История Ирэн. Отрицание (СИ) - Хайд Адель Страница 46

Ещё была куча дел, связанных со строительством храма. Ирине показали расчёты, и она ужаснулась. По сути, храмы здесь строили из природного белого камня. Камень возили издалека, и это было очень дорого.

И Ирине пришла в голову мысль, что надо «изобрести» бетон, а что? Не сложнее мыла. Глины и известняка было полно и на землях уезда, и в соседних уездах. Ирина уже выяснила. Нужно будет, конечно, привлечь Феррати (Прошу), чтобы сделал печь для глины и известняка для клинкера*, а мельницы здесь есть, ну во всяком случае знают, как их делать. А уж бетон, имея цемент вообще просто будет сделать. Конечно, он не будет такой как в современном мире, но попытаться то стоит.

(*при нагревании известняка и глины или других материалов сходного валового состава и достаточной активности до температуры +1450…+1480 С. происходит частичное плавление и образуются гранулы клинкера, из которого путём помола и получают портландцемент)

Ирина ещё в начале своей карьеры, после института прочитала статью как был придуман железобетон и её это настолько поразило, что она запомнила это на всю жизнь. И вот теперь, кто бы знал, то так будет, это знание ей пригодилось. История этого изобретения сродни таблицы химических элементов, приснившейся Менделееву.

Некий Жозеф Монье, садовник из Франции мучился тем, что деревянные кадки для растений разрушались из-за роста корней растений, и тогда изобретательный садовник Монье придумал использовать бетонные. Но вот беда и они разрушались из-за роста корней растений. Тогда для увеличения стойкости своих кадок Монье придумал использовать железные вкладыши. Это и стало первым официально признанным образцом железобетонной конструкции.

В общем планов было много, но пришлось после завтрака идти в кабинет к отцу, где Ирину дожидался граф Андрей.

Забела сидел за столом Леонида Александровича, когда Ирина вошла, сухо предложил:

– Присаживайтесь, Ирэн Леонидовна.

Ирина села и подумала, что не хватает ещё лампы, направленной ей в лицо, как в фильмах про допросы.

– Ну, что же граф, я тебе не несчастная Ирэн, ты таких как я ещё не встречал, – с полным на то основанием решила Ирина и буквально выпучила на графа глаза, не забыв пару раз «хлопнуть ресничками».

Граф от неожиданности смены образа женщины даже растерялся, но быстро взял себя в руки:

– Откуда у вас рецепты чернёного серебра?

Ирина, продолжая делать невинные глаза, рассказала историю про свитки.

– Где они? – жёстко спросил Забела

Ирина давно была готова к этому вопросу:

– Если вы, ваше сиятельство, интересуетесь свитками про чернение, то они пропали после нападения на лавку ювелира Павла Овчинникова. А если вас интересуют свитки из библиотеки в нашем доме, то пожалуйста, я их только начала разбирать, можете посмотреть сами.

Граф встал, вышел из стола и подошёл к Ирине близко, практически на грани приличий. Ирина была вынуждена неудобно задрать голову.

– Вот козёл, – мелькнула мысль

– А тоноскоп откуда?

Ирина рассказала историю про свою болезнь и про то, что это доктор Путеев рассказал ей про Le Cylindre, а уже трубочку они вместе с Тимохой придумали.

– Вы же не думаете, граф, что это приятно и пациенту и доктору, когда доктор вынужден прикладывать ухо непосредственно к груди или спине больного. Мне вот лично было неловко, – Ирина стал надоедать этот односторонний разговор.

– Ну ладно, – неохотно согласился Забела, – ну а эти ваши спички откуда?

Ирина поняла, что если Забела начнёт в таком тоне допрашивать отца, то либо отец всё расскажет, либо разнервничается и тогда Ирина не могла предсказать чем это закончится. Мысли были от дуэли до сердечного приступа. Поэтому Ирина решила не отрицать свою причастность к созданию спичек и всего остального. Это хорошо, что Забела ещё про булатную сталь не знает и про плуг, который лежит у Картузова и ждёт конца апреля, чтобы пройти первые испытания.

Но Ирине не хотелось оправдываться, в конце концов она не сделала ничего предосудительного с этим изобретением, кроме того, что баронесса Ирэн Виленская просто не могла знать такие вещи. И Ирина не стала отвечать, а возмущённо спросила:

– По какому праву вы так со мной разговариваете? Я что, преступница?

