Звенья одной цепи - Юрий Артемьев Страница 42

После этого самым распространённым было сравнение действий американских солдат во Вьетнаме с действиями карательных частей СС во время второй мировой войны на территории СССР. Стариков сбрасывали в глубокие рвы и закалывали штыками, беременным женщинам вспарывали животы, а тех, кто пытался выбраться, швыряли обратно на кучи мертвых тел.

Этому чернокожему ветерану войны во Вьетнаме некуда было деться от меня в этом самолёте, и я продолжал своё общение с ним.

— And how many narrow-eyed monkeys have you personally killed? (англ. И сколько узкоглазых мартышек ты лично убил?)

По выражению глаз моего соседа я понял, что переборщил. Как сказал медведь Балу в советском мультике про Маугли: «Меня чуть было не разорвали на сотню маленьких медвежат.»

Пора уже погасить этот конфликт, пока он ещё не начался…

— OK. Relax! I have nothing against you personally. I just don’t understand why you fought there, in Vietnam? After all, in America you and people like you are treated as second-class citizens. But you shed blood for this country… (англ. Ладно. Расслабься! Я не имею ничего против тебя лично. Просто мне не понятно за что ты воевал там, во Вьетнаме? Ведь в Америке к тебе и таким как ты относятся, как к людям второго сорта. А ты ведь проливал кровь за эту страну…)

А вот тут, как мне показалось, я сильнее задел его за живое. Ведь наверняка он думал, что вернувшись в Штаты, он будет героем, а его тут мордой об забор… И он стал со мной говорить более откровенно, чем раньше. От его мнимой толерантности не осталось и следа.

— Да. Ты прав, парень. Мы называли их узкоглазыми обезьянами, коротышками и недомерками… Придумывали им другие презрительные клички… Офицеры этому только способствовали, чтобы вьетконговцы для нас не были людьми. И они добились своего. Мы никогда не относились к ним, как к людям. Они были для нас чем-то абстрактным, тварями, которые хотели убить нас, и мы просто убивали их первыми. Это касалось всех, от малолеток до стариков. Вот что сделал с нами Вьетнам.

Видно было, что ему тяжело говорить. Но, тяжело вздохнув, он продолжил.

— А эти fucking джунгли стали для нас настоящим проклятием. У этих fucking вьетконговцев не было столько снаряжения и вооружения, как у нас. Но они успешно компенсировали это своей fucking смекалкой и fucking трудолюбием… Сука… Они выкопали fucking подземные города в несколько уровней. А в джунглях нас поджидали бамбуковые fucking ловушки и фугасы с нашим же fucking порохом внутри. Эти «вьетнамские сувениры» унесли больше жизней американских солдат, чем артиллерийские обстрелы. Наступишь ногой в ямку, и оставишь там свою fucking ногу… А граната из fucking бамбука пронзает тело тысячей грязных бамбуковых щепок… Я видел, как раненые такой fucking гранотой люди сгнивали заживо…

Ну, вот… Ветерана понесло… Они дескать плохие, а мы бедные несчастные американские солдатики пострадали ни за что, всего лишь в десяти тысячах миль от дома.

«Well, why the hell did you get there, you fucking Yankees? (англ. Ну а хуле вы туда попёрлись, грёбанные янки?)» — Именно так мне хотелось спросить у него, но я сдержался. Как изменить направление разговора я прекрасно знал. Стоит в разговоре с любым темнокожим перевести разговор на тему расовой несправедливости, и он тут же подхватит эту тему, забыв обо всех остальных.

— А ты чего сюда пересел-то?

— Да там… Другая старуха…

(Он снова корректно сказал «старая леди», но я его понял.)

— Она сказала, что от меня воняет…

— Ты меня извини, конечно… но от тебя реально… пахнет.

— Я вспотел… Я опаздывал на этот рейс… Автобус ушёл раньше. Денег на такси не было. Я бежал… Пять миль…

«Вот ты олень… Теперь понятно, что за запах. Парень пробежал в одежде и с вещами почти восемь километров… Как тут не пахнуть потом…»

— И что?

— Старая леди возмущалась… А тут к ней присоединилась твоя соседка… И я согласился поменяться. А ты спал, и тебе было всё равно.

— Мне и сейчас всё равно. Оттуда… — я указал рукой на туалет. — Тоже пахнет. И что мне теперь… — я указал на закрытую дверь выхода из самолёта. — Туда выйти? У меня нет парашюта.

— А ты уже прыгал с парашютом? — оживился бывший десантник.

— Да. Один раз. — соврал я ему.

«Ну не говорить же, что я с друзьями периодически выезжал на подмосковный аэродром, чтобы в выходные попрыгать с парашютом.»

— Страшно было?

— А я и не понял… Даже испугаться не успел. Пинок под зад, шум ветра в ушах, хлопок над головой… И вот я уже снова на земле… Кайф!

— Да. Во время первого прыжка инструктор всегда даёт пинка под зад. Традиция такая…

— Меня зовут Декстер. — я протянул ладонь для рукопожатия.

— А меня Митчел… — он пожал мне руку. — Митчел Л. Браун.

— А что значит «Л»?

— Линкольн. Но я обычно говорю просто Митчел Браун.

— Ну а меня, если полностью говорить, зовут Декстер Морган Мурман.

— Ты откуда, Декстер?

— Я немного англичанин. Но в Британии был всего лишь один раз с отцом на каникулах. Родился на Кипре. Отец у меня военный…

— Я слышал, что там сейчас война.

— Да. Турки с греками воюют. Английские войска не вмешиваются пока…

— И не надо. Это я понял там, во Вьетнаме. Америка кучу денег потеряла вписавшись в разборку южных вьетнамцев против северных. Сколько наших парней там погибло… А сколько искалеченными домой вернулось… Только потом, год назад подписали позорный мир с fucking Вьетконгом. И получается, что мы проиграли войну. Как, сука, мы, американцы, могли проиграть войну, если не проиграли ни одного сражения?…

«Опять наступили