаба 6-й армии вермахта, 1-й танковой армии, из немецкого Генштаба. Пропишем в них действия группы армий «Юг» и упомянем, как своей глупостью и бездействием «помогает» немцам адмирал Октябрьский, своей неподготовленностью – маршал Тимошенко, и так далее. Пусть немцы сами выдадут характеристики нашим полководцам и флотоводцам! Да впрямую скажем, что опасно для гитлеровцев – сплоченность, взаимодействие, связь, глубокая оборона, мощные танковые клинья и поддержка авиации. Именно на отсутствие всего этого и надеется враг!

Судоплатов заметил, что Эйтингона «зацепило», он загорелся опасной игрою.

– Согласен, – кивнул Наум. – В конце концов, мы будем всего лишь говорить правду!

– Именно.

– Только надо же как-то назвать твой план. Кстати, план чего? А давай по-военному! План операции… Операции «Перевал»! Звучит?

– Ну-у… Более-менее.

– «Более-менее!» – передразнил друга Эйтингон. – Звучит очень даже солидно. Хотя, если честно, мне куда интересней твоя «лесная» РККА! Партизанские армии, вооруженные немецкими танками и самолетами… Лихо! – Эйтингон задумчиво посмотрел на бутерброды и сказал: – А не пора ли подкрепиться?

– Угощайся.

– Ну, если ты так настаиваешь…

Бутерброды и пирожки с чаем вдохновили друзей, и план операции «Перевал» стал обрастать деталями.

Ночевали в кабинете. Судоплатов занял диван, а Наум сдвинул два кресла, поворчав для приличия, хотя оба были людьми неприхотливыми, могли и на травке заснуть, и на голых досках, и даже в снегу.

Утром «воронок» доставил Демьянова.

Александр Петрович был сухощав, с породистым лицом и холеными руками. Аккуратные усы придавали ему еще больше сходства с киношным белогвардейцем, лощеным даже без аксельбантов и золотых погон. И эта похожесть вовсе не случайна – Демьянов был из дворян, а его дядя, к примеру, служил начальником контрразведки в штабе Врангеля.

Натерпеться, как «социально чуждому элементу», Александру пришлось немало, но, когда его завербовало ГПУ, жизнь устроилась.

Александр женился на Татьяне Березанцевой, дочери известного психоневролога, профессора. И жена, и тесть тоже являлись негласными агентами НКВД.

Еще лет за десять до войны Демьянова перевели в Москву и устроили инженером в «Главкинопрокат», что послужило своеобразным пропуском в богемные круги. К тому же и Татьяна работала на «Мосфильме» помрежем.

Сводя знакомство с артистами и режиссерами, Александр частенько пересекался с дипломатами, с иностранными журналистами. Прошло время, и в НКВД Демьянова просветили – им заинтересовалась немецкая разведка. Конкретно – Отто Боровски, атташе германской торговой миссии в Москве (прекрасная «крыша» для разведчика!).

Это было более чем кстати.

Александр вошел в контакт с немецким резидентом, его взяли в вербовочную разработку, а в картотеке абвера он значился под кличкой «Макс».

Судоплатов стал разрабатывать операцию «Монастырь», которая «в прошлой жизни» помогла выиграть Сталинградскую битву.

Это была радиоигра с абвером – немцам подкидывали тщательно выверенную дезинформацию, и вермахт перебрасывал войска туда, куда нужно было Красной Армии.