Баллада об Угнетателе - Юрий Ра Страница 41

Для него такой тренировочный снаряд стал в новинку, как и для Доркина. Здесь воздушники прокачивают мощь и скорость воздушных кулаков, чтоб уронить, дезориентировать противника. Я же заставлял его сжимать поток воздуха в узкую струю и бить прицельно в лицо. Когда такое его копьё однажды развалило тыкву в куски, он уверился, что я не ерундой заставляю его страдать. И то правда — даже по прикрытому маской лицу засади такой воздушной струёй, и противник ослепнет на минуту, если не дольше. Удары по глазам всегда весьма болезненны. А потом я на пальцах объяснил, что удар сбоку под щит очень неожиданно раскрывает щитовика и делает его податливым в плане протыкания клинком. Короче, голова хорошее подспорье не только мастеровому, но и бойцу.

Доркин, более опытный вояка и вообще битый жизнью мужчина не стал дожидаться моих прямых подсказок, он сам понял, что в его случае узкий факел огня вообще имба. Хорошо, когда можно подпалить целую группу соперников, но прожечь одного на дистанции, с которой тебя не может достать ни один маг — это тоже дорогого стоит. Так что оба нацелились на дальнобойность в ущерб зрелищности.

Совещание в ставке не самого главного командующего, а всего лишь командующего экспедиционным корпусом, то есть меня, шло в конструктивном ключе. Я давно уже заметил, что мне вообще нравится придумывать себе всякие звания и должности из прошлой жизни в соответствии с моими нынешними обязанностями. Так что я и первый секретарь обкома партии, и военком, и командующий, и генеральный конструктор оборонного завода. А еще министр среднего машиностроения, хотя пока не планирую разрабатывать ядерное оружие. Так о чём я? Про совещание в штабе. Сначала народ, вернее аристократы, командующие баталиями и их помощники пытались вызнать у меня план летней компании. Потом начали возмущаться: это я не верю кому-то конкретному из них или оказываю недоверие всему обществу. Пришлось успокаивать взрослых дядек, что конкретная задача не поставлена, Якоб Третий доверяет моему военному гению и даёт мне всю полноту принятия решений.

— А если вы решите вообще ничего не предпринимать? Вы и тогда будет в своём праве?

— Дорогой барон, если я сочту, что для победы его величества короля Мерсалии мне нужно неподвижно стоять у границы, я так и сделаю. И ни одной скотине не дам шага сделать в сторону противника.

— Вообще-то в этом есть резон! — Бросился на мою защиту Седерик — теоретически вполне может сложиться такая ситуация, когда надо нависать над своим участком боевых действий, создавать угрозу, сдерживать большие силы от участия в компании. И не наступать. Я вам доверяю, Жорж.

— Дык кто ж не доверяет нашему командующему! Как скомандует, так и сделаем. Вот только не хочется стоять и «угрожающе нависать».

— Да! Дела хочется, и так всю зиму простояли!

— А вы хотели повоевать зимой?

— Никак нет, ваше сиятельство! Просто говорю — надоело сидеть!

— Ага, а то я решил, что вам нравится через бездорожье пешком с припасами на плечах, там, где волки гадить боятся, где лошади не пойдут… А потом с наскоку в тыл врагу! По уши в грязи вперед к победе!

— А можно как-нибудь так, чтобы не надо с припасами на плечах?

— Серьёзно, граф, что будем делать?

— Ладно, скажу, раз вы такие торопыги. Я вспомнил, за что Присты получили приставку к титулу. Будем крушить замки.

— Да ладно! Мы? Здорово! Все подряд?

— Все подряд. Потом сбежим, вернемся, и продолжим. Я хочу, чтоб весь Западный Имант вздрагивал во сне. А в это время его величество будет отбивать левобережье. Теперь вы знаете наш план. Принимается такой план летней компании?

— Да!!!

— Ну тогда считаем его утвержденным и принятым к исполнению.

— Граф, за что люблю совещания под вашим руководством, так это за конкретику и чёткость. Никаких тебе словоблудий и рассусоливаний. Предложил, утвердил, начали исполнять. А мелкие детали обсудим по ходу дела.

