Чемпион - Валерий Гуров Страница 4

Помучившись минут двадцать над алгеброй, перечеркнул свои математические испражнения. На фиг — Эйнштейном ему точно не стать.

Почапал на кухню, к холодильнику, дабы дюже не заморачиваться горем, а заесть.

Оказывается, когда желудок растянут до размера не маленькой головы, сложно отказать себе в желании что-нибудь сожрать. И желательно побольше. На кухне огляделся — заприметил на столешнице пустые баллоны и банки, наваренное варенье, целый таз. К консервации на зиму готовилась баба Рита, соседка по коммуналке. Подошёл к тазу со сливовым вареньем. Взял ложку и вычерпнул прямо из таза несколько весел.

Во кайф. Вкусно.

Пока улепётывал варенье заметил стоящую рядом с тазом кастрюлю. Снял крышку и в животе приятно заурчало. Голубцы!

Смотрел на шесть обёрнутых капустой ништяков Саня недолго, бросил ложку, перепачканную в варенье в таз и сожрал половину кастрюли голубцов разом.

Свеженькие такие, остренькие, самый сок.

Остальные вывалил себе в тарелку, и продолжал есть за столом, пялясь перед собой в одну точку.

Соседка Нина, у которой жопа по размеру ничуть не уступала Сашиной готовила что надо и таскала стрепню к ним на кухню с четвёртого этажа. Причина широкого жеста заключалась в том, что Нину в отсутствии матери частенько пер отец Саши, как раз в эту самую жопу. Наверное от того тетя Нина косолапила при ходьбе?

Пельмень отчего-то не удивился, вспомнив, что батя изменяет матушке. Классическая прям семья. Неудивительно, что мальчик в таких условиях снимает стресс за счёт обжираловки, а ещё курит, периодически прибухивает и дрочит на наклейки.

Сидя на кухне и доедая шестой голубец подряд, Саша взглянул на своё пузо, напоминавшее поле для гольфа с лункой-пупком.

Однозначно так дальше дело не пойдёт.

Надо двигаться, суетиться, жути наводить или прежняя судьба, закончившаяся нелепым нокаутом, покажется мёдом. Пельмень отодвинул от себя тарелку с недоеденным, но надкусанным голубцом.

Протяжно отрыгнул.

Харе жрать для начала.

С простого начнём.

А то если сложить лапки и скулить, то какая впереди кончина — понятно. Диабет, ожирение, инфаркт и смерть в коммуналке на продавленном диване. Повезёт — найдёт, как отец, бабу с соседнего этажа, будет переть в кладовке, а она ему жратву станет готовить по бартеру. Но тоже не факт — с таким лишним весом скоро перестанет стоять. А как орали Сектор Газа из двора через открытое окно на кухне — «зачем мне мужик без писюна, если много мужиков с писюнами» (вольная трактовка песни Хоя).

Поэтому — первое, что он сделает в новом теле, это избавится от вредных привычек. Придя к такому выводу, Пельмень для надёжности вывалил голубец с тарелки обратно в кастрюлю. Ну чтобы неповадно было.

Дальше — в зал.

Пельмень прежний отродясь не занимался спортом. Поэтому придётся заняться приведением тела в надлежащую форму.

Диета.

Фитнесс.

Все такое.

Саша сжал кулаки, посмотрел на них. Ручки нежненькие, такие скорее сломаешь при ударе куда быстрее, чем сломаешь челюсть противнику, но есть, что есть.

Опыт то не пропьёшь, как и морально-волевые, а остальное дело наживное. На опыте и морально-волевых Саня и собирался вывозить весь расклад. Тем более, что Пельмень по своей конституции — природный тяж.

На этом Саня в душевных метаниях пришлось ставить точку. Проснулся отец и верещал из их квартиры благим матом.

Приперся на кухню, пошатываясь, в майке алкашке и широких семейках.

Взглянул на таз с вареньем бабы Риты, поморщился, перевёл взгляд на кастрюлю с голубцами.

— Че там Нинка принесла? — упомянув соседку он беззаботно растер хер указательным и большим пальцами, этой же рукой полез в кастрюлю. — Жрать буду, сын сгоняй за хлебом!

— Без хлеба че, обломится? — спросил Пельмень. — Так ешь.

Идти в хлебный киоск желания не имелось.

— Или у соседей стрельнуть, ты пока сходишь… — слов Пельменя батя не расслышал.

Достал голубец и не думая о том, чтобы взять тарелку, принялся есть, громко чавкая. Не заметил даже, что тот надкусан. Сок голубца сочился по подбородку, капал на ковёр. Впрочем, батю это нисколько не смущало. Чего смущаться — придёт жена, поползает на карачках, уберётся.

Одновременно пошарил по кухне, нашёл хлебницу, достал кусочек белого хлеба. Присвоил себе.

— Сын, кстати. Смотрел «Кровавый спорт»? Видел Ван-Дамма? Ничего так боевичок.

Батя встал в боевую стойку, парадируя актёра. По молодости отец Пельменя уважал спорт и даже имел разряд — от того в физруки подался. Хрен его по чем, но имел. Но в стойке с голубцом в одной руке и куском хлеба в другой, он смотрелся по-идиотски.

— Хе!

Батя хотел вдарить по бутылке с подсолнечным маслом на столе, но промахнулся и завалился на пол, едва не перевернув кастрюлю с голубцами.

— Еп твою мать… — процедил батя.

— Че не вывозишь, бать? — хмыкнул Пельмень.

Батя откровенно забавлял.

Несколько секунд Игорь Борисыч сидел на полу на пятой точке, славливая, что произошло. Хлеб не выронил, а вот голубец отлетел под газовую плиту. А потом батя закряхтел, поднимаясь.

— Это, сын, я че хотел сказать, — он принялся растираться жир от голубца по майке. На груди расплылось пятно. — Тебе бы на карате пойти? Вон жопу отъел, больше чем у Нинки. Мамке скажем, денег выделит и будешь каратист. У меня как раз знакомый секцию открывает. Гена Мороз, помнишь? — говоря эти слова, он махнул на пятна и полез за голубцом, взамен утраченного. — Не понял? А где…

Рука пошарила по дну кастрюли, пальцы выпачкались в жиру — голубцов то больше нема, остальные Сашка сожрал.

Глаза бати, сонные, с лопнувшими капиллярами, округлились.

Он взял кастрюлю, заглянул в неё, перевёл взгляд на Пельменя.

— Охерел?! — взорвался отец. — Опять за своё взялся! Растёт паразит! Вон у Витьки сын, как сын, а ты… Селитер!

Саша с придурковатым и безразличным выражением лица слушал поток, доносящийся изо рта бати. Дожидался, когда тому надоест орать. Батя потрезвонил, прошёлся по внешности своего сына, а потом махнул рукой. Желание щелкнуть бате за базар Пельмень подавил — пусть выскажется. Хотя сам такой же паразит. Кто обзывается, сам так называется, если что.

— Иди с глаз долой… за хлебом! Хоть какая-то от тебя польза будет, — резюмировал батя, выпустив пар. — Олуха на свою голову вырастил. Пфу!

Саша остался стоять на месте.

— Че стал? — буркнул батя.

— Денег то на хлеб дай?

— А… Ирка не оставила? — батя нахмурился.

— Так я у тебя прошу. Ты ж посылаешь.

— У меня просит, копейки ещё не заработал, только дай, дай. Просит он…

Папаша зыркнул под ноги Сани, где стояли пустые бутылки из под водки.

— Вон,