Диверсант из рода Нетшиных - Андрей Валерьевич Смирнов Страница 41

— Мне рассказывали, что девушек твоего жреческого сословия учат лекарскому и акушерскому делу, а также всяким иным премудростям, — Мейсенский не спрашивал, а утверждал. — И потому мне нужно все твое умение, чтобы ты посмотрела нашу гостью, — он повернулся к Вайве, одновременно правой рукой разворачивая к ней же лицом вайделотку, — поговорила бы с ней, а потом поведала мне, действительно ли находится она в тягости.

При последних словах своего тюремщика — а как иначе можно было именовать роль коменданта Кенигсбергского замка в этой истории? — Вайва вздрогнула, затуманившиеся было привычно в чужом человеческом присутствии глаза вдруг ярко вспыхнули изумрудным огнем. «Я в тягости? — ошалелая мысль бился внутри головы, словно пойманная на лугу в силки куропатка. — Ну конечно же, я в тягости! Я не могла не оказаться в тягости после того, что случилось у нас после свадьбы с Федором!».

И комтур, и вайделотка, и все находившиеся в комнате заметили резкую перемену в поведении молодой женщины. На щеках Вайвы вдруг заиграл привычный легкий румянец, высокая и уже начинающая тяжелеть грудь вздымалась во взволнованном чуть неровном дыхании, осанка выправилась — вайделотка понятливо потупила взгляд и шагнула в сторону пленницы. Но на полдороге обернула и искательно заглянула в лицо Альбрехту:

— Надеюсь, господин комтур понимает, что при нашем дальнейшем разговоре с... — «Вайвой!» — громко, даже излишне громко брякнула заторопившаяся с подсказкой Магда. — Да, Вайвой. Так вот при моем осмотре и дальнейшем нашем разговоре посторонние мужчины, за исключением разве что законного мужа, присутствовать не могут? Всем вам, — обернулась она к толпившимся ближе к двери слугам, — придется выйти.

— Хорошо, мы так и сделаем, — Мейсенский не стал спорить с очевидным и приказал присутствовавшим. — Все вон из комнаты! — и пока засуетившиеся челядинцы стали протискиваться в неширокий дверной проем, кивнул вайделотке на ожидавшую под окном Магду. — А вот она непременно останется. И проследит, чтобы не было в разговорах меж вами ничего лишнего. Сколько времени потребно тебе на все необходимое, жрица?

— Обычно это занимает около часа, — ответствовала та.

— Хорошо. Через час с четвертью я вернусь. И хочу слышать твое слово. Молись своим богам, чтобы было оно правдивым и вполне определенным.

Комтур повернулся и в полтора шага достиг освободившейся от слуг двери, вышел, притворил тяжелое дубовое полотно, подозвал:

— Зигфрид! Останешься здесь на страже до моего возвращения.

Внутри же комнаты Бируте уселась рядом с Вайвой на лежанку и взяла в свои ее разгорячившиеся после слов тюремщика руки. Долгим пристальным взглядом — жемайтка глаз не отвела — прошлась по всему облику осматриваемой, затем на несколько секунд словно бы ушла в себя, потом резко встряхнула обрезанными выше плеч каштаново-рыжеватыми кудрями, по-доброму улыбнулась и заговорила:

— Так значит, ты — Вайва? А меня зовут Бируте. Вот и познакомились, вот и славно, — и вдруг резко обернулась к Магде и тон ее стал властным, было видно, что привыкла она в прошлой жизни своей повелевать и приказывать, как минимум, слугам: — А ты отойди подальше к двери, нечего на самом деле тебе слушать, о чем мы здесь шептаться будем.

Минута в минуту, ровно через час с четвертью Альбрехт миновал промаявшегося у двери Зигфрида, толкнул от себя створку, чуть не прижав к стене запищавшую от испуга Магду, и оглядел комнату. Увиденное ему понравилось не очень, но комтур сам затеял этот чертов осмотр, потому на отдельные шероховатости — вроде той, что жрица и пленница сидели лицом друг к другу, пальцы их рук крепко переплелись, — решил особого внимания не обращать. Важен был результат, из которого предстояло решать, как вести себя дальше с Вайвой, и в каких условиях ее дальше держать.

«Как бы не пришлось отправлять ее из замка в Магдебург, вослед братьям Вальтеру и Гельмуту», — подумал Мейсенский и произнес уже вслух: — Ну что, Бируте, готова ли ты огласить мне итог своих наблюдений? Что ты можешь сказать о состоянии нашей гостьи, Вайвой именуемой?

Вайделотка подняла на комтура мечтательный взгляд вечной девушки, лишенной навсегда счастливого материнского удела:

— Так я скажу тебе, сиятельный господин, и пусть все боги вместе и богиня Пра-урима, как мать многих из них и мать всей земли сразу отдельно, свидетельствуют, что отвечаю я искренне — состояние твоей гостьи плохое, но не безнадежное. Ей надо больше гулять, двигаться и лучше питаться. Хорошо бы ее посмотрел также и твой лекарь, надеюсь, в замке таковой присутствует. Потому что могла я какие-то мелочи