Диана Удовиченко - Клинок инквизиции Страница 41

– Вервольф… – в ужасе отступили его товарищи. – Сейчас обратится…

– Чего смотрите? – рыкнул офицер. – Бейте оборотня!

Он выхватил меч, вогнал в шею несчастного. Немного подумал, глядя на агонизирующее тело, потом размахнулся, в два удара отрубил голову:

– Для верности… А вы чего встали? Выносите дверь!

Стражники, напуганные колдовством, нехотя повиновались. Офицер отправился было им на подмогу, но не смог сделать ни шагу. Руки и ноги отказывались слушаться. Изумленно выпучив глаза, он безуспешно пытался двинуться с места. Вместо этого упал на спину и забился в припадке. Из горла рвался дикий волчий вой.

– Проклятие на него перекинулось! – перепугались стражники.

Никто не решился расправиться с новым оборотнем.

– Надо инквизиторов звать, – решил один и, не договорив, разразился воем.

Еще двое упали рядом, заходясь в судорогах, рыча и подвывая. Остальные в ужасе разбежались, по дороге рухнули еще пятеро. Когда, наконец, взрывы затихли и ядовитый дым рассеялся, к дому Барнхельма прибыли отряды ближних во главе со Шпренгером.

– Одержимость, – сказал инквизитор, понаблюдав корчи стражников. – Пошлите за братом Генрихом, одному мне не справиться.

Пришел Инститорис, недовольный тем, что его оторвали от допроса молоденькой ведьмы, подозреваемой в оборотничестве. Монахи отчитывали бесноватых, ближние связывали их, чтобы переправить в ратушную тюрьму.

Когда, наконец, удалось пробраться в дом, внутри обнаружился опутанный веревками фон Барнхельм. Рядом лежали три связанные женщины – воспитанница хозяина, его престарелая тетушка и служанка.

– Они забрали все! – рыдал барон. – Все золото, серебро, украшения покойной жены… Я нищий, нищий…

– Радуйся, что остался жив, – мрачно сказал Волдо, перерезая веревки. – Сдается мне, тут порезвились те же разбойники, что в последние дни грабят богатых горожан. Эх, если б не вервольф, болтаться бы им на виселице…

В это время к стражникам возле ратуши подошел согнутый старик в потертом грязном плаще – сегодня на площади вообще было особенно много нищих. Лица старика не видно было из-под низко надвинутого капюшона.

– Скажите, добрые господа, как бы мне увидеть брата Якова? – прошамкал он.

– Нет его сейчас, ступай прочь, – лениво ответил толстый страж.

– Но у меня донос для него… – настаивал нищий.

– Пошел вон. – Стражник протянул руку, чтобы отшвырнуть назойливого побирушку.

Старик резко распрямился, в руке блеснула сталь – стражник упал с перерезанным горлом. Второй, не сразу поняв, что произошло, потянул из ножен меч, но не успел – нищий вогнал ему нож прямо в глаз. Сдернув с пояса охранника ключи, старик отпер ворота ратуши. Свистнул громко – побирушки на площади отшвыривали кружки с подаянием, откидывали драные плащи, под которыми прятали оружие.

Вскоре два десятка мечников ворвались в ратушу. На входе им перегородил дорогу отряд стражи, завязалась драка. Захватчиков было больше, и боевыми умениями они явно превосходили противника. Не отягощенные доспехом, сражались азартно и скоро потеснили стражу в глубь длинного коридора. Каменный пол покрылся кровью, нападавшие шагали по трупам, загоняя охрану все дальше.

Вслед за мечниками в ратушу вошли еще трое, беспрепятственно зашагали по никем не охраняемой лестнице.

– Это на втором этаже, – сказал Сенкевич. – Быстрее, пока ближние не прибежали.

Дверь в хранилище была тяжелой, дубовой, с коваными железными засовами, на которых висели огромные замки. Сенкевич попытался справиться с помощью отмычки, но отступил: на замки была наложена мощная защита.

– Клаус, разберешься?

– Могу, но это слишком долго, чтоб я сдох.

– Тогда действуй, Аарон.

Мальчишка достал из мешка свертки взрывчатки, с ловкостью профессионального минера приладил их к замкам, уложил под дверь, поджег фитиль:

– Бежим!

– Надеюсь, хранилище в клочья не разнесет? – спросил Сенкевич, когда они втроем укрылись за поворотом коридора.

Подвижная физиономия Аарона выразила сомнение:

– Вроде бы не должно. Кажется, я правильно рассчитал массу…

За углом грохнуло, по коридору поплыл вонючий дым. Переждав с минуту, Сенкевич натянул маску и побежал к хранилищу. Обошлось, на этот раз алхимик сработал четко: взрыв только покорежил дверь и сорвал замки с петель.

