Ванька (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич Страница 4

Я задал парнишке вопрос о его месте жительства. Оказалось — не так и далеко. Километра два. Он, правда, сказал, что версты. Какая разница — километра, версты… Значит — я немного до людей и не дошёл. Чуть-чуть мне осталось. Сейчас палки найду — в лесу же находимся. Лучше бы, конечно что-то типа штакетин, но здесь они не наблюдаются. Палки я отыскал подлиннее — тут необходимо ещё и коленный сустав обездвижить. Пол коробка спичек при поисках извёл. Ничего — куплю в магазине, какое-то сельпо у них там должно иметься.

Тут я похвалил свою жабу. Ну, которая не дала мне в конец испорченный белый халат выбросить. Разорвал я его на полосы и ими найденные палки к ноге парня и примотал. При этом он даже почти и не орал. Терпеливый малец мне попался.

— Ну, поехали…

Я выступал сейчас в роли лошади Буденного. Не легко ей приходилось! Парнишка совсем не пушиночкой оказался — кость видно имел широкую. Никогда бы не подумал, что дети такими тяжелыми бывают. А Василий-то Иванович ещё потяжелее был, взрослый мужик всё же. Так я размышлял шагая в указанном мне направлении о горькой лошадиной доле. Груз с каждым шагом становился всё тяжелее. Нет, пить надо бросать и спортом заняться, нормы ГТО сдавать и вести здоровый образ жизни. В голове между тем по ассоциации всплыла уже давным-давно забытая детская песенка…

Шёл медведь по тайга,

О пенек сломал нога.

Почему медведь хромой?

У него судьба такой…

Что там было дальше с медведем — я запамятовал. Было что-то. Точно было. Что? Леший его знает…

Глава 6

Глава 6 Старуха

Я уже думал, что не дойду. Что-то эти два километра какие-то длинные. Парнишка становился всё тяжелее и тяжелее, воздух я в себя как насос втягивал… Пот глаза заливал, а руки заняты — мальца не бросишь. Наконец впереди огонёк показался.

Фууу…

Лес кончился. Тут уж я более смело ноги начал переставлять, шире шагать — и посветлее без деревьев вокруг стало, и шансов запнуться за что-то меньше. Ночь сегодня выдалась безлунная, а от одних звёзд какой свет…

Ага, дом, где парнишка живёт — самый крайний. Так он, вроде, сказал. Совсем недалеко нам осталось. Кстати, деревня тут какая-то отсталая — ни одного фонаря не видать. Могли бы хоть перед сельсоветом или клубом столб с лампочкой поставить. Только в его доме в окне огонёк — ждут его, беспокоятся, не спят.

Я последние уже силы собрал, на морально-волевые перешёл. Ну, скоро уже всё… Тут от дома моей ноши тень отделилась. Ко мне стала двигаться.

— Бабушка!

Я даже вздрогнул — зачем так над ухом-то орать! Дураком от этого стать можно! Я его тащу, а он…

— Ванечка!

Это, мне что ли? Так не знает меня здесь никто…

— Бабушка!

Вот, опять… Точно, не в дурдом, так к ЛОРу… Пластику барабанной перепонки делать… То — еле пищал, а тут разорался…

— Ванечка! Ванечка! Где тебя носит!?

Тень в старуху материализовалась. Это не я в темноте вдруг стал видеть, а тусклый свет из окна комитет по нашей встрече осветил.

— Где тебя некошной таскал!? Удоходовался! Сам идти не может — несут его… Бабка всхлипывать принялась. Только этого мне не хватало…

— Бабушка!

Я про себя даже выматерился.

— Ванечка!

Эта туда же… Да орать-то они перестанут…

Что-то я плохо себя вдруг почувствовал. Сразу как-то накатило… Чуть парнишку даже не выронил, еле удержал.

Бабке спасибо. Метнулась ко мне, паренька подхватила.

— Нога! Нога!

Чёрт, голосистый какой…

— Что с ногой-то, дитетко?

Старуха паренька на руки подхватила. Во как… И не скажешь…

Я совсем что-то в осадок выпадать начал. Пошатнулся. Повело в сторону. Оперся на жердину какую-то. Замутило. Ну, сейчас опозорюсь…

Бабка с мальчишкой куда-то в темноту усвистала. Один я остался. Вот и помогай людям. Бросили за ненадобностью. Правильно — оказанная услуга уже ничего не стоит…

Вдох-выдох, вдох-выдох… Получилось даже не блевануть.

