Позывной «Курсант» - Евгений Прядеев Страница 4

— Су-ка… сука… су-ка… — снова высказался вслух, медленно, по слогам. Пытался оценить, как звучит голос. А потом нервно хохотнул. Ибо он реально был не мой! Не мой, блин! Это как? Ну, или у меня с башкой что-то не в порядке.

— Слышь, придурок, — с одной из кроватей приподнялась голова.

Тело там, само собой, тоже имелось, но оно лежало. А вот голова оторвалась от подушки и уставилась прямо на меня.

В комнате было темно. Единственный источник света — за окном, где-то совсем не близко, был уличный фонарь. Поэтому рассмотреть хорошо данного товарища я не мог, но при этом понял без малейших сомнений, со мной говорит подросток. Лет шестнадцать где-то. Башка у него была лысая, круглая, как мяч, и ушастая. Голос — раздраженный.

— Спи, козел, млять. Задрал! То мычишь по ночам, то на немецком орешь, как психованный. Теперь новый, что ли, репертуар. Спи! Алеша, епте…

— Ты совсем охренел? — задал я пацану вполне логичный вопрос.

Логичный, потому что при всех этих странностях точно был уверен в двух вещах. Первое — с какого перепугу мне хамит малолетка? Сейчас уши ему эти оторву, да и все. Второе — я не Алеша. Зовут меня вообще по-другому.

Наивный человек… В тот момент я еще не знал всей глубины задницы, в которой оказался. Даже предположить не мог. Потому что правда оказалась настолько фантастической, что поверить в нее почти невозможно.

Глава 2

В которой я соображаю, как выбраться из ситуации, но ничего не соображается

— Реутов, ты что здесь делаешь? Сейчас — время работы в мастерской. Опять сбежал? Что с тобой, Алексей? Я не понимаю. Ты же один из лучших воспитанников. Откуда этот непонятный бунт? Тебя просто как подменили!

Я мысленно выругался, тяжело вздохнул и поднял взгляд на директора детского дома, который замер прямо напротив меня.

— Алексей… — он с осуждением покачал головой.

Вообще, на фразу про «подменили» хотелось искренне ответить — да! Да, блин! Подменили! И теперь приходится думать, как вернуть все обратно. Чтоб этот сраный Реутов стал самим собой, а я снова оказался дома. В своем времени, в своем теле, в своей жизни. Но ведь не скажешь подобное вслух. Договорить не успею, как меня отправят в психушку. Хотя… Нет. Сначала в гораздо более опасное место. А вот оттуда — в психушку.

Поэтому пытаюсь уже неделю придумать, как исправить приключившуюся со мной задницу. Черт… Неделя прошла. А подвижек никаких. Я-то, если честно, искренне надеялся, что уже следующим утром очнусь дома. Мало ли… Сбой в работе вселенной. Затянувшееся на целый день помешательство. Белочка, на крайний случай. Ибо не хрен мешать алкоголь с веселым порошком. Ну, или, к примеру, сон. Вот такой хреновый, но очень реальный сон.

Хотя, нет… Врать не буду. Версию со сном отмел сразу же. Подобное не может присниться. Слишком натурально. В общем, семь долбанных дней я ложился на деревянный топчан, заменявший кровать, и вставал утром с мыслью — да ну на хрен! Причем, когда проваливался в вязкую пустоту после тщетных попыток найти решение проблемы, видел один и тот же сон. Чертов комод, в котором я прячусь, мать и голоса посторонних. Вернее, этот Реутов прячется, чтоб ему обосраться, честное слово.

Судя по всему, его родителей арестовали. Мать, чисто теоретически, случайно грохнули. А у пацана осталось воспоминание о том дне. Это объясняет его присутствие в детском доме, но ни хрена не объясняет мое присутствие в нем. В общем, подумать есть над чем, но, как назло, здесь нет возможности остаться одному. Вообще никакой. Коллективизм, чтоб его! Приходится хитрить.

И ведь так хорошо спрятался. Надеялся, что об одном, единственном воспитаннике не вспомнят. Их тут, этих воспитанников, все равно до чертиков. Мало разве остальных? В общей сложности — человек двести, если не больше. Не пересчитывал поголовно, но думаю, цифра приблизительно верная.

Соскакивать с работы, между прочим, проблематично. Детдомовцы для ежедневной «трудотерапии» поделены на небольшие группы и каждая группа занимается определённым делом. Кто-то табуретки мастерит, кто-то землю копает. Более рукастым даже паяльник доверяют… Что угодно, лишь бы воспитанники не сидели без дела. Как говорится, дабы голова не думала о плохом, надо занять руки чем-нибудь хорошим! Раньше эта фраза казалась мне чьей-то глупой шуткой, но выяснилось, здесь ее считают аксиомой.

С «трудотерапии» начинается утро, и ей же заканчивается вечер. Всё чётко, по линеечке. Однако я все равно попробовал. Вероятность, что мое отсутствие останется незамеченным, очень даже имелась. К сожалению, не повезло. Заметили, похоже.

Но вот то, что Владимир Константинович разыскал меня в этом засраном углу, говорит лишь об одном. Поиски велись целенаправленно. И я вообще данному факту не рад. Сейчас бы посидеть, покумекать, сообразить, как быть дальше. Может, есть какой-то вменяемый выход из сложившейся ситуации? Настроения беседовать не имеется никакого, пусть даже и с целым директором детского дома. Потому как ситуация, конечно, — самый натуральный трындец.

Я только-только начал соображать нормально, без панических атак и параноидального психоза в голове, как было в первые два дня. К тому же время идёт, а воз и ныне там. Я по-прежнему просыпаюсь в детском доме Реутовым Алешей. Больше тянуть нельзя. Надо срочно искать выход из этой задницы. Просто спокойно прикинуть одно к другому и все.

А вообще, конечно… В первые минуты, когда проснулся то ли среди беспризорников, то ли среди малолетних уголовников, чуть крышей не потёк. Честное слово! Особенно после того, как понял, ни хрена я не в больнице и ни хрена это не сон. Воняло слишком натурально для сна.

Правда, не сразу сообразил, где нахожусь. Оказалось — детский дом. А как сообразишь, если подобная версия даже в голову поначалу не приходила. Мне, на минуточку, тридцать пять! Я — взрослый человек, состоявшаяся личность и успешный юрист.

Ладно… не всё в своей жизни добыл честным трудом. Образование дали папины деньги. Место в приличной