Болотник. Книга 3 - Андрей Алексеевич Панченко Страница 43

— Всё хорошо милая! Всё нормально, я тебя люблю.

— Мне сказали, что тебя посадят за убийство. Они в доме обыск проводили — плачет жена — всё там переломали! Мне так страшно было!

— Я видел, не переживай, сделаем лучше, чем было. Всё у нас теперь хорошо будет. Я не виновен, уже разобрались и меня отпустили.

— Я не могу так жить Кирюша! Когда ты выходишь из дома, я не знаю, увижу ли я тебя ещё раз! Вернёшься ли ты живым и невредимым?! Это не выносимо! Что происходит?! Почему с тобой всё время что-то случается?! Объясни мне! — первый раз вижу свою Алёнку в ярости. Слезы из глаз пропали, и она стала удивительно похожа на свою мать.

— Да, наверное, настала пора объяснится. Ты должна знать…

Глава 16

— Держи и читай — я достал из кармана своё служебное удостоверение и протянул жене.

— Что это?

— Читай, а потом я всё тебе объясню.

Алёна взяла в руки красную книжку и раскрыла, по мере чтения её глаза увеличивались в размере, а от былой ярости не осталось и следа.

— Ты офицер разведки?! Тут написано, что ты работаешь в Главном разведывательном управлении Министерства обороны!

— Да. Я работаю в ГРУ. Об это никто не должен знать! Запомни, никто! И тебе то я не должен был этого говорить, но чего уж теперь… Ты мне самый близкий человек на этой земле, и врать я тебе не хочу. Всё что со мной происходило, это результат моей работы, и её последствия. Больше я тебе ничего рассказывать не буду, надеюсь ты меня поймешь и примешь таким как есть. Я тебя сильно люблю, но так уж сложилось, что работа моя не завершена и мне возможно ещё ни раз придётся уходить в тайгу, чтобы её доделать. Это опасно. Даже более того, это опасно и для тебя тоже. Сейчас мы с тобой поговорим, а когда вернуться твои родители, ты сделаешь вид, что не хочешь меня видеть и выгонишь к чертовой матери! Ругай меня, обзывай, ори, но только выгони, так, чтобы пол посёлка видело! Ты побудешь пока тут, за свою работу не переживай, я всё устрою. Живи спокойно, роди мне здорового ребёнка, а через несколько месяцев, когда я доделаю то, что начал, ты вернёшься домой. Если ты меня просишь и захочешь это сделать конечно.

— Боже мой, Кирюша! Прости меня! Я тебя люблю! — снова слёзы — но это же опасно! Все эти шрамы у тебя на теле, это же всё оттуда?! Не уходи! Если с тобой что-то случится я не переживу!

— Если со мной что-то случится, то ты будешь растит нашего сына или дочь, и будешь сильной! Ты жена офицера! На всякий случай, я дам тебе телефон, звони по нему только в крайнем случае и только тогда, когда не будет другого выхода. Но не переживай, со мной будет всё хорошо. Я за себя постоять сумею, а если ты будешь здесь, то я буду работать спокойно, не переживая за твою безопасность.

— Кирюшинька! — завыла Алёна, вцепившись в меня своими маленькими руками. Сердце сжалось от тоски и жалости.

— Всё милая! Соберись! Кто-то идёт — я чмокнул жену в мокрое от слёз лицо и отошел подальше.

— Ненавижу тебя! — я вздрогнул, это она сейчас играет или всерьез? Если играет, то ей сразу «Оскара» надо давать, получается очень убедительно.

— Но милая…

— Я слышать ничего не хочу! Забирай своё черное корыто с этой блохастой тварью и уё…те! — нифига себе! Первый раз слышу, как она матерится, и на кого? На меня!

— Солнышко, ты всё не так поняла. Там уже разобрались…

— Слышать ничего не хочу! Ты что, с первого раза не понимаешь?! И видеть тебя тоже!

— Правильно доча! Так его! — в дверях стоит растрёпанная, но довольная тёща, а за её худой спиной маячит знакомый участковый с растерянным видом. Когда всё закончится, придётся мне с «мамой» серьёзно поговорит. Вот же мегера!

— Гражданин. Вам, наверное, лучше будет сейчас уйти — мямлит местный «шериф», испуганно поглядывая на меня — пока Алексей Григорьевич не вернулся…

— Всё! Разговор закончен! — кричит Алёнка, и добавляет шёпотом, так, чтобы слышал только я — Иди уже любимый, а то и вправду, отец вернётся.

— Ну хорошо. Я ухожу. Вернусь, когда ты немного успокоишься. — я делаю расстроенный вид и иду во двор. С моего пути, как тараканы от «дихлофоса» в разные стороны прыснули «мама» и участковый — но я тебя всё равно люблю!

— А я тебя ненавижу! Можешь не возвращаться! — несётся мне в след. Вроде и понимаю, что это всё не всерьез, но от таких гадких слов даже слезы на глаза наворачиваются. Ладно. Так надо для дела. Скоро веся Романовка будет знать, что жена меня выгнала из дома. Хоть и небольшой от этого плюс, но он есть.

Вызволив из сарая радостного Батона, я завёл свою «Победу» и выехал со двора. В окне мелькнуло зарёванное лицо Алёнки, моя жена провожала меня в обратный путь. Ничего любимая, мне бы только с Падлычем окончательно разобраться…

Вернувшись домой после обеда, я заехал в больницу к Лёхе, но меня не пустили врачи. Он пока в тяжёлом, но стабильном состоянии, посетителей к нему не пускают. Весь остаток дня и вечер, посвятил уборки дома и приусадебного участка. Ближе к восьми, как будто сговорились, в мой дом потянулись мои друзья, Мишка и молодые егеря и молча присоединились к уборке, а жена Савельича накрыла нам стол в беседке, выставив посреди закусок и разносолов двухлитровую бутылку самогона и тарелку свежеиспеченных блинов.

— Помяните Игорька мужики, сегодня как раз девятый день.

Точно! С этими переживаниями и заботами я забыл, что сегодня поминки у моего погибшего егеря! Боже, уже девять дней прошло, а как будто вчера случилось.

Поминки они и есть поминки. Ничего весёлого в них нет. Пьём не чокаясь, после очередных хороших слов в адрес покойного. Мы поминаем не только Игоря, который принял свою смерть в бою, но и других погибших в этот день, почти все как один, молодые пацаны.

— Слышали новости? — говорит Иваныч закуривая папиросу.

— Какие? — равнодушно спрашиваю я. Сегодня был тяжёлый день, и мне сейчас не до новостей, а Иваныч живо интересуется политикой и всегда в курсе последних событий.

— Сегодня 26 апреля 1976 года умер Министр обороны, Гречко…

Занавес. И чего мне теперь делать?

Утром собрался и пошёл на работу. К черту мрачные мысли,