Неприятнейшая неожиданность - Борис Владимирович Попов Страница 4

Но такой святой старец жил возле Новгорода всего один. Звали его Богдан, и ему уже было больше ста лет. По старости и ветхости помогать людям он уже не мог и готовился к смерти. А когда был более молодой, демонов гонял легко. Решил все-таки обратиться к нему хотя бы за советом.

Тут и увидел тонюсенький лучик божественного света, протянутый сверху к его голове. Послушав меня, отшельник помолился и, почувствовав прилив сил, велел везти себя к ученику – протоиерею Николаю в Софийский собор.

Там он передал молодому, лет пятидесяти, церковнослужителю, Божий луч, и тот протянулся к голове Николая мощным прожекторным лучом, который превосходил такой у отшельника в десятки раз. Вечером того же дня старичок помер.

Через пару дней беса из боярышни изгнали. После этого мне стало понятно, что мой атеизм – ошибочен и я от всей души поверил в Бога!

Но вернемся к нашим делам. Софийский собор был выложен не из кирпича, а из какого-то грубо обтесанного камня. Он был не оштукатурен, и неровности камней выпирали из стен. Хотя вверху делался ровным. Но больше – ни одного кирпичного здания! Значит, надо встретиться с протоиереем.

Я прошелся до Детинца. Кроме собора, здесь еще был и княжеский двор, и Вечевая площадь. Полюбовался на три входа Софийского собора. Величественный храм! Роздал милостыню нищим. Помолился Божьей матери, поставил несколько толстенных свечек.

К протоиерею меня отвели сразу. Николай был сумрачен. Луч, по-прежнему, осенял его голову. Поздоровавшись, он сказал:

– Хотел канонизировать учителя, так эта киевская рожа, епископ Герман против! Трясет козлиной бороденкой и талдычит: он же не великомученик, не страстотерпец… А сколько всего Богдан сделал для людей, скольких вылечил, скольким жизнь спас, у скольких бесов изгнал – ему наплевать! А от самого проку, как от козла молока! Ладно. Горячусь чего-то сегодня. Ты с чем пришел?

– Мы с ребятами хотим чего-нибудь построить из кирпича, можем за церковь взяться.

– Что это такое – кирпич?

Вынул из сумки, отдал в руки.

– А, плинфа…, и где берешь?

– Сами делаем.

– Пол века назад этот собор строили, сказали – глина у вас, в Новгороде плохая, возили из Киева. От этого и строили долго, почти пять лет и дорого. И то заменяли плинфу, где могли в стенах, камнями – ракушечником и известняком. Но попробовать можно! Сейчас как раз готовимся строить небольшую церквушку, Герман клинит: денег верующие пожертвовали маловато! У себя в Киеве он, наверное, от себя бы пожертвовал! Может, даром сложишь?

– Я бы так и выстроил, но кирпичникам и строителям пить-есть надо. А, чтобы от епископа не зависеть, деньги на строительство соберем сами, мы с тобой, если ты не против этим и займемся. Ты речь скажешь, я спою!

– Что же это за песня, чтобы верующие за это рубли понесли?

Я исполнил «Аве, Мария…» с текстом на неведомом мне ранее языке, на котором в эпоху моего далекого детства в 20 веке пел Робертино Лоретти. Сейчас обучиться любому иностранному языку для меня дело одной минуты, усиленная волхвом память осечек не дает. У Николая аж дыхание перехватило.

– О чем… кха, кха…, о чем это?

Перевел.

– Это же наша, божественная песня! Где ты слышал это величие?

– У католиков. Сделаем по-русски, точно будет наша!

– О Господи! И ты, с таким голосищем, памятью и способностью писать стихи, будешь делать этот жалкий кирпич?

– Стихи буду писать не я, есть у нас в ватаге способный отрок Ярослав. А мне скоро к Русскому морю, мир спасать.

– Это как понять?

Объяснил предсказание.

– Это есть в Библии. Книга Откровение об Апокалипсисе Иоанна Богослова, – и священнослужитель процитировал отрывок – звезды с небес, небо, как свиток, луна, как кровь… Ты читал?

– Не довелось. Но есть предсказание верного человека.

– Их много – отмахнулся протоиерей.

– Этому я верю.

– Чего же сейчас не едешь?

– Не время.

– Вернешься, расскажешь.

– Если удастся. Добрыня об этом ничего сказать не может. Постараюсь уцелеть, у меня жена молодая, любимая.

– Так может останешься? Церковь тебе место своем сердце всегда найдет.

– Не могу! – надо будет отправляться.

– Ты истинно верующий… Веришь, что удастся вернуться?

– Как Бог даст! Не мне, верующему в величие Господа, это решать.

– И как ты думаешь добыть денег своим пением? По улицам будешь бродить?

– Мне нужна будет твоя помощь.

– Говори.

– Ты можешь подойти на Вечевую площадь с отроком ангельского вида в такой же, как у тебя рясе?

– Конечно.

– А когда ближайшее вече?

– Через три дня.

– Князь будет?

– В этот раз – да.

– Мысль такая: мы с тобой встаем рядом, и я пою песню. Потом ты рассказываешь о строительстве новой каменной церкви и просишь пожертвовать деньги на ее постройку. Юноша с кружкой или ящиком обходит народ, собирает пожертвования. На прощание пою что-нибудь ваше, богоугодное, и расходимся. А деньги, после вашего тщательного церковного учета, нужные для постройки, ты мне под роспись выдашь. Я человек верный, надежный: свой дом большой с изрядным хозяйством, две пилорамы на реке Вечерке, две лавки досками на разных рынках торгуют, крытые повозки начал делать и сбывать боярам здесь, на Софийской стороне. Мне с народными пожертвованиями убегать никакого резона нет. Строительство церкви хочу затеять, чтобы ватагу хлопцев-скоморохов приличным делом занять – кирпич пусть обжигают и стены возводят, чем в свои бесовские дудки дудеть, да бубнами бренчать.

– Хорошо придумал! А что наше будешь петь?

– А что скажешь.

Николай надолго задумался.

– После твоей песни петь псалмы…

– Давай спою просто «Отче наш» на свою мелодию.

– Можно попробовать, – авторитетно заявил протоиерей.

Я исполнил святую молитву, взяв мотив у песни сталинской поры об авиации.

– Приемлемо, – одобрил Николай – похуже, но тоже хорошо. Какой ты певец! А то прихожанки говорят, сейчас на купеческие посиделки нанимают одного. Поет очень мало, одну-две песни, а непристойных историй рассказывает тьму. Откуда только взялся, этот подлец? Не знаешь его?

Себя я знаю лучше всех в мире. Ну не будешь же со священнослужителем делиться подробностями своей гадкой автобиографии, делая упор на том, что с этой гнусной личностью познакомлюсь только через тысячу лет.

– Не видал такого. Но встречу, обязательно плесну водой в его мерзкую рожу! И скажу: так же и твои похабные историйки обдают человека!

– Вот-вот, именно так! Не бить, не ругать, а унизить