Как только Забела услышал вопрос Ирины, он дёрнулся, ноздри его затрепетали, он низко наклонился, почти касаясь носом макушки Ирина и прошипел:

– Не думай, что тебе удастся скрыть что-то от меня, если ты связалась с Броттой, то я узнаю об этом и ты пожалеешь

Ирина так удивилась, она ожидала чего угодно, но только не обвинения в шпионаже. Она устало спросила:

– За что вы так ненавидите меня, граф?

Граф отошёл от Ирины, но не стал снова садиться за стол, внимательно посмотрел на неё и сказал:

– Тому, кто уже предал однажды, веры нет. И, вы ошибаетесь, Ирэн Леонидовна, – снова перешёл на «вы» граф Андрей, – я не ненавижу вас, я вас презираю, а это совершенно разные вещи.

– Я могу идти, – Ирина решила, что не хочет больше разговаривать с этим неадекватом, – или у вас ещё есть вопросы?

Граф молчал, тяжело глядя на Ирину, тогда она тоже молча встала и ушла. Ещё ей очень хотелось хлопнуть дверью, но она сдержалась.

Забела не мог понять, что с ним творится. Зачем он нагрубил Ирэн. Да, ещё несколько дней назад он был уверен, что она предательница и достойна только презрения. Но, увидев, как к ней относятся домочадцы и другие люди, узнав, как она ведёт себя в критической, опасной ситуации, он просто не мог больше её презирать. Эта женщина вызывала сильные чувства, но точно не презрение.

И вот это его и угнетало, почему он думает о ней, даже ночью, стыдно вспомнить, в каком виде она ему приснилась. Ну не может же она ему нравится. Она, та, которая бросила его друга с сыном, прижила ребёнка вне брака от этого карьериста Балашова. Всё в нём противилось… чему? Притяжению, вот верное слово. Надо срочно уезжать, но за Ирэн надо бы приглядывать. Он ей не сказал, что на первом допросе Абруаза, тот обмолвился, что не только он хотел смерти Ирэн.

Значит есть ещё кто-то? Но кто?

***

Москов. Бал по случаю именин императрицы Марии Алексеевны

Вернёмся в на бал, где одуревший от «красот» леди Бейкер граф Балашов, практически не подходил к своей невесте, а Жозефина, радуясь, что вскружила голову белокурому красавчику, и не подозревала, что за ней смотрит Чарльз Уитворт, котрый несколько задержался и теперь с удивлением наблюдал, что барон Виленский танцует с девице Строгановой, а Жозефина, которая должна был не отходить от барона, кокетничает с племянником князя Ставровского.

– Вот же «течная сука» – подумал Уитворт, – совсем страх потеряла.

И в этот момент, леди Бейкер словно почувствовала, что кто-то на неё смотрит, начала вращать головой и наткнулась на взгляд Чарльзу Уитворта.

К горлу Жозефины сразу подкатила тошнота, тем более что она хорошо разглядела выражение лица своего нанимателя, но Уитворт ей кивнул, показывая, чтобы та вышла за ним из зала. И леди Бейкер нашла в себе силы улыбнуться и кокетливо сказать своему неожиданному кавалеру:

– Ах, граф, - Жозефина не стала назвать Балашова по имени, хотя после второго танца он и настаивал, – мне надо попудрить носик, а вам пойти к в своей невесте, а то получается неловко.

Балашов попытался напроситься в провожатые, но леди Бейкер ловко его уговорила этого не делать.

Жозефина вышла из зала, и почти сразу же увидела спину Уитворта, который свернул в одну из небольших ниш, специально подготовленных для тех, кто решил немного передохнуть и освежиться. Возле ниш стоял слуга, который показывал свободна ниша или нет. Как только слуга отвернулся, леди Бейкер тут же нырнула в нишу за лордом Уитвортом. И сразу же была больно схвачена за локоть:

– Вы что творите. Фри-и-да, – буквально прошипел лорд, – вам кого сказали соблазнять, какого чёрта от вас не отходит племянник князя Ставровского?

Жозефину от страха начало трясти, и она не смогла и вымолвить слова в своё оправдание, ощущая, что ещё немного и ей придётся менять нижние юбки, потому что теперь ей действительно требовалось «попудрить» носик, причём срочно.