Конторщица-2 (СИ) - Фонд А. Страница 41

В толпе я заметила довольное лицо Лактюшкиной. И эта на ходу переобулась.

Занятно.

Щука еще немного покричала, повоспитывала меня, но, видя, что от меня реакции не дождешься, ушла на свое рабочее место. Народ потихоньку начал рассасываться.

Я хотела забрать свои вещи и печатную машинку из кабинета № 21, но он был опять опечатан. Засада.

По дороге в копировальный я заглянула к Зое, может, одолжу у нее печатную машинку на время, у нее старая хоть кое-как, но работает.

Как ни странно, даже Зоя от меня недовольно отмахнулась и тщательно изобразила крайне занятый вид.

Ну, ладно.

Я шла в копировальный, размышляя, что делать, народу там всегда было полно, и спокойно сесть напечатать новый текст для синих папок у меня не будет ни времени, ни возможности.

В коридоре я столкнулась с Васькой Егоровым.

— Горшкова, — он пристально посмотрел на меня серьёзным взглядом, — я всегда к тебе хорошо относился, ты знаешь. Поэтому скажу тебе одну вещь. Напоследок.

— Что? — не поняла я.

— Ты очень разозлила Мунтяну. И он скоро вернется из Москвы, — продолжил Егоров, — на твоем месте я бы сейчас бросил всё и срочно уехал на Крайний Север или в Киргизскую ССР.

— Почему?

— Там он тебя не сразу найдет, и ты вполне можешь дожить до пенсии…

С этими словами он развернулся и, насвистывая, зашагал по коридору. А я осталась стоять, в непонятках.

Копировальный так только назывался. На самом деле это был огромный зал, где было всё, что угодно. Постоянно там находились человек тридцать сотрудников. И все эти люди печатали на машинках, стучали, роняли папки с бумагами, доставали с верхних полок стеллажей какие-то ящики, хлопали дверями, смеялись, разговаривали, ругались, — в общем, шум стоял такой, что почти ничего не было слышно.

Мне отвели небольшой столик почти у самого прохода. И куча народу все время слонялась туда-сюда перед глазами. Печатную машинку всё же выдали. Далеко не новую, пару кнопок там западали, в общем, всё стало сложнее.

Щука, как и обещала, переложила на меня огромную кучу дел. В основном, надо было печатать, сверять и переделывать кипы бумаг. Она регулярно заглядывала с демонстративной проверкой — контролировала мое присутствие на рабочем месте.

И началось у меня веселенькое времечко.

А тут еще Репетун с Максимовой приперлись и с кривоватыми улыбочками заявили, что вести переписку с читателями сейчас у них нет времени. И оставили у меня полмешка нераспечатанных писем.

Чёрт! Все в кучу!

Я как раз подклеивала разваливающуюся древнюю папку из архива, как в копировальный заглянула Зоя и кивком поманила меня на выход. Я вышла за ней. Зоя стояла у окна в боковом коридоре и мяла в руках листочек.

— Ты чего хотела? — спросила она меня неприветливо.

— Просто поговорить, — пожала плечами я.

— Говори, — кивнула Зоя, — только быстро, я на минуту еле вышла, Швабра меня пасет.

— Что случилось? — напряглась я.

— Из-за тебя всё, — сердито хмыкнула Зоя. — она же знает, что мы с тобой подружки, вот и отыгрывается теперь на мне по полной.

— Зоя, что за ерунда происходит? — нахмурилась я. — Все от меня шарахаются, вон даже Репетун с Максимовой отморозились.

— А что ты хотела! — вскинулась Зоя. — ты слишком быстро пошла вверх. Иван Аркадьевич тебе во всем оказывал протекцию. И все это видели. Теперь его нет. Вот и результат. Сама всё видишь же.

В общем, когда Зоя ушла, я крепко задумалась.

Что ж, сама виновата. Нужно поскорее возвращать Ивана Аркадьевича или менять работу.

С таким подходом спокойно жить мне не дадут. Да и зарплата у меня теперь будет, как раньше, копеечная.

Еле-еле я досидела до долгожданного гудка и рванула в газету, к Ивану Тимофеевичу. Сосед был хмур и малоразговорчив:

— Лидия Степановна, — сказал он каким-то слишком уж официальным голосом.

