Вильмонтейльн и все, все, все - Ава Сурина Страница 4

Прабабушка задернула черное полотно, подмигнула Шильде изумрудно-зеленым глазом и, тряхнув огненно-рыжей шевелюрой, наполнила бокал красным вином.

Глава 4

Вильмонтейльн в ужасе вскочил с кровати и беспомощно рухнул на изукрашенный золотом пол, запутавшись в длинной белой шелковой сорочке, словно мотылек, пойманный в сети.

Ему приснился кошмар, что он порвал камзол на самом непристойном из всех возможных мест, а потом провалился в какой-то отвратительный и уродливый мир, населенный существами, воняющими тухлыми яйцами и гарью.

Наваждение было настолько сильным, что он сразу же лишился чувств, и теперь его изнеженное тело болело и ныло, ведь его волочили, словно мешок, пинали и ворчали, что он тяжелый, хоть и выглядит, как девка.

Святые Небо и Земля!

Принц был готов поклясться, что до сих пор слышит противный голос лохматого чудовища, которое напало на него, когда он пытался погрузить свой разум в спасительное забытье.

— Ваше Наипрекраснейшее Высочество!

В спальню принца ворвался одетый в розовый камзол, украшенный фиолетовыми бантами, камердинер и изобразил величайшую скорбь, на которую только было способно его скованное магией неподвижности для поддержания вечной красоты и молодости лицо.

— Мы все так переживали! Мы все так волновались! Вы вдруг исчезли прямо из тронного зала в самый разгар завтрака! Мы вас искали везде и всюду, но вы словно в воду канули! И какое разочарование — вы вдруг внезапно нашлись, словно никуда и не пропадали! Какой скандал, ведь вас теперь ищет Его Наижесточайшее Величество — король Аберон! Ваш прадедушка пришел в такую ярость, что поднял на ваши поиски всю армию! И оказалось — совершенно напрасно! Вы здесь! Какая жалость!

Вильмонтейльн в жесте глубокого отчаяния воздел руки к потолку, так как его лицо тоже было сковано магией неподвижности для поддержания безупречного внешнего вида. Он снова умело лишился чувств, чтобы выразить всю меру потрясения и ужаса, которую пережил не только прадедушка-король и придворные, но и он сам лично.

Камердинер упал на колени перед принцем и опрыскал его лицо душистой розовой водой, умоляя Его Наипрекраснейшее Высочество немедленно сообщить воинственному прадедушке, что отправился на прогулку, и никто его не похищал, иначе король Аберон развяжет войну и сотрет с лица земли все волшебные королевства.

— И самое главное — отменит карнавал в честь Летнего Солнцестояния! — добавил камердинер, видя, что принц до сих пор не пришел в сознание, хотя он вылил на него уже целый флакон душистой розовой воды.

— О нет! Только не карнавал! Мои бедные платьица! Кто позаботится о них тогда, ведь я уже сшил сто тысяч нарядов! Недопустимо! — Вильмонтейльн резво вскочил на ноги и, сбросив на пол длинную белую шелковую сорочку, нагим бросился к магическому зеркалу, приколдовывая по пути макияж и прическу.

Прадедушке нужно немедленно сообщить, что он жив и здоров, и отменять карнавал не нужно.

Если ему охота повоевать, пусть начнет разворачивать военные действия после того, как он изготовит соответствующие платья и аксессуары, а пока у него, принца Вильмонтейльна, нет соответствующих платьев и аксессуаров, войны никакой не будет. Это решено и никакому обсуждению не подлежит.

Король Аберон появился в магическом зеркале почти сразу же.

Он с нетерпением ждал новостей о внезапно исчезнувшем правнуке — единственном наследнике, которого не коснулось проклятие рода Белроуз, из-за которого потомки Его Наижесточайшего Величества должны погибнуть от железа, что в целом и произошло, не коснувшись принца Вильмонтейльна только потому, что тот с рождения не интересовался ни оружием, ни охотой, ни войной, а только нарядами, и благодаря этому своему нелепому женскому и бестолковому увлечению остался до сей поры живым и здоровым.

Царственный профиль короля Аберона, обезображенный уродливым шрамом, еще более исказила жуткая улыбка, совершенно несвойственная для его лица, которое разучилось улыбаться и вообще изображать какие-либо эмоции не из-за магии неподвижности для поддержания вечной красоты и молодости, а из-за презрения, гордости и скуки бессмертного существа.

Он поприветствовал непутевого правнука и поинтересовался его здоровьем, изучая его взглядом серых прищуренных глаз, затем глянул на его длинные распущенные золотистые волосы, отмечая по пути, что Вильмонтейльн наг, но хотя бы не одет в кружевные тряпки, в которых он строго-настрого запретил перед ним появляться.

Принц всегда с ним разговаривал голым, ведь у него не было одежды, которая удовлетворила бы скудные и весьма вульгарные вкусы Его Наижесточайшего Величества.

Король вежливо поинтересовался о планах Вильмонтейльна на женитьбу — так, на всякий случай, ведь слышал, что его единственный отпрыск интересуется только модистками, которые довольно часто меняют пол на противоположный с помощью запретного колдовства.

— Что ты, прадедулечка! Как можно! Фи! Я создан для высокого искусства, а не для этой серой и нудной обязанности растить непутевых и безвкусно одевающихся существ, которые не смогут отличить друг друга триста семьдесят шесть оттенков зеленого. В этом мире для меня нет подходящей пары, ведь я слишком прекрасен для него.

— Да уж, и правда, — кивнул по ту сторону зеркала король Аберон, думая о том, что проклятием рода Белроуз все же является не смерть от железа, а рождение Вильмонтейльна.

«Во всем виновато кровосмешение. Надо найти ему жену из другого королевства с древней и могущественной родословной воинов-королей», — решил про себя король и кивнул своим мыслям, исчезая в магическом зеркале под громкое чмоканье губ принца Вильмонтейльна, который всегда целовал в щечки своего прадедушку, даже если общался с ним по магической связи.

Ради благополучия своего рода король Аберон терпел даже и это, мысленно ободряя себя мечтой, когда-нибудь собственными руками зарубит правнука, как только тот зачнет сына — на худой случай сгодится и дочь, если она будет склонна к военному делу.

После сеанса магического общения с прадедушкой, Вильмонтейльн почувствовал себя намного лучше.

Он приказал подготовить для себя ванну с ароматическими маслами, так как нашел на своем теле множество синяков и ссадин, загадочным образом, появившимся на его прекрасном и нежном, как лепесток, теле.

Волосы его тоже пахли скверно — какой-то гарью, и уже после водных процедур он нашел в мусорном ведре скомканный грязный и подранный бирюзовый кафтан, в котором его нашли без чувств слуги возле фонтана во внутреннем дворике Радужного дворца.

Его Наипрекраснейшее Высочество приказало выпороть всех слуг, причастных к осквернению его лучшего наряда, и подвесить их на дереве вверх ногами — для острастки, ведь они чуть не лишили жизни его лучшее творение — Морской камзол, который он сшил собственноручно.

— Может лучше их убить, Ваше