В маленькой темной комнате стояли два больших шкафа и заваленный свитками стол. С замками на шкафах удалось справиться без спецэффектов: Сенкевич просто сбил их фомкой, заказанной у кузнеца специально для этого случая.

– Богато, чтоб я сдох, – восхищенно присвистнул Клаус, осматривая полки, до отказа забитые фолиантами и свитками.

Как тут сориентироваться и где искать нужное? По словам подкупленных стражников, доступ в хранилище был закрыт для всех, кроме Шпренгера с Инститорисом. Сенкевич наугад вынимал тяжелые тома, раскрывал посередине, просматривал страницу-другую, отбрасывал прочь. На его счастье, книги были расставлены по определенной системе: на самой верхней полке расположились труды демонологов и экзорцистов, ею занялся Клаус. С восторженным шепотом:

– Не сожгли святоши, себе оставили, чтоб они сдохли, – альбинос засовывал тома в мешок.

Аарон рылся во втором шкафу:

– Гроссмейстер, здесь столько трудов по алхимии! Есть даже трактат Гермеса Трисмегиста…

– Берите не больше трех книг каждый, – предупредил Сенкевич. – Нам еще из города убираться.

Вторая полка сверху содержала книги о колдовстве, малефиции и нежити, ее Сенкевич сразу оставил в покое. С третьей ему повезло: здесь лежали свитки – хроники, летописи. Бегло просмотрев некоторые из них, Сенкевич вытащил из мешка монашескую рясу, быстро наполнил мешок свитками.

– Все, переодевайтесь, уходим. Только рожи на воротах не светите!

По его прикидкам, в ратуше они провели не больше получаса. Внизу уже ждали наемники, на которых красовались доспехи стражников.

– Со всеми расправились, герр Гроссмейстер, – доложил старший.

Сенкевич кивнул:

– Вижу. Строиться!

Наемники окружили троих в монашеском одеянии, изображая охрану. Все двинулись к городским воротам.

Створки были заперты, стражники выстроились перед воротами, выставив вперед мечи.

– Кто идет? – жестко спросил высокий широкоплечий капитан.

– Слыхали, какая заваруха была в ратуше? – проговорил один из наемников. – Колдуны напали. Еле отбились. Вот, теперь по приказу брата Якова сопровождаем братьев в монастырь, чтобы по дороге чего не случилось.

– Мир тебе, – глухо добавил из-под капюшона Сенкевич.

Капитан с подозрением всмотрелся в Дитриха, главаря наемников:

– Что-то хари мне ваши незнакомы… А ну, ребята…

Он не успел договорить: наемник сделал неуловимый, словно змеиный, бросок, и капитан упал с перерезанным горлом. В отличие от стражников, наемники в приказах не нуждались – кинулись на солдат. Вскоре охрана была перебита.

– Быстрее, – поторапливал Сенкевич.

Он сорвал с пояса капитана кольцо с ключами, отпер ворота.

Отряд выбрался из города, побежал по дороге и вскоре свернул в жидкий лесок.

– Ну наконец-то! – воскликнул пожилой горожанин, державший под уздцы двух коней. – Я уж бояться начал…

Рядом еще несколько оседланных лошадей выщипывали сухие травинки.

Сенкевич быстро скинул монашеский плащ, Клаус с Аароном последовали его примеру. Трое наемников освободились от доспеха и переоделись монахами.

– Пошли, парни! – Дитрих махнул рукой.

Наемники вскочили на коней и понеслись по дороге, прочь от Равенсбурга. Сенкевич проводил их взглядом:

– Что ж, и нам пора.

Увесистый мешочек перекочевал из его руки в ладонь горожанина. Тот поклонился и побрел обратно к воротам.

– Не выдаст, чтоб он сдох? – прищурился Клаус.

– Это свой, – успокоил Сенкевич. – Вчера клятву принес. Лошадиный лекарь и крупный мастер наводить порчу на животных. Ну, и нам пора…

Они побрели через лес, к вечеру вышли к южной стороне города. Здесь, под стеной, заранее был устроен подкоп, заваленный сухой травой. Лаз вел к пустырю, заросшему кустарником. Тут стояла неимоверная вонь: место служило помойкой для жителей Равенсбурга. Дождавшись темноты, Сенкевич кивнул Аарону. Мальчишка ловко ввинтился в подкоп, вскоре с обратной стороны донесся его приглушенный голос:

– Все чисто.

Клаус полез вторым, Сенкевич – последним. Отряхнув землю с одежды, все трое неспешно зашагали к ближайшей улочке, на которой стояли кривобокие бедняцкие лачуги.

Сенкевич толкнул дверь одного из домиков, за окном которого теплился огонек свечи.

– Красивый! Вернулся! – на шею ему бросилась Роза.

Черные глаза наполнились слезами. Смеясь и плача, девушка обнимала его, как будто они не виделись по меньшей мере год. Аарон с таким же пылом бросился к колбе, в которой сидела его ящерка: