Вираж бытия (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич Страница 42

«Занятно…» – подумал он, улыбнувшись своим мыслям.

И тут его взгляд выхватил лицо смутно знакомого мужчины.

Михаил Васильевич остановился.

Пригляделся.

Это был Булгаков. Тот, который Михаил Афанасьевич. Создатель романа «Мастер и Маргарита» так в свое время понравившегося Фрунзе. Понятно, в 1926 году до него было еще очень далеко. Однако писатель вот он. Нервный. Взъерошенный. Напряженный. Сидит на лавочке и напряженно что-то обсуждает с миловидной женщиной, у которой был очень уставший взгляд. Почти что-то замученный.

Нарком подошел.

– Вы позволите? – указал он на свободное место на лавочке.

Булгаков побледнел.

Михаил Васильевич был при орденах. Обоих. Красного знамени. И троица вооруженных мужчин за его спиной выглядела неприятно. Впрочем, Михаила Афанасьевича отпустило меньше чем через минуту. Он узнал наркома. Слухи же о том, что тот увлекается художественной литературой, ходили по всей Москве уже не первый месяц. Наверное, один из немногих высших руководителей Союза.

Он выдохнул и чуть нервным голосом произнес:

– Конечно-конечно, садитесь Михаил Васильевич.

– Я вас не сильно отвлек?

– Ну что вы? Мы просто коротали время за легкой беседой. – соврал Булгаков. А женщина вымученно улыбнулась.

– Прочитал я намедни ваш роман. «Белую гвардию». Понятно поначалу только первые главы из журнала «Россия». Заинтересовался. Связался с Лежневым, который Исайя Григорьевич. Поговорил. И выкупил рукопись, что вы ему передавали. Этот замечательный человек использовал ее листы для того, чтобы наклеивать на них вырезки из газет со своими статьями. Каково?

– Мерзавец… – тихо прошипел Булгаков.

– Но ничего. Главное я прочитал. Потом снова с Лежневым поговорил. И, если вам угодно, считаю нашу встречу чистой воды проведением.

– Вот как? Отчего же?

– Вы, Михаил Афанасьевич этим романом ставите себя под удар самым немилосердным образом. Ведь он по своей сути получился антисоветским. К еще не приходило ОГПУ? Если не приходило, то непременно явится.

– Намедни были. – мрачно заметил Михаил Афанасьевич, выдав причину своего дурного настроения и нервозности, как, впрочем, и дамы, оказавшейся его супругой.

– Вчера?

– Да.

– Не удивлен. Вы большой талант. Но вы сильно рискуете. И я бы вам советовал доработать текст. Причесать кое-что. А потом дописать продолжение. Вы ведь написали, по сути, автобиографический роман. Ну же, не смущайтесь. Что в том плохого? Вот и добавьте еще немного текста о том, как Алексей Васильевич Турбин перешел на сторону Советской власти. Он ведь перешел впоследствии, не так ли? – спросил Фрунзе и твердым, немигающим взглядом уставился на Булгакова.

Тот нервно сглотнул и кивнул.

– Да, перешел, конечно.

– Вот и славно. Вы это не дописали. Из-за чего роман вышел антисоветским по своей сути. У вас ведь молодцы кто? Петлюровцы-националисты. А это – не правильно. Вот и допишите концовку. И про сознательный переход на сторону Советской власти. И про то, что Петлюра – это плохо. Допишите. В предыдущих главах несколько все причешите. И приходите ко мне. Если все выйдет ладно, то я помогу вам издать роман. Более того – даже покажу кому надо на верху и поясню.

– Это было бы замечательно!

– Но, Михаил Афанасьевич, прошу вас относится к своей работе впредь намного ответственное. Вы, я думаю, слышали утверждение, что смех продлевает жизнь?

– Конечно.

– Это неполная версия афоризма, которая бытует в усеченной форме. Тому, кто смеется – продлевает, тому, кто шутит – укорачивает. Поэтому я бы вам не советовал играть с юмором на остросоциальные темы. Во всяком случае, опираясь на историческую фактуру. Вы ведь не хотите сталкиваться в последствии с серьезными людьми, лишенными чувства юмора?

– Но как же иначе? Писатель должен быть правдив настолько, насколько можно. А я постарался в романе не лгать и описать все как есть.

