Боярин. Князь Рязанский. Книга 1 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич Страница 40

Я замолчал и взглянул ему в глаза. Он был спокоен.

— Мои люди будут всегда рядом после твоего выхода на связь в Польше. Всё дальше помнишь?

— Помню, Князь, — поразительно спокойно сказал Михаил.

— Ну и здорово. Храни тебя Бог!

Михаил и князья Глинские ушли из Лоева удачно. Все нерасторопные стражники на следующий день были мной наказаны устным выговором и денежным вычетом. Стражник клялся, что засовы камер были задвинуты. Конечно были… Я сам открыл один, когда проверял посты. А потом отвлекал часового проверкой устава.

Глава двенадцатая

В феврале появился Николай Петрович Фомин лично. Официально он сейчас на государевой службе не состоял, а занимался торговыми делами в Прусском Королевстве, возглавляя в Данциге негоциантскую контору «Фомин и сыновья». А по факту, оставаясь моим лучшим резидентом. Сыновей у него было трое, но все мал мала меньше. Но это его не смущало. «Вырастут, — говорил он любопытствующим, — что ж потом… название фирмы менять?»

Его приезд «легендировался» закупкой в Лоеве керамических труб большого размера для канализационных систем. И налаживанием прямых поставок сюда руд и минералов.

Мы сидели у меня в кабинете и пили, привезённый им французский коньяк, закусывая его греческими оливками.

— Как вы, Михал Фёдорович, могли знать, что коньяк надо оливками закусывать? Это, действительно, здорово… — говорил он обсасывая косточку.

— Слышал у кого-то… Ты не отвлекайся… Про путешественника…

— Да… Появился в Пруссии некий Николай Поппель с грамотой от самого Фридриха Третьего. Дескать: податель «сего» является послом Великой Римской Империи. Ни больше не меньше… Попутно предлагает товары от немецкого торгового дома: соль да вино рейнское, но утверждает, что был на приёме у английского короля Генриха Четвёртого, и имеет патент на продажу английской шерсти. Каково?

Я плеснул себе ещё «пять капель» в первый, изготовленный в Лоеве коньячный фужер, ещё толстоватый, но чистый на просвет. Пили, наливая каждый сам себе. Я так установил среди друзей и близких коллег. Так легче контролировать состояние, и не возникает желание перейти на «ты меня уважаешь?»

— Это, Николай Петрович, очень важная шишка… — Задумчиво сказал я.

— А мы думали…

— Это человек Папы Николая Пятого при короле Фридрихе. С Фридрихом они, можно сказать, дружны. Учился в Лейпцигском Университете. Активно участвовал в подавлении гуситов. Папа Николай уже сейчас бы пожаловал ему герб, но не хочет привлекать к этой персоне внимание. Поппель только с виду простоват. Умнейший человек с прекрасной памятью. Очень интересуется языковыми и национальными конфликтами. Якобы в миротворческих, а на самом деле в разведывательных, целях. Запоминает всё. Ему и записывать не надо. Поймать его на передаче разведданных не получится. Он спрашивал про меня?

— Конечно, Михал Фёдорович. В наглую ищет в Пруссии тех, кто бы поспособствовал вашей встрече.

— Видишь, как просто он высвечивает мои связи. Пытается высветить… — поправился я.

— Он и до короля прусского Людвига добрался с посольской грамотой. И тот даже принял его, но после первого вопроса про тебя, спустил на него своих псов.

Николай засмеялся, я тоже, представляя, как Поппель, пробуксовывая на скользком полированном камне, убегает от громадных догов.

— Живы ещё, пёсики?

— Живы… Мать их так… Людвиг продолжает потравливать народ собачками… Детские привычки не исправимы…

Помолчали. Выпили. Закусили.

— Встречаться с Поппелем будем в Минске. Ты сам его видел?

— Представлялись. На ярмарке в Данциге. Я сейчас думаю, что он специально на меня тогда «случайно» вышел. Он спрашивал у меня про тебя. Говорил, что собирается ехать в Москву к Царю Василию, но хотел бы, предварительно пообщаться с тобой.

— Ага… Нужен он Василь Василичу, как собаке пятая нога. Тот его сперва на кол посадит, а потом спрашивать: «как дела в германии», будет.

— А пошто ты здесь его принимать не желаш?