— Эй, — я голос подал. Совесть-то надо иметь всё же. Я ей внука по лесу как медведь Машеньку на закорках пёр, а сейчас тут один кукую… Ну, народ… Строители коммунизма…

— Эй…

Нет ответа.

— Эй…

Тут ветерок подул. Вроде, как и легче немного стало…

А, хрен тебе на глупую рожу…

Я крепче за жердину ухватился.

— Ты что это, касатик? Плохо тебе?

Слова старухи я слышу, но как-то не совсем явственно, голос её плывёт.

— Пойдём-ка, пойдём… Умаялся. Ванька, хоть мал, да тяжел… Пойдём…

Я чувствую, бабка меня под руку подхватывает, тащит куда-то.

Хочется только лечь и лежать. Долго-долго. Больше никаких желаний нет. Ноги как чужие. Бабка как буксир меня тащит…

— Вот сюда давай… За перегородочку… Отдохнёшь — лучше будет…

— Я…

— Всё утром, утром… Утро вечера мудренее…

Так я вырубаюсь непонятно от чего, а ещё слова старухи как мягкие одеялка на плечи ложатся.

Баба-Яга какая-то… Зажарит сейчас и съест… Имени-отчества не спросит…

— Вот, ложись, касатик… Подушечка мягкая, пуховая… Спи…

Глава 7

Глава 7 Машка-Толстая Ляжка

Проснулся я из-за грохота за перегородкой. Какая-то чуня полоротая пустое ведро перевернула. Этот звук мне хорошо знаком — месяца не прошло, как с картошки мы приехали. Весь сентябрь и неделю октября вместо изучения медицины клубни из грязи выколупывали. Осень выдалась дождливая, а продовольственную программу выполнять надо. В мае её приняли. Горбачев какой-то её придумал. Как декан нам перед отправкой в колхоз сказал — с целью механизации, химизации, улучшения кормовой базы, использования новых интенсивных технологий, а также для внедрения материального стимулирования колхозников. Вот мы и внедряли новые технологии — что соберём, а что в мокрую глину втопчем. Главное, чтобы картошки после копалки на поверхности земли не видно было…

Пойдёшь ночью к девицам-красавицам, а они свои пустые вёдра в сенях наставили. Понятное дело — сшибёшь. Так что звук падения ведра я ещё прекрасно помню.

— Кого там несёт?

Так, голос немного знакомый... Это, похоже, бабка Ваньки. Которого я ночью сегодня на закорках пёр. Чуть грыжу не нажил.

— Это я…

— Кто, я?

— Мария…

— Какая-такая Мария?

Хоть и не вижу я бабку, но по голосу заметно — чем-то недовольна она.

— Мария, внучка Володихи…

— Машка-Толстая Ляжка что ли? Так бы сразу и говорила.

За перегородкой опять что-то упало. Теперь уже стеклянное.

— Что ты там, корова, творишь! Стой на месте! Сейчас сама к тебе выйду.

Я этот цирк с конями не вижу, но, похоже, гостья бабку уже разозлила.

— Ну? Говори, зачем пришла?

— Я… Это… Бабушка…

— Десять лет уже как бабушка. Толком говори…

— Я… это… опять…

— Опять?

— Опять…

— Говорила же я тебе, Машка, как начнут в церкви на венчании херувимскую петь, задуйте как будто не нарочно свечки-то, а сами тихонько со своим Сидором Павловичем скажите: «Огня нет — и детей нет». Самое это точное средство от беременности. Не сделала?

— Не сделала…

— Почему же?

— Бабушка Володиха другому научила…

— Ну-ка, ну-ка, просвети тёмную.

Тут бабка Ваньки как бы даже хихикнула.

— Ну, велела она мне своё временное в бутылку собрать, а затем её в землю зарыть. Обязательно под печной столб. Говорила бабушка, что пока бутылка в земле, хоть сколько парням на шею вешайся, а не забрюхатеешь…

— Ну, как — помогло?

В голосе старухи столько яда было…

— Не помогло…

— Так поди, твой Сидор Павлович давно бутылку ту из земли выкопал и разбил. Ты ведь не проверяла?

— Нет…

— А, вот домой вернёшься и покопайся под печкой… Посмотри, там ли она…