– Вы же умный человек. – улыбнулся Фрунзе. – Придумайте что-нибудь. В конце концов вы можете, ну, допустим писать сказки для взрослых, не раздражая революционные чувства. В нашей жизни не все так просто, особенно сейчас, когда знаменитая притча про бревно и соломинку остра как никогда.

– Сказки для взрослых? Это как?

Михаил Васильевич на несколько секунд задумался. И, что-то для себя решив, начал рассказывать Булгакову историю «Властелина колец». Само собой, не в лоб, а несколько искаженно.

Саурон пытался построить интернациональное светлое будущее. В котором всем рады из числа тех, кто его принимал. А его основной силой и ядром выступали смелые, честный и отважные орки простых нравов. Во многом перекликающихся с первобытными обычаями славян, германцев и кельтов. В чем ему постоянно мешали эльфы, выступавшие прекраснейшим сосредоточением зла и порока. Прямо в рамках концепции Гюго.

– Может быть вы слышали об идеях эссенциальной красоты Фомы Аквинского?

– Как не слышать? – улыбнулся Булгаков.

– Вот таковы и эти эльфы. Внешне прекрасны. Практически идеальны. С безупречными манерами. Но это лишь фасад, за которым скрывается насквозь гнилое нутро…

Ну и так далее.

Из-за чего у него получался этакий «Властелин колец» наоборот.

Фрунзе относился к тем людям, которые видели неприкрытые аллюзии остро-политического толка в знаменитом произведении Толкина. Так, например, в образах Мордора он отмечал сходство с Союзом, а в Изингарде видел Третий Рейх. Ну и так далее. Поэтому он подумал – а почему бы не упредить? Почему бы не ударить первым по идеологии противника? Понятное дело, писателю он этого не говорил. Ему он просто рассказывал красивую историю о красоте и лицемерии, об суровости и справедливости, ну и так далее. Впихнув в нее немало инородных моментов из иных «франшиз». Культуру тех же орков он «слизал» почти полностью из кинофильма «Варкарфт», про темных эльфов не забыл и так далее. Нарисовав в плане «сборки» какую-то невероятную химеру, типичную для начала XXI века, давно ушедшую от чистых изначальных идей фэнтези.

– Ох… – только и выдохнул Булгаков, всем своим видом задавая молчаливый вопрос – а что, так можно было?

– Выдуманные миры, города и прочие местности уже избитый прием. Как и выдуманные народы. Что, впрочем, не исключает реализма и честности в описании. Просто вся эта критика будет выступать не так остро. Не так болезненно. Вы понимаете?

– Конечно-конечно!

После чего нарком оставил Булгакову свой телефон и адрес. Дабы тот, как закончит доработку «Белой гвардии», связался с ним…

Время прогулки истекло.

И Михаил Васильевич, распрощавшись с писателем и его супругой, отправился к кортежу. Требовалось ехать в наркомат. Дела не ждали. А там уже должны были уже сидеть Федоров со компанией, которых он специально вызвал. Мариновать их в гостинице больше смысла не было…

Насколько ему удалось узнать – договориться о закупке оснастки на хоть какой-то подходящий патрон не удалось. Пока. Однако никаких прогнозов по этому вопросу не имелось. Фрунзе, конечно, опираясь на свои знания из будущего мог предположить, что в 1929–1931 годах можно будет купить если не все, то почти все.

Но не сейчас.

Пока не время.

А ждать столько лет – не вариант. Потому что война не за горами. Пусть и небольшая. Тут и конфликт на КВЖД в 1929 году, и военная угроза 1927 года, то есть, вероятная война с Польшей. Да и вызовы в Средней Азии никуда не девались, равно как и на Дальнем Востоке. Ведь там, по сути, в 1926 году еще не угасла Гражданская война – орудовали банды самого разного толка, координируемые из Харбина. При поддержке националистов Китая, Англии и Японии. Особенно Англии. Куда уж без нее?

Так что нужно было запускать свое производство. И чем быстрее, тем лучше. В связи с чем требовалось решить несколько фундаментальных вопросов.

Первым делом требовалась оснастка.

В Союзе 1926 года в относительно доступном количестве имелась она только для патронов Нагана и трехлинейки. Для десятков иных систем – либо в крайне ограниченном количестве, либо при том еще и изношенная.