— Ты видел, что у меня тут уже построено, и что строится?

— Нет, особо не успел ещё.

— У нас тут, Николай, такой город мастеров получается… Я тебе секреты говорить не стану, вдруг под пытки попадёшь… Звиняй, брат.

— Понимаю, Князь. Без обид… Плитку твою керамическую оценил по достоинству. Подметено, на улицах снега нет, освещение масляное…

— Газовое, Николай… — сказал я усмехаясь, и показывая на одну из ламп, висящих на стене.

— И это не просто «газовая» лампа.

Я подошёл к лампе и покрутил вентиль. Лампа запылала ярко белым светом. В ней была установлена калильная сетка.

— Матка боска! Донер верер! — Удивлённо и восхищённо простонал он.

— А ты говоришь, сюда его пустить…

Я был на реке, смотрел, как работает наш новый «движетель» к водяному насосу и как закладывают пороховые заряды на лёд, когда прискакал вестовой и доложил:

— На «минской» заставе трубили призыв подмоги, Великий Князь.

— Стреляли?

— Нет.

Я сел на его лошадь и поскакал к заставе. Стоял конец февраля. Но было тепло, слякотно и грязно, благо, что керамическая плитка теперь покрывала, и набережную, и подходы к городку, и сам городок. Я представил сейчас грязный московский люд, и заулыбался.

Однако дорога была… обычная, и я поехал медленнее.

На заставе, кроме караула, находился и начальник военный комендатуры города со своим комендантским взводом. По ту сторону кордона, за шлагбаумом, стояла облепленная грязью карета и десяток сопровождающих её всадников.

— Разрешите доложить? — Спросил, увидев меня, комендант.

— Докладывайте.

— Неизвестные напали на городской пограничный пост, пытались обезоружить, но получив отпор отошли. У нападавших есть раненые.

— У нас?

— Никак нет, Великий Князь!

— Молодцы! Всех поощрить. Узнали кто такие?

В это время вылезший из, явно иностранного производства, кареты «пассажир» крикнул по-русски:

— Я посол короля Фридриха Третьего! Вы не смеете меня здесь задерживать… Я еду к Русскому Царю Василию Васильевичу в Москву.

— У него подорожная есть? — Спросил я тихо.

— Есть… До Москвы. — Комендант протянул мне свиток.

— А сюда как заехал?

— Говорит, все дороги ведут в Москву…

— Понятно…

Я обошёл шлагбаум и подошёл к «пассажиру» кареты.

— Вы, если не ошибаюсь в прочтении вашего имени, Никола Поппель?

— Так, — гордо и с вызовом произнёс он, и добавил. — Я посол…

— Я слышал. То есть, вы хотите сказать, что по этой дороге едете в Москву?

— Так! Да!

— А какой это город, знаете?

— Так! Да! Крепость Лоев.

— То есть, вы знаете, что эта дорога ведёт в Киев и Чернигов?

— Так… Знаю. Это ничего. Я — путешественник, мне интересно увидеть разные города. Я — писать книгу. — С некоторым акцентом, проговорил он.

— Отлично, значит вы четко понимаете свои действия. Помощь вашим раненым нужна?

— Нет спасибо, там царапины.

Я вернулся к коменданту, и сказал.

— Сопроводите «путешественника» за Киевский кордон транзитом, без заезда в город.

Шлагбаум поднялся, и карета, дёрнувшись, тронулась и покатилась по дороге. Проезжавший мимо меня в карете Поппель с благодарностью мне поклонился.

— Ну-ну, — подумал я. — Какое же тебя ждёт разочарование.

Мы с комендантом ехали рядом, заговорщицки переглядываясь. Доехав до развилки, возница кареты попытался направить её на лево в город, но конвойный стрелец хлестанул её кнутом, и она рванулась на право, проезжая развилку.

Из кареты выглянул Поппель и прокричал:

— Нам нужно в город! Кушать… ням-ням… бистро!

Конвойные с обеих сторон стали хлестать упряжку, и она, рванув, понеслась по дороге к переправе. Комендантский взводный уже предупредил привратников, и карета с сопровождающими проскочила шлюзовой мост, и выскочила за «киевский кордон», как пробка из бутылки шампанского. Ворота кордона сразу затворились. На той стороне ещё долго кричал и бранился «путешественник», но мы его уже не слушали.