Мне на самом деле не очень хотелось, вернее даже крайне не хотелось рассказывать про некоторые моменты того безобразия, которое я планировал устроить с помощью своих баталий. И прежде всего категорически не хотел обозначать точку перехода границы. Народ здесь честный, предателей среди благородных нет, я уверен. Но при этом люди наивны как дети, если судить по меркам моего родного мира. То расскажут, что собираются пойти войной, то позовут биться с указанием времени и даты сражения. А то еще и будут ждать, чтобы противник подтянул повыше штаны — неудобно бить неготового врага. Так что нет — не скажу некоторых деталей, пусть сами догадаются.

А пока в рамках боевого слаживания и генеральной репетиции войны я объявил учения по преодолению водной преграды. Да, холодно, да, противно. А куда деваться, коли я хочу перейти бодрым маршем Кошу и ударить не в лоб ждущим меня войскам Иманта, а сбоку. А для этого войску нужны тренировки и обучение, чтоб реку переходили легко и быстро, без небоевых потерь и утраты военного имущества.

«И вот нашли большую реку, есть разгуляться где узбеку, построили понтон» Если бы я писал поэму или балладу о нашем походе, непременно бы украл у Пушкина пару строк. Или про это Лермонтов писал? Моя гениальная идея с моментальным наведением понтонной переправы должна воплотиться в жизнь. Полтора десятка лодок примерно схожих размеров и высоты борта подкатили к берегу на телегах, шустро спустили их на воду, тут же побросали доски для укладки настила. В строгом соответствии с планом все лодки связали вплотную борт к борту у самого берега, где течение практически не чувствуется. Самую нижнюю по течению лодку, то есть первую по ходу, привязали к вбитому в берег бревну, на последнюю запрыгнули бойцы с веревкой, кувалдой и кольями. Те колья будут вбиты в противоположный берег. Осталось теперь оттолкнуть последнюю лодку, чтоб течение потащило всю связку и развернуло её поперек реки. А там уж парни должны не зевать — спрыгивать на мелководье, вколачивать кол и закреплять второй конец понтонного моста за правый берег. Правый, если ориентироваться по течению реки, как делают все военные и прочие умные люди.

Когда я подробно объяснил свой план командирам и непосредственным исполнителям, они сначала офигели от моего гения, потом засомневались, почему никто до такого не додумался раньше, а потом вскипели энтузиазмом. Что тут могло не сработать, в гениальной простоте? Без вариантов. И сейчас все могли убедиться собственными глазами, стоя на левом берегу речки. Могли, но не убедились. Дурацкая речка вместо того, чтоб аккуратно развернуть сборный понтон, согнула его в дугу, а потом хвост этой дуги проплыл мимо противоположного берега по быстрине. В результате мы имели всё ту же связку лодок у нашего берега, но уже чуть ниже по течению. Жопа, выражаясь по латыни.

— Не сработало, включаем план «Б».

— Ваше сиятельство имеет такой план?

— Да. Мне нужен камень потяжелее, но чтоб в одиночку можно было поднять. Пусть поищут.

— Будет сделано! — Команда отдана, бойцы разбежались. Всё-таки не Россия-матушка, тут с камнями попроще.

— Какая ширина реки у нас здесь?

— Шагов тридцать.

— Готовьте канат в сотню шагов.

— Такой длинный где найдём?

— Голову включайте. Вяжите из кусков. Самолёт будем делать.

Я в это время выбирал пару лодок, мне нужна была одна побольше с рулём и одна поменьше. Поменьше — их тут полно, да и нужную мне большую лодку выбрать было нетрудно, нашлась с рулём и гнездом под мачту в средней банке. Самолёт — древняя русская система паромной переправы. Вот уж воистину гениальный механизм. Большую лодку или плот с рулём крепят к длинному канату, на другой конец которого вяжут тяжелый якорь. Потом этот якорь на маленькой лодке вывозят на середину реки и бросают. Готово! Главное- чтоб канат был раза в три-четыре длиннее ширины реки, а якорь крепко держал паром. Отталкиваю паром, выставляю руль круто в сторону твоего берега, течение само снесёт лодку к противоположному берегу. Выгрузил пассажиров, оттолкнулся, руль в противоположную сторону — паром плывёт обратно. Чем сильнее течение, тем быстрее плывёт твой транспорт. Катайся хоть весь день туда-сюда без устали.

Я не стал рассказывать людям всю концепцию, просто тыкал пальцем и раздавал указания. Бойцы и командиры со скепсисом выполняли и ждали разъяснений.