Я внутренне напряглась, но не подала виду.

— Вы помните, у нас был разговор о жалобе на вашу колонку от читателя?

Я кивнула.

— Так вот, проверка начинается послезавтра, — вздохнул он, — от Быкова прислали список вопросов. И мне он не нравится.

Иван Тимофеевич сделал паузу и посмотрел на меня, мол, прониклась ли я.

Я прониклась.

— И самое непонятное для меня, — упавшим голосом продолжил сосед, — мне не удалось найти с ним компромисс. Даже через звонок от серьезных людей. Он настроен крайне решительно и, чего уж там темнить — предвзято. Так что готовьтесь.

Мда, значит, опиюс решил отыграться за демоническую Олечку.

После разговора с Иваном Тимофеевичем я заскочила на Ворошилова: нужно было сменить на завтра костюм, проветрить квартиру и решить, что делать с папками (перепечатывать тексты прилюдно, в копировальном, было невозможно).

В квартире оказалась Римма Марковна. Глаза ее были заплаканы.

— Лида, — всхлипнула она, — а я тебя жду.

— Что случилось? — руки мои похолодели. Сегодняшний нехороший день так просто закончиться не мог.

— Там твоя свекровь решила забрать Свету! — выпалила она и расплакалась.

А вот теперь точно всё!

Глава 27

Я пристроилась за круглым столом Риммы Марковны и вставила листы в пишущую машинку. Деревянная спинка скрипучего стула по-инквизиторски злобно врезалась в позвоночник. Было жуть как некомфортно, но что поделать, мое любимое ортопедическое кресло и удобный компьютерный столик еще не изобрели. Придется пока так.

Я раскрыла синюю папку, ту, что сверху. Под номером 34. Тонкая пачка слегка пожелтевших листов, всё аккуратно подшито. Я пристально вчиталась в строки. Мда, теперь ясно, почему за этими папками идет такая борьба: это оказались протоколы заседания актива депо «Монорельс». Все протоколы написаны очень подробно: кто что сказал, какой вопрос задал, и кто что на это ответил. Так вот, товарищ N, да-да, именно тот товарищ N, который сейчас крайне обласкан в ЦК КПСС и считается перспективным кадром, задавал здесь много интересненьких вопросов. И давал уж очень любопытные комментарии. Прямо очень-очень любопытные как для этого времени с данной идеологией.

Я хмыкнула.

Да за эту информацию его даже не в Воркуту сошлют, а как минимум на Меркурий! Причем исключительно на ретроградный! Наговорил дядя лет на пятнадцать — точно (если не больше). А старательная секретарша все тщательно задокументировала. Умничка.

Я разулыбалась.

Ну, это же просто счастье какое, а не информация! Вот правду говорят — любой порядочный попаданец должен найти клад. Вот даже я нашла. И не просто клад, а КЛАД!

Та-а-ак, дальше у нас что?

Я углубилась в чтение. В коммуналке царила тишина. Ну, относительная тишина. Ведь как известно, абсолютной тишины в коммуналках не бывает: за тонкой стенкой трубно, с пересвистами, храпел поддатый Петров, из кухни доносился стеклянный звон падающих капель (три мужика живут, а протекающий кран починить некому!), из комнаты Грубякиных долетали обрывки тихой ссоры (они всегда в это время ссорились шепотом, чтобы детей не разбудить, но потом увлекались и переходили на громкую ругань), за окном слышался грохот от проезжающих по дороге машин.

Я заново пролистала первый протокол. Так, вот здесь фразу: «…считают, чтополитика Партии зашла в тупик. Воспользовавшись служебным положением, гнусно попирая коммунистическую идеологию, товарищи N, N, N, N и N в своей профессиональной стратегии цинично взяли курс на дискредитацию советского государства и проникновение во власть любой ценой…» (Ого! «Манифест» Мунтяну отдыхает!), — так вот, эту фразу я выброшу.

Дальше…

Так. А вот фразу: «… безнравственная спекуляция на патриотических чувствах граждан — лишь первый шаг для удовлетворения амбиций товарищей N, N, N, N и N…» — пожалуй, заменю на фразу: «…продолжающийся подъем промышленности привел к росту материального и культурного положения рабочих, что, по мнению товарищей N, N, N, N и N привело к улучшению материального положения народа…».