Жандарм 5 - Никита Васильевич Семин Страница 41

— Н-нет! — дал петуха управляющий. — Что вы говорите⁈ Я верный подданный императора!

— Тогда почему требуете разогнать стачку? Почему даже не пытаетесь выслушать ваших подчиненных? Донести их требования до владельца мануфактуры? А если тот отказывается их выполнить, то не отстаиваете права рабочих? Ведь для каждого добропорядочного подданного Российской империи, слово императора это закон!

— Я… я… — заблеял мужчина.

Так и хотелось в этот момент добавить «головка от» хмм… детородного органа. Но сдержался.

— Мне нужен тот, кто сможет говорить от вашего лица, — обратился я к толпе. Видя, как те замешкались и с опаской смотрят друг на друга, решил внести коррективы. А то боятся они один на один с жандармом да еще дворянином оставаться. — Можно трое, но не больше. Разговаривать сразу с вами всеми просто неудобно.

Подождав немного и не увидев «представителей», я понял, что людям нужно время. Обсудить между собой мое предложение и выбрать того самого кандидата для «переговоров». Или троих.

— Жду ваших представителей завтра у себя в кабинете, — и я назвал адрес. — А пока найдите среди вас грамотного, который напишет основные ваши требования, и подайте их господину Гусенко. За его личной подписью! — грозно посмотрел я на мужчину. — В двух экземплярах! — добавил я. — Один чтобы был у вас, второй — у него. И чтобы никаких беспорядков! — пригрозил я напоследок, после чего двинулся к уряднику.

— Проследите, чтобы народ не провоцировали, — тихо сказал я полицейскому. — Особенно за Гусенко. А то он своими словами может тут бучу кровавую устроить. Накрутит народ, а сам будто не при делах. Поясните ему, что если он так поступит, то лишится не только своей должности, но и свободы.

— Сделаем, ваше благородие, — подкрутил тот усы.

— Городовые пускай дальше свои обязанности выполняют. Оставьте десяток на всякий случай, остальных отпустите. Покажите рабочим, что никто не собирается их разгонять, — добавил я. — Если приедет владелец мануфактуры или кто иной и будет требовать разогнать стачку — отсылайте их ко мне.

Раздав последние указания, я заметил бодро строчащего что-то в тетради на коленке журналиста. Так, этого оставлять без присмотра тоже нельзя. А то мало ли что настрочит там.

— За мной, — скомандовал я Селезневу.

— Но… — растерялся парень.

— Пока не покажешь мне, что ты там настрочил, никакой статьи не будет. Или хочешь создать проблемы Эдуарду Вениаминовичу и себе?

— Нет, — обреченно вздохнул журналист и закрыл блокнот.

После чего стал собирать свою фотокамеру. В этот момент ко мне подошел Гнедин, стоявший все время в стороне и с интересом наблюдавший за происходящим.

— Не думал, что разборки между рабочими и администрацией заводов входит в круг наших обязанностей, — хмыкнул он.

— Тогда вы плохо выполняете свою работу, — тут же отозвался я, вызвав удивление и недовольство у поручика. — Рабочие — это «резерв» революционеров. Чем хуже они живут, тем больше у тех людей для вербовки и поднятия бунтов. Революционеры-то входят в круг наших обязанностей? — с ухмылкой посмотрел я на Гнедина.

Тот мрачно кивнул, признав мою правоту.

В этот же день поговорил с другими подчиненными, когда те вернулись после проверки адресов. Узнал, есть ли у кого-то агенты в этой мануфактуре и что они в целом могут сказать о ней. Снова выделился Артюхов. У меня стало складываться ощущение, что у него есть люди везде. Коротко рассказал об условиях работы «ткачей», как он их обозвал, и что настроения для стачки там зрели давно. Я попросил его подготовить мне список других мест, где есть подобное положение вещей, чтобы не реагировать на них «постфактум». А то ведь также мирно может и не обойтись. Или я не успею к самому началу.

Ну а на следующее утро ко мне все-таки прибыли трое представителей ткацкой мануфактуры.

Глава 16

— Григорий Мстиславович, к вам посетители, — заглянул в мой кабинет Борис.

— Кто? — оторвался я от изучения бухгалтерии, которую все еще разбирал с поручиком Гнединым.

— Какие-то рабочие. Говорят — вы их звали.

— Пусть зайдут, — махнул я рукой, вспомнив про вчерашнюю стачку.

Бочком-бочком мимо Лукьянова протиснулось три мужика. Двое помоложе, да ростом мне не уступают. Тридцать-сорок лет примерно. Третий слегка горбился и на вид — пятый десяток разменял. Борода с сединой, щурится подслеповато, да еще и снятую шапку в руках мнет, словно в чем-то виноват.

— Присаживайтесь, — указал я им на стул. — Борис, принеси еще два стула! — крикнул я подпоручику, заметив, что двое более молодых рабочих остались на ногах.

Вскоре посетители уселись и молча уставились в ожидании на меня.

— Раз пришли, значит, готовы рассказать, что у вас вчера случилось. Так?

— Все так, ваше благородие, — болванчиком закивал старый рабочий.

Молчаливыми кивками с настороженностью глядя на меня его поддержали и двое сопровождающих. Похоже они тут «для мебели» или в качестве силовой и моральной поддержки. Посмотрим.

— Бумагу составили? С вашими требованиями?

— Да, сей час, ваше благородие, — он довольно интересно сказал это «сейчас» — с расстановкой, как два слова.

Суетливо заерзав на стуле, старик полез за пазуху и вскоре вытащил сложенный вчетверо лист бумаги. После чего протянул мне и поджал губы в ожидании.

Развернув листок, я стал его читать. Уж не знаю, кого они подрядили писарем, но почерк был дрянной. Приходилось прилагать усилия, чтобы разобрать написанные закорючки, так еще и знаков препинания почти не было. Про пробелы вообще молчу — «автор» записи словно и не знал, что это такое. Но все же я смог прочитать текст.

Основные требования рабочих сводились к следующим пунктам:

— увеличить зарплату на полста копеек каждому работнику,

— снизить цены в заводской лавке,

— снизить трудовой день хотя бы до двенадцати часов.

Тут я малость ох… удивился и специально уточнил у мужиков — а по сколько часов они сейчас работают. Оказалось, от пятнадцати до восемнадцати. Не удивительно, что у владельца мануфактуры стачку организовали.

Да и про лавку